Эта ночь должна была бы стать второй самой счастливой ночью в жизни Николаса.
Первая самая счастливая должна будет наступить завтра, когда, с благословения Церкви и Короны, он ляжет в одну постель со своей молодой женой. Тогда он, уже полностью в своем праве, будет выдергивать шпильки из волос Лауры, пока они не скроют ее лицо темным пушистым облаком. И получит все права развязать ленты верхней части ее ночной рубашки и легким движением снять гладкий атлас от ее нежных плеч. Все права уложить ее на мягкий матрац и накрыть ее мягкое и податливое тело своим твердым, горячим и изголодавшимся.
Он должен был бы сейчас спать, сберегая силы для брачной ночи, а не бродить по спальне, как животное по клетке. Не способствовала сну и вернувшаяся головная боль, вяло бултыхающаяся в его голове, словно песня, которую он когда-то слышал, но не смог толком вспомнить. Он потер лоб тыльной стороной ладони, испытывая сильное желание спуститься в гостиную и поискать графин с бренди.
Но приглушить свои чувства алкоголем означало бы приглушить и инстинкты. Это не было бы так ужасно, фыркнув, подумал он, если бы не означало, что он снова позволит себя дурачить и должен будет поверить, что его невеста вовсе не хранит какую-то опасную тайну, из-за которой краснеет, заикается и чуть ли не до потолка подпрыгивает каждый раз, когда он заходит в комнату.
Обхватив руками туалетный столик, он наклонился, чтобы как следует изучить в зеркале свое отражение. Он не мог винить Лауру, что она испугалась того, что он там увидел. Волосы растрепаны, челюсти стиснуты. Губы сжаты в прямую линию, разгладив ямочку на щеке. Он не выглядел, как мужчина, который всего через несколько часов собирается обменяться брачными обетами с женщиной, которую любит. Он выглядел, как мужчина, обдумывающий убийство.
Где-то в глубине дома раздался перезвон часов, отбивающих полночь, и каждый скорбный удар все сильнее приближал его к часу икс, когда он прошагает по коридору к спальне Лауры, пинком откроет дверь и потребует у ее красивых, но лживых губ рассказать ему всю правду.
Вне себя от расстройства, Николас ударил рукой по туалетному столику. Флакончик духов скатился с края столика, и упал на ковер, наполняя каждый его вздох апельсиновым ароматом. Его голову прострелила острая боль. Выругавшись, он дотащился до окна и распахнул его.
В спальню ворвался теплый ночной ветерок, и его дыхание оказалось тонким и соблазняющим, как аромат женской кожи. Прислонившись к оконной раме, Николас закрыл глаза и позволил нежному дуновению растрепать себе волосы, утишить головную боль и успокоить разгулявшиеся подозрения.
Когда же он вновь открыл глаза, то сразу заметил, как тоненькая, закутанная в плащ фигурка с развевающимися на ветру волосами быстро пересекает раскинувшуюся перед ним лужайку.
Николас оцепенел, кровь застыла у него в жилах. Он мог придумать только одну причину, по которой женщина может оставить уютную постель и в ночь перед свадьбой храбро устремиться в темноту. Сузив глаза, он стал наблюдать, как ее силуэт исчезает в сумраке леса, благодарный своему оцепенению за ослабление и головной боли, и сердечной.
Старые-престарые деревья вырисовывались в темноте, словно врата в прошлое. Их искривленные ветви качались на ветру, маня Николаса с грацией любовницы. Он остановился на краю леса, наблюдая, как его невеста исчезает в темноту, и понимал, что она не оставила ему другого выбора, кроме как следовать за ней.
Лунный свет серебрил ветви деревьев над его головой, но почти не проникал сквозь мшистые тени, покрывающие узкую лесную тропу. Чем глубже Николас заходил в лес, тем глубже становились тени, становясь все темнее и шире и словно готовясь поглотить его самого. Шуршание листьев на ветру прерывалось только жутковатыми воплями какого-то крошечного и беспомощного существа, только что встретившего свою гибель. И хотя эти звуки порождали в душе Николаса суеверный страх, его поступь оставалась быстрой и уверенной. Где-то в глубине души он знал, что ему нечего бояться.
Потому что этой ночью в лесу он сам был опасным хищником, рыщущим в поисках добычи.
Лаура никогда прежде не отваживалась идти в лес ночью.
Пробираясь через древесный лабиринт, она, к своему неудовольствию, обнаружила, что ее солнечное королевство преобразилось в обитель мрака. Она могла бы поклясться, что знает здесь каждый камешек и каждый мшистый овраг, но хаотичная паутина теней и лунного света делала даже самые знакомые места неизвестными и неприветливыми.
Лес больше не казался ей домом парящих фей и хихикающих эльфов, сейчас ему скорее подходили неповоротливые гоблины, вышедшие на охоту за непорочной невестой для своего короля.
Она прибавила шагу, решительно настроенная не позволить своим детским фантазиям одержать над ней верх. Лишенные солнечного ярко-синего неба вкупе с неприятным ощущением надвигающейся опасности, они во многом потеряли свое очарование.
Лаура трижды обошла вокруг кажущейся призраком березы, прежде чем поняла, что ходит по все сильнее сужающемуся кругу. Она прислонилась к стволу дерева, пытаясь отдышаться и восстановить душевное равновесие. Ее вылазка начинала походить на поручение "пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что". Но даже если она не найдет ни единой подсказки к личности Николаса, то, по крайней мере, она будет знать, что пыталась, когда завтра встанет рядом с Николасом перед алтарем.
Стряхивая с волос веточки, она быстрым шагом двинулась вперед, решительно настроенная добраться до древнейшего дуба, около которого тогда нашла Николаса. Она как раз перепрыгивала через ручей, когда у нее за спиной раздался чей-то визг, быстро затихший при помощи челюстей более сильного животного. Лаура оступилась, ее нога оказалась в ледяной воде. Она глянула через плечо, не в силах отвязаться от ощущения, что не менее голодное существо преследует и ее.
Слабый, но безошибочный хруст донесся до ее ушей из подлеска. Она рванулась с места, пригибаясь под нависающими ветками и уворачиваясь от переплетений корней, которые старались схватить ее за подол плаща своими костистыми пальцами. Она могла бы так бежать целую вечность, если бы не вылетела из темноты леса как раз туда, куда стремилась.
Старый дуб стоял, как часовой, на краю оврага, его толстые ветви обещали утомленному путнику хороший отдых. Лунный свет просвечивал сквозь листву точно так же, как просвечивал солнечный свет в день, когда она нашла Николаса, и окутывал все вокруг чарами, древнее, чем само время.
Лаура моргнула, подумав, что может быть только одно объяснение зрелищу, которое она увидела. Должно быть, она задремала у окна своей спальни, и ей просто приснился этот безумный побег в лес.