беззаботный щебет.
– Да, я это. А вы с «Поля Чудес»?
– Нет. С московского телеграфа. Меня Лариса зовут.
– Так это вы мне телеграмму прислали? – Михална растеклась в благодарной улыбке.
– Хорошо, что я вас нашла, – снова залепетала Лариса, – а то уже не знала, что и делать. Я новенькая, понимаете? Только к работе приступила. Еще не все знаю, а тут еще Толик отвлекает… Вот я и перепутала адреса.
Да и не мудрено! В вашем Краснодарском крае целых четырнадцать хуторов Веселых, и еще два поселка. А еще представляете, та женщина, ну, для которой телеграмма, вашей тезкой оказалась, почти полной. Вы – Зинаида Михайловна Орешкина, а она – Зинаида Михайловна Орешникова. Чудеса какие-то!
Но вы не переживайте. Я все исправила. Телеграмма уже по нужному адресу ушла. Так что все хорошо. Вам ехать никуда не нужно. До свидания.
Короткие гудки в трубке показались Михалне далекими и глухими. В горле внезапно пересохло. Голову охватил жар, в глазах потемнело, ноги подкосились. Михална рухнула без сознания и скатилась по ступенькам к ногам Лексеича и Верки.
* * *
Колька был владельцем единственной в хуторе машины и местным мастеровым с золотыми руками. Когда не пил. А пил только в получку, но три дня. Самогон брал у Митрохи, и, как все хуторские мужики, втирал жене про Чумака и чакры. Но Колькина жена Маруся сама была еще тем экстрасенсом. На исходе третьего дня так кодировала и Кольку, и Митроху, что те друг о друге забывали на целый месяц и до следующей получки не встречались даже случайно.
– Марусь, Кольку зови! Пущай «копейку» выгоняет. В район срочно надобно. – Запыхавшись, Лексеич ввалился в калитку.
– Не, дядь Вов, – крикнула Маруся из распахнутого окна кухни. – Получку выдали. Мертвый уже вон вторые сутки.
– Ох, ёк макарёк! – в сердцах крикнул Лексеич. – Что ж делать? Михална упала и, кажись, ногу сломала. Кричит не своим голосом. В больницу надобно, без промедления!
– Так Ваську фельдшера зовите!
– Нет его! На дискотеку уехал.
– В скорую звонили, в район?
– Звонили! Две машины на вызовах, а третья стоит сухая, без бензину. Вот и хотели на Колькиной везти. Другой-то на хуторе нету.
– Да и Колькиной нету, дядь Вов! Разве ж это машина? Развалюха с одной фарой, и заводится с толкача. А как едешь, так и боишься, что днище вывалится.
Ласточку свою Колька выменял в соседнем хуторе лет пять назад на приданое жены – пианино. Машина не завелась уже на следующий день. Днище оказалось насквозь прогнившим. Ко всему прочему, садясь на пассажирское сиденье, Маруся внезапно и со всеми вытекающими последствиями обнаружила своей пятой точкой осиное гнездо. С тех пор она кипела в отношении железного агрегата лютой ненавистью.
– Дядь Во-о-ов! – Из сарая вывалился Колька. Его штормило. Налицо было сорокавосьмичасовое пребывание в организме Митрохиной грушовки. Не сделав и пары шагов, Колька споткнулся, рухнул в кусты хрена и каким-то чудом тут же вынырнул прямо перед Лексеичем.
– О как! – Он выдохнул в лицо Лексеичу смесь грушовки, сала и лука и, не устояв на ногах, камнем повис на шее.
Слова Кольке давались тяжело. Еще тяжелее было глазам. Они то и дело разбегались в разные стороны, резкость не наводилась, веки замирали в положении «сон».
– Ща, ключи от машины возьму, и домчим Михалну с ветерком. Серенька! Неси папке ключи!
– Я тебе дам, Серенька! – Подбежавшая Маруся стегнула Кольку мухобойкой. Тот отцепился от Лексеича и тут же рухнул обратно в хрен. – Дядь Вов, ты не стой, – крикнула Маруся Лексеичу, – беги к Митрохе. На бричке тетю Зину довезете. До района недалеко. И передай ему, если завтра продаст Кольке свое пойло, спалю его подпольный цех вместе с аппаратом и бутылями!
Шлепки по голым Колькиным плечам раздавались до тех пор, пока Маруська не загнала мужа обратно в сарай. Лексеич со всех ног пустился к Митрохе.
* * *
– Как – жеребится? – остолбенел Лексеич.
– Обычно, – пожал плечами Митроха. – Да ты заходи, чего стоишь?
– Некогда мне, Митроха. Михална ногу сломала, надобно в район везти, а не на чем. Я на твою Белку надеялся, а тут такое.
– Чего тебе Белка? Беги к Кольке. Он на «копейке» враз домчит.
– У Кольки получка.
– Ох ты, мать честна! – Митроха почесал затылок. – Точно. Он вчера за грушовкой приходил. На три дня купил. Раньше понедельника в себя не придет.
* * *
– Ну чего? – крикнула Верка, как только Лексеич показался в дверях автостанции.
– Белка жеребится, Кольке получку выдали.
– Ой-ой-ой! – в голос запричитала она, перекрикивая даже стоны Михалны.
– Митроха предложил мою тачку к Люськиному велосипеду привязать да на ней Михалну везти. Дело дурное. Я не сдюжу, да и Михална в тачке не удержится. Может, Люську в район послать? Пусть Ваську найдет да и привезет.
– Да кто ж молодую бабу на ночь глядя на велосипеде по трассе погонит? – обозлилась Верка. – А Ваську этого до утра теперь не найдешь. У кого он там после танцев завис?
– Тогда сам поеду! – от отчаяния сжав кулаки, прокричал Лексеич.
Знакомый рев, визг и хлопки, растревожившие всех местных собак, раздались неожиданно. Лексеич и Верка переглянулись и кинулись к двери. Михална на секунду перестала охать.
Из-за поворота, скрипя подвеской и прыгая на каждой кочке, со скоростью километров двадцать в час выехала Колькина «копейка». Освещая себе дорогу одинокой фарой, танцующая машина медленно подползла к автостанции и остановилась у входа. За рулем сидел Колькин пятнадцатилетний сын – Серенька.
– Мамке ни слова, – предупредил водитель.
* * *
Не проползли они и двух километров, как их остановил, говоря словами Митрохи, блуждающий пункт ДПС. Младший лейтенант Федорчук выпрыгнул из кустов в свет единственного на дороге фонаря и этим напугал всех, кто ехал в «копейке».
Серенька со страху перепутал педали и надавил вместо тормоза на газ. Мотор закудахтал, но скорость не увеличилась. Машина подскочила на очередной кочке, заглохла, прокатилась метров сорок и остановилась.
– Куда это мы крадемся ночкой темной?
В окно машины со стороны водительского места просунулась огромная голова. Не скрывающий радости от такой удачи, сотрудник ДПС представился и, потирая ладони, приступил к делу.
– Документики на неопознанный летающий объект имеются?
Серенька трясущейся рукой отдал отцовские права и уже попрощался с жизнью, но тут в дело вступила тяжелая артиллерия в лице Лексеича.
– Так, Серень, сиди не двигайся. Михална, причитай посильнее, а лучше кричи, будто тебя режут.
Он вышел из машины и кинулся к Федорчуку.
– Наконец-то, сынок! Мне в районе сказали, выезжайте. Сопровождение навстречу будет.
