Секс утром. Сонный, липкий, уютный. Как секс в палатке. Или в спальном мешке. Он быстрее, тише и немного порочнее секса ночью. Незамысловатое, дающее удовлетворение любовное соитие.
Суббота, шесть часов утра. Кэллум Тайдимен лежит на своей половине кровати, испытывая эрекцию, глядя на кремовые занавески тещи и размышляя об утреннем сексе. Он думает о том, что всего несколько месяцев назад мог просто повернуться и привлечь Грейс к себе, если только она уже не опередила его. Теперь это представляется ему столь же диким и неуместным, как ухватить за грудь незнакомку в автобусе. В подростковом возрасте Кэллум, бывало, пугал себя, воображая, что случится, если он вдруг сойдет с ума и запустит руку в вырез платья какой-нибудь женщины, как изменится выражение ее лица и как он превратится из неуклюжего парнишки с гигантской виолончелью в психа. Если однажды совершишь нечто подобное, то назад пути уже не будет. Ты переступишь черту. Это было то же самое, что представить, как бросаешься со скалы, – страшно заманчиво, потому что «это сделать очень легко, так сделай же это». Тебя останавливает лишь самообладание. А что, если на миг потерять его?
Кэллум чувствует прикосновение к икре ступни Грейс, и, кажется, пряди ее волос касаются его затылка. Он лежит не шевелясь.
Неуместно будить жену для секса, если знаешь, что в два часа ночи она просыпалась, чтобы покормить твоего сына. Он ведь не какой-нибудь эгоистичный подонок. Правда, Грейс никогда так не называла Кэллума, но зато называли другие женщины из его прошлого, и надо быть бдительным, потому что это может случиться без всякого предупреждения, когда ты не готов, – они вдруг приходят в ярость, кричат, что ты задел их чувства, проявил нечуткость.
Иногда, когда они утром занимались сексом, Грейс притворялась спящей. Голова ее моталась из стороны в сторону, порой она даже всхрапывала, а потом вдруг приоткрывала один зеленый глаз и томно ему подмигивала: «С добрым утром». После она, бывало, потягивалась с роскошной несдержанностью, зевая во весь рот. Зевки Грейс всегда оканчивались странным повизгивающим звуком, что-то вроде «йип!». Обычно она просыпается с чувством, с толком, потягиваясь и постанывая, а Кэллум, который переходит из состояния сна в состояние бодрствования моментально (за исключением случаев, когда он пил накануне красное вино), как завороженный наблюдает за этим представлением.
«Что за сложная процедура? – изумляется он. – Такое ощущение, что ты каждое утро выходишь из комы».
«Да, и ты только что занимался сексом с девушкой в коме, жалкий извращенец», – не открывая глаз, говорит она.
Кэллум очень любит сына, но ему по-настоящему не хватает секса с женой.
У них (была?) такая замечательная сексуальная жизнь. В этом все дело. Заниматься сексом с Грейс было совсем несложно. Иногда это было забавно, иногда восхитительно, иногда обыкновенно, но неизменно приносило удовлетворение. Всех женщин, с которыми встречался Кэллум до Грейс, секс обязательно рано или поздно начинал утомлять. Эта гримаска раздражения у Луизы, означавшая «больше не надо!». Он все еще помнит, какое унижение испытывал, когда, осторожно прикасаясь к ее плечу, слышал этот нетерпеливый выдох. Однажды Кэллум сказал: «Забудь об этом! Не нужно мне от тебя, черт возьми, никаких одолжений». И, господи Исусе, что тут началось: обида, слезы, звонки подругам! Он не проявлял никакой чуткости, не заботился о ее желаниях и потребностях – словом, был эгоистичным подонком.
Может быть, дело в Луизе или же причиной всему комплекс неполноценности, который в свое время сложился у Кэллума, худого, прыщавого подростка, играющего на виолончели и занимающегося по субботам бальными танцами, но есть у него один небольшой бзик. Кэллум втайне подозревает, что большинство женщин расценивают секс как скучную, но неизбежную обязанность. Его не забавляет анекдот о жене, которая во время занятий любовью смотрит в потолок и прикидывает, не пора ли его побелить. Он не смеется, когда пары из ситкома разыгрывают шаблонные сценки, касающиеся секса. Он не поддерживает за ужином шутливые разговоры на эту тему. Грейс тоже никогда не поддерживает подобных разговоров. Иногда он взглянет на нее через стол, и у нее дрогнут веки, как будто она подмигивает. Это одна из самых пикантных черт его жены. Потому что подмигивания Грейс такие неожиданные. Вам словно бы подмигивает Снежная королева.
Когда Кэллум познакомился с Грейс, он только-только пришел в себя после очень болезненного разрыва. После Луизы он встречался с Полиной. Они были вместе целых два года. И вот в одно прекрасное воскресенье, за ланчем – в тот день они ели сэндвичи с ветчиной, сыром и помидорами, – Полина спокойно сообщила ему, что уезжает работать в ЮАР, но не приглашает его с собой, потому что с Кэллумом она, видите ли, «не может быть собой», а ей нужно «вновь обрести себя».
Кэллум до сих пор помнит, как сэндвич комом застрял у него в горле. «Что за ерунда, каким образом я мешаю тебе быть собой?» – спросил он тогда. А Полина в ответ взглянула на любовника с презрением, как бы говоря, что не собирается попадаться на его хитрые трюки. Кэллуму хотелось закричать: «Мать твою, да ты никак совсем сдурела?» Это было так унизительно. Он всерьез считал, что они счастливы вместе, что они с Полиной поженятся и у них будут дети. Прошло много месяцев, прежде чем он перестал просыпаться по утрам без тошнотворного чувства одиночества и отчаяния. Но он с этим справился, разумеется, справился. Кэллум решил – на полном серьезе, – что навсегда останется холостяком. Будет заботливым дядюшкой для многочисленных племянников и племянниц. В конце концов, в его жизни есть музыка. Есть работа. Есть путешествия. В мире столько всего интересного. А что касается женщин, то он больше никогда даже не пригласит ни одну из них на свидание. Видимо, кому что дано. Вот он, например, прекрасно играет в теннис, а любовь, похоже, просто не его сфера.
А потом он пошел на ту свадьбу и встретил Грейс. Она словно была наградой за все те месяцы тоски. Таких девушек просто не бывает. Словно он выиграл в лотерею, даже не купив билет. И после нескольких лет брака Кэллум по-прежнему чувствует огромную благодарность, радость и удивление, думая о том, как могла повернуться его жизнь, не повстречайся он с Грейс.
Разумеется, их брак не был идеальной сказкой, о какой он блаженно мечтал на заре их романа. У них случались ссоры, ужасные в своей банальности. Кэллум почему-то всерьез считал, что если они станут ссориться, то лишь по очень сложным и серьезным проблемам, а ссоры их окажутся страстными, как в опере, и, возможно, будут оканчиваться в постели. Он просто не мог представить себе этих жалких мелочных размолвок. Кэллум ненавидит резкий тон, каким жена выговаривает ему за какой-нибудь пустяк вроде забытого на кровати мокрого полотенца или тарелки, не поставленной в раковину. А каким взглядом она смотрит на него! Иногда в такие минуты он щелкает у нее перед глазами пальцами: «Грейс? Ты здесь? Или тебя заколдовал злой колдун?» А еще Кэллум разочарован тем, что она немного сторонится его друзей. Он хочет, чтобы они вместе ходили танцевать (или хотя бы танцевали одни в гостиной). Ему хотелось бы, чтобы во время просмотра телепередач она не трясла ногой. Но пусть даже Кэллум разочаровался в Грейс, пусть она его несправедливо обижает или просто раздражает, он все еще любит жену, втайне обожает, все еще благоговеет перед ее красотой. Когда Грейс сообщила ему, что беременна, он даже поймал себя на мысли: «Теперь она не бросит меня».
Один из братьев говорил Кэллуму: «Не удивляйся, если при первом взгляде на ребенка ничего не почувствуешь. Пройдет время, пока ты с этим свыкнешься. У женщин все по-другому. У них работают гормоны. Несправедливое преимущество. Суть в том, дружище, что ребенок – это ребенок. Они все одинаковые. Вначале тебе придется притворяться. Просто держись, как гордый папочка. Помнишь, как мы выступали в „Подвале“? Ох и зажгли мы тогда! Лучший вечер в моей жизни. К чему я это говорю? Да к тому, что, когда я впервые взял на руки Эм, абсолютно ничего не чувствуя, я думал о том вечере, а мать Сары умилилась: „Нет, вы только посмотрите на этого гордого папочку – у него на глазах слезы!“»
Но Кэллуму не пришлось притворяться. Он сразу же принял Джейка. Это был его сын. Мысленно он повторял это вновь и вновь: «Мой сын. У меня есть сынишка. Это мой сынок. Позвольте представить вам моего сына».
По всему, настоящее должно было стать самым счастливым временем в их жизни, так почему же этого не произошло? Дело не только в том, что прекратился секс. Кэллум был к этому готов. Брат и об этом его предупреждал: «Забудь о сексе. Это для тебя теперь далекие сладкие воспоминания».
Но Кэллум думал, что, даже если они перестанут заниматься сексом, они все же смогут шутить на эту тему, разговаривать об этом. Он надеялся, что оба они останутся прежними. Когда Грейс носила ребенка, врач предупредил, что они смогут заниматься сексом только через шесть недель после его рождения. «Целых шесть недель! – сказала тогда Грейс по пути домой. – Да я за это время с ума сойду!»
