— Катя, он пришел ко мне, чтобы вымыться и переодеться… Я видела, как он замывал рубашку, вода была красной… Потом он надел на себя мокрую рубашку, сказал что вспотел, еще сказал, что испачкал ее в краске, а затем снял с себя и швырнул на пол, сказал, что я могу пустить ее на тряпку. Попросил меня дать сухую рубашку, и я дала ему тенниску Стаса.
— И что ты подумала тогда?
— Я сразу поняла, что это кровь, у него манжеты были забрызганы… Я подумала, что он с кем-то подрался. Я в первые минуты так и решила, что у него плохое настроение потому, что он с кем-то поссорился и подрался… А потом, как ты говоришь, в голову полезли страшные мысли… Я тоже детективы читаю, кино смотрю… Тогда-то мне и пришла мысль об алиби. Что, если он сделал что-то… убил кого-то… и пришел ко мне именно за алиби. Тем более что он сказал тогда: если кто спросит, скажешь, что я был у тебя весь день и до утра.
— И ты мне ничего не рассказала?
— Во-первых, я испугалась, а во-вторых, подумала о том, что он меня не воспринимает всерьез, что считает дурой бестолковой, готовой для него на все… поэтому даже не потрудился, как бы это сказать… разыграть любовь, как-то подмаслить меня, чтобы убедиться в том, что я сделаю все так, как он хочет.
— Или же, он был недостаточно напуган, чтобы поговорить с тобой серьезно, — заметила Катя. — Как если бы это преступление совершил не он, и он просто на всякий случай предупредил тебя, попросил обеспечить ему алиби.
— Да они оба — Власов и Павел — настолько чувствовали себя безнаказанными, что были просто уверены в том, что им все сойдет с рук, — сказала Зоя. — Катя, неужели они убили эту девочку?
— По датам все сходится. Она пропала, а Павел в этот же день пришел к тебе в окровавленной рубашке.
— Да, я понимаю… Но если это они с Власовым убили девочку, Лику, то зачем закопали в таком странном месте?
— Зоя… Постой… А может, он нарочно подкинул тебе эту рубашку? Вот представь себе, они с Власовым совершают преступление. Как обычно действуют убийцы? Стараются подставить кого-то вместо себя. Что было бы, если бы в милицию, к примеру, позвонили и сказали, что совершено убийство и что сделал это… твой Стас!
— Но почему именно Стас?
— Да потому что он стоял между Павлом и тобой. И если бы Стаса арестовали, а в вашей квартире нашли бы рубашку с кровью убитой девочки, то ты осталась бы одна…
— Катя, ты точно романов начиталась. Стас нам не мешал. Он вообще ни при чем. Это если бы Павел был сильно влюблен в меня, тогда еще можно было бы предположить… А так… Нет, просто убийство было совершено здесь, в Абрамово. Труп вывозить из деревни было опасно, и они решили закопать его где-то поблизости, чтобы побыстрее, а место это выбрали потому, что там мягкая, песчаная почва, понимаешь?
— Почему он не переоделся у Власова? У него там наверняка была своя комната, ведь он постоянно находился рядом с Власовым.
— Если представить себе, что убийство было совершено в доме Власова, то, как ты думаешь, что они должны были сделать в первую очередь?
— Избавиться от трупа.
— Вот именно! Им было не до рубашки. Ясное дело, Власов приказал Павлу отвезти труп и закопать в лесу. А Павел не посмел ему сказать, мол, подожди, я переоденусь… Время было дорого. Он погрузил труп в машину и повез, а когда проезжал по дороге, вдоль обрыва, к лесу, то вспомнил об этом выступе, вроде бы такое место, площадка, где никто никогда ничего не найдет…
— Они просто не местные, понимаешь? Власов построил здесь дом, а до этого он жил в городе, как и Павел, вот почему Павел не знал, что это место как раз-таки очень даже известное, я сама сколько раз видела, когда бывала на пляже, что там устраивались влюбленные парочки. И это просто удивительно, что никто не обратил внимания на могилу, на свежую землю…
— Значит, в то лето там просто никто не побывал, может, было жарко… Да мало ли! А потом это место поросло травой… И все-таки, зачем он поехал к тебе?
— Знаешь, если они с Власовым действительно в тот день совершили убийство, то Павлу уж точно было не до меня. Какой ребенок, какая женитьба, когда нужно спасать свою шкуру! Но, если бы он ко мне не приехал, то я бы, к примеру, звонила ему, искала бы с ним встречи, могла бы предположить, что он не приехал ко мне потому, что с ним что-то случилось. Ну, знаешь, как ведут себя женщины, которые не хотят верить, что их бросили. Особенно, как в моем случае, когда я накрыла на стол и ждала от него предложения руки и сердца! Стала бы обзванивать больницы, морги, подняла бы шум вокруг него, даже караулила бы его возле мэрии или дома Власова, здесь, в Абрамово… Поэтому он решил все-таки заехать ко мне, как бы отметиться, а поскольку нервы его были на пределе, он и не знал, как ему себя со мной вести…
— Зоя, брось ты его оправдывать…
— Да я и не оправдываю вовсе, просто я пытаюсь его понять!
— А я думаю, что ты должна бога благодарить за то, что вы с Павлом расстались. И что к тебе никто не пришел по его душу, что его не искали, и что ты избавилась от его рубашки!
Зоя покачала головой:
— Рубашка у меня! Я спрятала ее!
Катя зачем-то перекрестилась.
19. Люба. 2014 г
— Оксана Дмитриевна, голубушка, не изводите себя… И не надо никому больше звонить, всех уже обзвонили, всех о похоронах известили…
В гостиной было сумрачно, за окнами шел дождь, на столе стояла большая ваза с гладиолусами, большое прямоугольное зеркало в золоченой раме закрыто черным крепом.
Оксана Дмитриевна, в черной кофте, в черной юбке и с черной лентой на голове, сидела в кресле-качалке, сжав в кулачке мужской носовой платок, и тихонько поскуливала.
Люба, со свойственной ей энергией и целеустремленностью, двигалась по большому дому хоть и быстро, ловко, но очень тихо, как того требовал траур в доме.
Она вытерла повсюду пыль, принесла в дом свежие цветы, заварила чай с ромашкой и принесла хозяйке.
— Вот, выпейте! Хорошо бы вам, конечно, поспать, но я понимаю, это трудно.
Люба, тоже в черном платье и черной маленькой косынке на голове, села напротив Оксаны Дмитриевны.
— Послушайте меня внимательно. То, что я вам сейчас скажу, очень важно, понимаете?
Оксана подняла на нее заплаканные глаза с порозовевшими белками и опухшими веками. Даже губы ее казались примятыми, стертыми частыми прикасаниями платка.
— Да, Любаша, слушаю тебя…
— Мы с вами все организовали, через два дня похороним Виктора Владимировича. Меню в ресторане утвердили, венки и прочие принадлежности заказали, всех, повторяю, обзвонили… Да, не забыть бы нам поблагодарить вашего знакомого в прокуратуре, который похлопотал о том, чтобы поскорее выдали тело… Думаю, что все устроится лучшим образом.
— Люба, ты что-то хотела мне сказать?
— Да, нас с вами будут спрашивать, что случилось с Виктором Владимировичем, что подтолкнуло его на такой шаг… Почему он сам, добровольно ушел из жизни? Может, он звонил вам, что-то говорил? Не был ли он тяжело болен?
— Люба, ты о Викторе Владимировиче знаешь, быть может, больше, чем я. Ничего такого не было, ничто не предвещало такого конца. Он был всегда бодрый, веселый, энергичный… Не знаю я, что случилось, понимаешь? На работе у него полный порядок, я справлялась. Акции его фирмы теперь перейдут мне, и остальное тоже. Никаких наследников, споров, разбирательств…
— Вот я и подумала, — прошептала Люба, — как бы это не насторожило следствие, понимаете? Все равно же они все проверят, экспертизу сделают, все, как положено…
— Так экспертиза уже была проведена, она и показала, что в крови яд! Лошадиная доза, он принял яд вместе с вином. Наверняка там не только его отпечатки пальцев… но и другие следы есть, этой, Варвары… Как думаешь, Люба, должны мы рассказать об этом кому надо? Вдруг это она его отравила?
— Я тоже об этом подумала, но зачем ей было так рисоваться перед нами, если бы это она всыпала яд в вино? На дуру она вроде бы не похожа…
— Да и я тоже так считаю. Хотя, может, она нарочно все так сделала, и к нам приехала, чтобы мы на нее не подумали. Сочинила историю о моей сестре, которая ей якобы звонила и угрожала забрать шубы или вообще ее убить… Слушай, какой же все это бред! И каким мелким все кажется сейчас перед лицом смерти… Рассказать о Варваре? Нет, не думаю, что это было бы правильным. Вот если заведут уголовное дело и начнут задавать вопросы, тогда да, я не стану врать. А если ни у кого не останется сомнений в том, что это самоубийство, зачем же мы будем все ворошить? Не думаю, что у этой Варвары жизнь — сахар. Нет, не надо всего этого…
— Оксана, еще один вопрос… Я понимаю, что вы сейчас в растрепанных чувствах, что вам ни до чего… Но вот такими минутами люди и пользуются, чтобы провернуть свои дела…
— Ты о чем, Люба?
— О доме в Сосновке, он же оставлен без присмотра! Мы сегодня с Егором там были, ну, чтобы костюм и рубашку взять, в чем в гроб положить… Мы все, что надо, забрали, заперли дом и уехали, но что стоит ворам открыть его? Тем более что люди уже наверняка знают, что хозяин умер.
