На княжеском снеме, по обычаю, великим князем Владимирским выбрали старшего из дядьев — князя Святослава Всеволодовича. Святослав утвердил сыновей Ярослава на тех же столах: Александр, кроме Новгорода, получил Переяславль, Зубцов, Нерехту, земли в Торжке и Волоке Ламском, но Тверь — бывшее новгородское владение — была дана его брату Ярославу, и с той поры тот стал князем Тверским, как и все его потомство впоследствии стало княжить в Твери. Потерял Александр и город Дмитров, вошедший в новообразованное Галичско-Дмитровское княжество.
Младшие братья Александра Невского — Андрей Суздальский и Михаил, прозванный Хоробритом, — казались обиженными. Они считали, что сами могут быть великими князьями. И эта их обида и нетерпеливость очень скоро выплеснулась наружу. Спустя немного времени Михаил Хоробрит согнал своего дядю Святослава с великого стола Владимирского и сам занял его. Но пробыл он великим князем недолго. В 1248 году Михаил был убит в столкновении с отрядом литовского племени голядь, которое искони жило по рекам Москве и Протве. Другой Ярославич, Андрей, который по возрасту был старше Михаила и так же, как тот, был недоволен разделом, не стал прибегать к силе, но отправился в 1247 году к Батыю за ярлыком на Владимир. Такой оборот дел заставил Александра Невского призадуматься. Ведь он, будучи старше Андрея, имел больше прав на Владимирский великий стол. А значит, предстояло также ехать в Орду, к Батыю, и там решать все споры. А пока его ждал к себе Переяславль-Залесский, его родной город.
Возвратившись в Переяславль, князь Александр собрал вече, на котором спросил переяславцев, угоден ли он им. Современники так рассказывают об этом вече: князь обратился с речью к жителям города: «Братья переяславцы, Бог позвал к себе моего отца, а вас передал мне, так скажите мне, братья, хотите ли вы меня иметь вместо отца моего и готовы ли головы свои сложить за меня?» — «Да, — отвечали переяславцы, — вельми, господине, тако буди, ты — наш князь!», и целовали крест. Александр велел заложить терем на Ярилиной горе, на северо-восточном берегу Плещеева озера, в 3 километрах от города, и в том тереме стал жить с женой в короткие наезды, свободные от новгородских и владимирских дел. Доныне та гора зовется Александровой.
В тот же год князь Александр решил украсить фресками в память отца своего Ярослава церковь в Спасо-Нередицком монастыре. Этот монастырь был основан в конце XII века близ Городища, где всегда селились новгородские князья-наместники.
На фреске был изображен во весь рост великий князь Ярослав в княжеской одежде и шапке, с длинной темной бородой. В правой руке он держал церковь, которую подносил сидящему перед ним Христу. Вручение храма — символ сопричастности Богу и отца, и сына. Между фигурами Христа и Ярослава в мемориальной надписи можно различить следующие слова: «О боголюбивый князь, Второй Всеволод! Злых обличал, добрых любил, живых кормил. О, милостивец, кто может воспеть твои добродетели!» Этот панегирик достойно венчал желание сына увековечить память о своем отце, так много сделавшем для Русской земли.
Кто знал тогда, что уготовано Небом самому Александру? Возможно, ему предстояло повторить судьбу своего родителя, и на то была воля Свыше. Но Зло явно спешило: в конце 1246 года в Новгород, на Городище, прискакал гонец от монголов из Каракорума с посланием от ханши Туракины: «Приди в Кановичи, в мой дворец, как повелел тебе твой отец. Увидишь честь царства Монгольского и землю твою Новгородскую в дар от меня получишь!»
Александру был ясен коварный план знаменитой отравительницы: она хотела покончить с ним — сильнейшим и опаснейшим для монголов князем Руси — так же, как покончила с его отцом.
В то время Новгород был свободен и не платил даней в Орду. Александр оказался перед Выбором: с кем идти ему — с Западом в лице Римского папы Иннокентия IV, который давно уже звал к союзу и его отца, и самого Александра, или с Востоком? Поговорка «брань славна — лучше есть мира стыдна» была мерилом княжеской доблести. Но отражать крестоносную агрессию лучше, чем воевать с бесчисленными полчищами восточных завоевателей. Значит, надо выбрать меч — Западу и мир — Востоку. И времени на раздумье у него оставалось немного.
В течение почти пяти лет князь Александр не появлялся в Орде: его и не звали туда, так как он был до времени только удельным, новгородским князем. Основную тяжесть русско-татарских дипломатических отношений взвалил на свои плечи его отец, принявший из-за этого мученический венец. Но именно в этот период, в 1243–1247 годах, князь Александр Ярославич принял на себя роль защитника пленных, «посылая к царю в Орду за люди своя, иже от пленени быша от безбожных татар. И много злата и сребра издава на пленних сих, искупая от безбожных татар, избавляя их от бед и напасти». Так записал летописец. Конечно, эта благотворительная деятельность, достойная высшей похвалы, была возможной благодаря помощи Господина Великого Новгорода — боярско-купеческой республики, которая снабжала своего князя-защитника серебром.
Осенью 1247 года в Новгород прискакал новый гонец из Орды, который привез сразу две грамоты: одну от Бату-ха-на, другую — от Гуюк-хана с приглашениями явиться в Сарай и Каракорум как можно скорее. К тому времени ханша Туракина уже умерла. Гуюк же прочно сидел на троне и вместе с Батыем готовил новый завоевательный поход. «Александр! — писал в своей грамоте Батый. — Знаешь ли ты, что Бог покорил мне многие страны и народы? Разве ты можешь не покориться мне? Но если ты хочешь сохранить землю свою, то поскорей приезжай ко мне, чтобы увидеть честь и славу царства моего».
Итак, Выбор, сделанный Александром, предстояло не просто подтвердить, но реализовать на практике, в конкретных действиях, может быть, даже ценой собственной жизни.
Князь Александр приехал из Новгорода во Владимир «в мале дружине», но грозно, как подобает князю. Печален был он, болея душой о будущем Новгорода и всей Русской земли. Князь захотел посоветоваться с епископом ростовским Кириллом, местоблюстителем отсутствующего митрополита. Владыка сказал ему: «Брашно и питие да внидут в уста твоя, и не остави Бога, сотворившего тя, яко инии сотвориша, но постражи за Христа, яко добрый воин Христов». Александр обещал исполнить это наставление, а Кирилл дал ему Святые Дары в поддержку духовную.
В декабре 1247 года князь Александр выехал из Владимира на Рязань и оттуда в Половецкую степь, донским путем, до первых татарских застав. С ним были свита, дружина, слуги, братья-князья и большой обоз, в котором везли припасы и подарки. Уже к югу от Рязани открылась горестная пустынная картина: равнина была безмолвна и безжизненна, кругом «печально и унынливо, и не видно тамо ничтоже — ни града, ни села, точию пустыни велиа, и зверей множество». В сторону Дона уходила Половецкая степь. Все бывшие станы разрушены, кое-где белели едва заметенные снегом черепа и кости погибших да время от времени попадались каменные памятники — половецкие бабы, или каменные истуканы, не то в шляпах, не то в шлемах, сидящие и стоящие, сутулые, с отвисшими грудями, с руками, соединенными под толстым животом. Таков был своеобразный вход в Тартарию. Попадались вооруженные татарские разъезды и заставы, а уже от застав начиналась конная ямская служба — ямская гоньба, которая соединяла отдаленные кочевья со столицей Сараем и далее с Каракорумом. Отсюда стала распространяться молва: «Князь Александр едет!» Этими же словами якобы пугали своих детей в колыбели «моавитские жены» — татарки. «И промчеся весть о нем до устья Волги», уверяет автор Жития Александра Невского, и «бысть грозен приезд его».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
