КОМАНДИР БРОСАЕТ СВОЙ КОРАБЛЬ
Бегство на Запад в 1959 г. советского морского офицера капитана 3-го ранга Николая Артамонова породило загадку, которая, возможно, никогда не будет разрешена. Артамонов, бывший командир эсминца советского Балтийского флота, был известен на Западе как Ник Щадрин. Его бегство оставило след в «холодной войне» разведок военно-морских флотов как одна из самых длинных и запутанных драм.
Лев Вторыгин, сослуживец предателя, имел отношение к этой истории. Вторыгин закончил высшее военно-морское училище в Баку за год до того, как Артамонов завершил учебу в Ленинграде. Они служили вместе на одном корабле — эскадренном миноносце Балтийского флота. Лейтенант Николай Артамонов был специалистом по минам, а его сосед по каюте Лев Вторыгин — офицером-артиллеристом. В тесных помещениях небольшого боевого корабля мужчины подружились. Они откровенно разговаривали на политические темы, делились личными переживаниями и мыслями о будущем, и часто вместе проводили вечера на берегу в своем порту Балтийске, что рядом с Калининградом.
После двух лет совместной службы пути Артамонова и Вторыгина разошлись. Артамонова перевели на другой эсминец, а Вторыгин поступил в Военно-дипломатическую академию в Москве, где он блестяще преуспел в изучении иностранных языков. После академии Вторыгин, как офицер военной разведки, был направлен на военно-дипломатическую службу в ГРУ (Главное разведывательное управление).
В 1958 г. Вторыгин получил назначение на должность в советском посольстве в Аргентине в аппарат военно-морского атташе. Именно там он узнал от другого посольского разведчика, что какой-то советский капитан третьего ранга в 1959 г. сбежал со своего корабля, базировавшегося на Балтике, и потом вынырнул в США уже в качестве перебежчика. Вспоминая об этом, Вторыгин говорит: «Как только я узнал эту новость, то сразу подумал, что это мой приятель и бывший сослуживец Николай Артамонов. Он быстро продвигался по служебной лестнице и завоевал на флоте репутацию восходящей звезды. Я слышал, что у него были какие-то проблемы с психикой. Говорили, что он морально опустился».
Артамонов оставил командование своим эсминцем «Проект 30Б» (класс «Скорый»), когда корабль находился в польских водах. Корабль готовили к передаче индонезийскому флоту по масштабной программе помощи; вместе с ним передавались крейсер, эсминцы и подводные лодки. К этому времени Артамонов, командир эсминца в возрасте тридцать один год, успел модернизировать корабельный моторный вельбот, на котором он собирался рвануть в Швецию из Гданьска, польского порта на Балтике.
На первый взгляд простой случай — раздраженный морской офицер бежит от системы, в которой, как ему кажется, сдерживают его многообещающую карьеру. Позднее, после бегства, он заявил, что пожертвовал своей карьерой советского морского офицера в обмен на свободу и любовь молодой польской девушки. Шведы в конце концов передали его американской разведке, и он начал свою жизнь в Соединенных Штатах.
Рассчитанные на широкую публику рассказы о жизни Артамонова появились в западной прессе после 1975 г. По этим рассказам, к воспитанию Артамонова были причастны многие старшие чины советского военно-морского флота — такие, как адмирал Ф. Головин, герой войны адмирал А. Головко, и даже якобы его тесть — сам С.Г. Горшков, Главнокомандующий советским ВМФ. Артамонов на самом деле был женат на дочери политкомиссара Балтийского флота, который в то время был полковником. Сын Артамонова, Николай Николаевич, родился в Ленинграде в 1953 г.
Когда эсминец, которым он командовал, проходил плановый ремонт на заводе в Лиепае, то Артамонов втайне от всех уговорил рабочих завода поставить на корабельный вельбот дополнительный топливный бак — двухсотлитровую бочку. Артамонов сам установил на вельботе корабельный магнитный компас, объяснив это своим желанием уходить на вельботе подальше в море для рыбалки. Бывшие сослуживцы беглеца говорили, что эти факты были вскрыты в ходе расследования, последовавшего после бегства Артамонова, но они намеренно не были внесены в итоговые официальные материалы, поскольку флотские контрразведчики опасались быть привлеченными к ответственности за халатность и своевременное непресечение побега Артамонова.
После того как Н. Артамонов и его польская любовница Ева сбежали, преодолев штормовое море, на корабельном вельботе в Швецию, они попросили политического убежища в США. Офис военно-морской разведки ВМС США встретил их с распростертыми объятиями и предоставил Артамонову после этого статус специального консультанта и обильного источника внутренней информации о советском ВМФ. На американцев произвели впечатление и отзывы в советской военной печати об Артамонове как об образцовом офицере. Из поля зрения американских офицеров разведки, которые принимали каждое слово предателя за абсолютную догму, как-то выпало то обстоятельство, что Артамонов был командиром эсминца второго класса, выведенного из основного боевого состава советского ВМФ и предназначенного для обучения индонезийцев работе на устаревшей советской технике. Пока Артамонов в США доказывал добросовестность своих намерений как сознательного политического перебежчика, его прежний сослуживец и друг Л. Вторыгин покинул Буэнос-Айрес и получил назначение на должность помощника военно-морского атташе в советском посольстве в Вашингтоне. Зная, что Артамонов тоже находится в Вашингтоне, Вторыгин поначалу опасался своей вероятной реакции на встречу с Артамоновым, который, живя в Вашингтоне, вполне мог разыскать своего давнего близкого приятеля и бывшего сослуживца. Вторыгин не стал докладывать сотрудникам безопасности посольства о своих прежних тесных отношениях с Артамоновым, поскольку это привело бы к отзыву Вторыгина из долгожданной командировки в Вашингтон.
Вторыгин начал службу в военном атташате советского посольства в 1960 г. и проработал во флигеле военного атташе на Бельмонт авеню до 1965 г. 14 сентября 1960 г. молодой помощник военно-морского атташе Вторыгин присутствовал при даче показаний Артамоновым Комитету по антиамериканской деятельности палаты представителей американского конгресса. Артамонов появился на заседании Комитета в гриме и в парике. Он заявил тогда, что имеется «большая разница между теорией советского коммунизма и его практикой». Беглец добавил также, что «советская диктатура предпримет неожиданное нападение, если там посчитают, что войну можно выиграть одним ударом». «Не ошибитесь, — несколько раз тупо повторил Артамонов, — хозяева Кремля рвутся к господству, они не идеалисты в политике». Встреча с Артамоновым, которой опасался Вторыгин, произошла, по его словам, совершенно случайно на забитых народом улицах Вашингтона во время предрождественской беготни по магазинам в декабре 1960 г. Он так вспоминает об этом:
«Случилось то, чего я все время опасался. Я входил в большой универсальный магазин на улице Ф., вместе со мной был еще один помощник атташе из нашего посольства. Стоял ясный холодный день, и улицы были забиты американцами, делавшими рождественские покупки. Я толкнул стеклянную дверь и оказался в закутке между внутренней и наружной дверьми, который обогревался большим и шумным вентилятором. Я увидел, как из-за внутренней двери в тот же закуток вошел мужчина, нагруженный свертками, рядом с ним была женщина, и они вдвоем направились к выходу. Женщина была элегантно одета, на голове у нее была меховая шапка, похожая на те, которые носят в Восточной Европе. Ее спутник, высокий и крупный мужчина, был в шапке американского типа. Парочка разговаривала по-польски, и рослый мужчина показался мне знакомым. Я спросил своего коллегу из посольства, знает ли он этого человека, и он ответил, что это, вероятно, сотрудник польского посольства, с которым мы могли видеться на каком-то общественном мероприятии. «Это Артамонов!» — воскликнул я и бросился из магазина за ним вдогонку, совсем не думая о том, что и как я ему скажу, если мне удастся его догнать. Но Артамонова и след простыл. Наверняка он первым узнал меня и убежал. Мой бывший сослуживец теперь обрюзг и растолстел. Вернувшись в посольство, я доложил о случившемся своему начальнику — военно-морскому атташе. Он был очень толковым человеком и решил не информировать Москву об этом инциденте.
Он понимал, что меня обязательно отзовут из США и я окажусь под подозрением в связи с имевшим место личным контактом с Артамоновым. Как стало позднее известно из материалов, опубликованных в США, Артамонов также узнал меня и, подозревая, что я приехал с целью убить его, доложил своим новым хозяевам о нашей встрече. Потом эту историю приукрасили».
В нескольких опубликованных рассказах об Артамонове упоминается о том, что перебежчик боялся, что Л. Вторыгин, его давний сослуживец и приятель и прекрасный охотник и стрелок, действительно послан в Америку, чтобы устранить его. О таких рассказах, в частности, упоминает журналист Г. Херт в своей хорошо документированной книге про Артамонова, изданной в 1981 г. Когда П. Хухтхаузен показал Вторыгину эти рассказы, тот засмеялся и заявил, что подобное было невозможным. «Конечно, у КГБ были подготовленные люди, которые занимались подобными вещами; это называлось «мокрым делом». Но они никогда бы не привлекли к такой работе человека, которого Артамонов мог опознать. К тому же, — сказал Вторыгин, — я никогда бы не согласился на выполнение подобного задания против старого приятеля, даже если бы я и ненавидел его мерзкие предательские поступки».
