Юнге была права, поскольку если бы тайные ходы из бункера имелись, ими бы воспользовался если не фюрер, так другие. В том числе и сама Юнге, входившая в очень доверенный круг (именно она стенографировала, а потом распечатала в трёх экземплярах завещание фюрера). Наиболее же, пожалуй, убедительным доказательством того, что Гитлер покончил с собой в бункере имперской канцелярии, является судьба семьи Геббельса и его самого. При живом Гитлере Геббельс на такой шаг не пошёл бы.
31 МАЯ 1945 года заместитель наркома внутренних дел Иван Серов направил письмо наркому Берии с приложенными к нему актами судебно-медицинского исследования и актами опознания «предполагаемых нами трупов Гитлера, Геббельса и их жён», протоколы допросов «приближённых Гитлера и Геббельса» и фотодокументы. Несмотря на то, что Серов употребил слово «предполагаемые», он сам же сообщал, что «не вызывает сомнения то, что предполагаемый нами труп Гитлера является подлинным». Весьма своеобразная словесная конструкция, но «канцелярит» есть «канцелярит».
7 июня 1945 года Берия наложил на письмо резолюцию: «Послать т. т. Сталину и Молотову. Л. Берия. 7.VI.45». А ещё до этого, 4 июня 1945 года, сотрудники отдела КР «СМЕРШ» 3-й Ударной армии во главе с начальником отдела КР армии полковником Мирошниченко произвели перезахоронение ряда хранившихся в армейском отделе КР высокопоставленных трупов Гитлера, Евы Браун, Геббельса, Магды Геббельс, генерала Кребса и детей Геббельса.
«Перезахоронение» потому, что первое захоронение было произведено в районе города Бух, но в связи с передислокацией отдела трупы были изъяты и окончательно захоронены в районе города Ратенов в деревянных ящиках на глубине 1,7 метра. С ними же захоронили в отдельной корзине трупы собаки Гитлера и собаки Евы Браун.
В феврале 1946 года все трупы по указанию начальника Управления контрразведки «СМЕРШ» Группы советских оккупационных войск в Германии генерал-лейтенанта Зеленина (руководствовавшегося, надо полагать, указанием Москвы) были перезахоронены окончательно в Магдебурге на глубине 2-х метров во дворе дома № 36 по улице Вестендштрассе.
Это, с одной стороны.
С другой стороны, 10 июня 1945 года «Правда» сообщила, что 9 июня на пресс-конференции замнаркома иностранных дел СССР Вышинского и маршала Жукова маршал в ответ на вопрос английского корреспондента Александра Верта о судьбе Гитлера сказал, в частности:
«Обстановка очень загадочная… Опознанного трупа Гитлера мы не нашли. Сказать что-либо утвердительно о судьбе Гитлера я не могу. В самую последнюю минуту он мог улететь из Берлина, так как взлётные дорожки позволяли это сделать».
Такое заявление могло, конечно, лишь подлить масла в и так уже жарко горящий огонь ошеломляющих слухов.
И подлило.
А что же Сталин?
Иногда утверждается, что он-де, хотя и был уверен в смерти фюрера, «не торопился с обнародованием выводов», поскольку «рассчитывал свои политические ходы на много лет вперёд». Мол, на встрече с представителем американского президента Гарри Гопкинсом 26 мая 1945 года Сталин, всё уже зная, заявлял, что «Борман, Геббельс, Гитлер и, вероятно, Кребс бежали и в настоящее время скрываются».
Не уверен, что источники, сообщающие это, правдивы или, во всяком случае, полностью точны. Однако не надо забывать, что 26 мая 1945 года Сталин ещё не имел достоверной оперативной информации о судьбе фюрера: Серов направил официальное письмо Берии только 31 мая…
Берия адресовал его Сталину и Молотову 7 июня, и вряд ли Сталин прочёл это письмо ранее 8 июня 1945 года. А уж до Вышинского и Жукова – на момент их пресс-конференции 9 июня – информация Серова тем более дойти не успела. Вот Жуков, не имея официальных данных, однозначного ответа и не дал.
Сталин 26 мая 1945 года и Жуков 9 июня 1945 года, не утверждая относительно Гитлера ничего наверняка, отнюдь не лукавили: они были всего лишь осмотрительны и выражались, как и следовало быть тогда, предположительно.
Но почему Сталин всё не обнародовал позднее? Ведь даже в январе 1946 года агентство «Франс Пресс» распространяло информацию газеты «Франс суар» о том, что «труп Гитлера якобы обнаружен 19 декабря русским командованием, но этот факт сохраняется в тайне для того, чтобы не помешать аресту нацистов, принимавших участие в погребении». А член Нюрнбергского трибунала, офицер американского флота капитан Майкл Мусмано в конце 1948 и начале 1949 года опубликовал в швейцарской газете «Ди национ» серию статей под заголовком «Жив ли Гитлер?»
О причинах молчания Сталина можно лишь гадать, но молчал ведь и Черчилль, знавший о смерти Гитлера от советских властей.
Черчилль прибыл в Берлин – на начинающуюся Потсдамскую конференцию – не позднее 16 июля 1945 года и сразу же совершил поездку по разрушенному Берлину. В своих мемуарах о войне, впервые изданных в 1950 году, в главе «Потсдам» Черчилль описывает в том числе и эту свою «экскурсию» победителя по столице побеждённых.
В то время разведение союзных и советских войск по обусловленным зонам ещё не было произведено, да и с зонами было не всё ясно. Соответственно, союзники не были пока впущены нами в Берлин. Мы тогда были полными и единовластными хозяевами в германской столице, и всё и везде Черчиллю могли показывать лишь советские представители. Они-то Черчилля всюду и сопровождали. И Черчилль вспоминал, как он и его спутники долго бродили среди полуразрушенных коридоров и залов имперской канцелярии, а потом, продолжает Черчилль, «сопровождавшие нас русские повели нас в бомбоубежище Гитлера».
Черчилль спустился в самый низ и увидел комнату, в которой покончили с собой Гитлер и Ева Браун, а когда он поднялся наверх, ему «показали место, где сожгли его труп». «От осведомлённых людей мы услышали самый подробный рассказ, какой можно было услышать в то время (жирный курсив мой. – С.К.) об этих финальных сценах», – заключал сэр Уинстон.
Английский премьер – не сотрудник «СМЕРША», он подписки о неразглашении военных и государственных тайн СССР не давал. Так что Черчилль, узнав от русских о сожжении трупа фюрера, мог бы тут же оповестить о сенсации прессу. Однако не оповестил.
С другой стороны, среди сопровождавших Черчилля русских не было ни одного, кто стал бы почём зря болтать языком с Черчиллем только для того, чтобы угодить ему и понравиться. А раз так, сообщать англичанам о смерти фюрера, указывать место его сожжения и рассказывать «о финальных сценах» они могли только с санкции вышестоящего руководства. Учитывая ранг «экскурсанта», исходную санкцию на откровенность с ним советских «гидов» мог дать лишь Сталин.
Но Черчилль, повторяю, почему-то не стал сразу «звонить» о том, что ему сказали русские, на всех углах Берлина, на пресс-конференциях и в лондонском Гайд-парке.
УЖЕ в ходе Потсдамской конференции, на её 11-м заседании 31 июля 1945 года, при обсуждении вопроса о суде над главными военными преступниками произошёл интересный обмен репликами между Сталиным и сменившим Черчилля новым английским премьером Эттли.
Молотов сообщил, что советская делегация согласна принять за основу английский проект документа, но предложил дополнить его после слов «главные военные преступники» словами: «Такие, как Геринг, Гесс, Риббентроп, Розенберг, Кейтель и другие». Эттли затруднился ответить положительно и началось обсуждение.
Далее, по стенограмме:
«Эттли. Я не думаю, что перечисление имён усилит наш документ. Например, я считаю, что Гитлер жив, а его нет в нашем списке.
Сталин. Но его нет и в наших руках.
Эттли. Но вы даёте фамилии главных преступников в качестве примера.
Сталин. Я согласен добавить Гитлера (общий смех), хотя он и не находится в наших руках. Я иду на эту уступку (Общий смех)…»
Смех-то был общим, но вряд ли все присутствующие понимали всю тонкость и юмор ситуации.
К тому времени Сталин знал, что Гитлер мёртв. И поскольку фюрер находился уже в руках Господа Бога, в русских руках он находиться не мог. О чём Сталин всем открыто и заявил.
Сталин не стал прямо разубеждать Эттли относительно его уверенности в том, что Гитлер жив, но Эттли – если бы обладал острым умом – мог бы и сам сообразить, что если Гитлера нет в предлагающемся русскими списке, то в СССР не считают, что Гитлер жив.
Фактически Молотов, предлагая список, куда не был включён Гитлер, дал прямое основание для такого, например, вопроса Эттли, или нового президента США Трумэна, или государственного секретаря США Бирнса, или английского министра иностранных дел Бевина: «Маршал Сталин, а почему в Вашем списке нет главного военного преступника – Гитлера? Не означает ли это, что у Вас есть точные сведения о том, что Гитлера уже нет в живых?»
