– Слушай, – сказал я, – чего бы нам тут не остаться и не напиться? Нахуй «СТОУНЗ». То есть я же могу что-нибудь сочинить: пошли-де смотреть «СТОУНЗ», напились в баре на гольфовом поле, наблевали, сломали стол, связали полотенце из пальмовых волокон, схватили рак. Что скажешь?
– Да нормально.
Когда женщины со мной соглашаются, я всегда все делаю наоборот. Я расплатился, мы ушли. Идти было еще долго. Потом мы срезали угол по стоянке. Взад-вперед ездили машины охраны. На автомобили опирались детки, курили косяки и пили дешевое пойло. Виднелись пивные банки. Несколько бутылок виски тоже. Молодежь уже не была только про дурь и против алкоголя – они догнали меня: употребляли всё. Когда 27 наций вскоре узнают, как пользоваться водородной бомбой, едва ли имеет смысл заботиться о здоровье. У нас с девушкой билеты были на такие места, что мы сидели врозь. Я отправил ее к нужному месту, а сам пошел в бар. Цены разумные. Быстро выпил два, вытащил корешок своего билета, зажал в кулаке и двинулся в сторону шума. Ко мне подбежал крупный парняга, упитый дешевым пойлом, и сообщил, что у него подрезали бумажник. Я мягко ткнул его локтем в живот, он согнулся пополам и стал блевать.
Я попытался найти свои сектор и ряд. Было темно, светло и ревело. Капельдинер орал что-то про то, где мое место, но я его не слышал и отмахнулся. Сел на ступеньки и закурил. Там был Мик в какой-то пижамке со шнурками, навязанными на лодыжках. Рон Вуд – ритм-гитарист, подменял Мика Тейлора; Билли Престон в натуре отстреливался клавишными; Кит Ричардз – на лидер-гитаре, и они с Роном, не встречаясь взглядами, брали какие-то певучие высокие, огибая края друг друга, но Кит стоял на земле прочней и естественней, хоть ему и было полегче, и Рон вступал и подыгрывал вопреки выплескам и подбросам, как ему нравится. Чарли Уоттс на темпе, казалось, очень радуется, но центр у него смещался влево и опадал. Билл Уаймен на басу был совершенный профессионал – над чертовым «Темз-Форумом» скреплял все это воедино.
Пьеса завершилась, и капельдинер мне сказал, что я сижу с другой стороны – на другой стороне ряда Н. Начался следующий номер. Я походил туда-сюда. Все места заняты. Я уселся у ряда Н и стал смотреть, как работает Мик. В нем я ощущал благородство, изящество и отчаянье, и все равно какую-то мощь: дескать, я выведу вас отсюда нахер, детвора.
Затем по проходу спустилась крупноногая фемина и задела мою голову бедром. Капельдинерша. Хрям, хрям, двойная удача. Я показал ей свой корешок. Она согнала с места пацана на крайнем сиденье. Мне стало неловко, и я на него сел. С центра сцены поднялся огромный надувной хер, должно быть, футов 70 в высоту. Рок рубил, хер бурил.
Это поколение обожает херы. В следующем мы увидим громадные пёзды, парни станут в них прыгать, как в бассейны, и выныривать оттуда все красные, синие, белые, золотые и сияющие милях в 6 к северу от Пляжа Редондо.
В общем, Мик схватил этот хер за жопу (а уровень воплей сильно повысился) и начал пригибать его к сцене, а потом пополз по нему (живому на сей раз) и двигался к головке, затем все ближе, а потом схватился за нее.
Отзыв был симфоническим и более того.
Начался следующий хит. Парень рядом со мной опять взялся за свое. Он качался и подскакивал, и качался, и вертелся, и мерцал, и крутился, и пошатывался, что б там ни было или чего не было. Он знал и любил эту музыку. Насекомое внутреннего ритма. Всякий хит для него был большим хитом. Избирательность с ним не сочеталась. Я всегда к себе таких притягиваю.
Я сходил в бар еще выпить, а потом снова согнал этого пацана со своего места за 12.50 долларов, и там был Мик: он продел ногу в стремя и держался за веревку – вот его вынесло вперед, и он раскачивался туда и сюда над головами публики, и пока его на этой верхотуре мотало, смотрелся не чересчур уверено. Я не понимал, что происходит, но ради его бисексуальной задницы и голов тех, на кого он свалится, обрадовался, когда его втянули обратно.
После этого Мик устал, решил сменить пижамку и выслал вперед Билли Престона, который попытался подсуетиться и перетянуть одеяло у Джага на себе, и чуть этого не сделал, он был свеж и сплошь подмышки, пахал и мотал, ему хотелось похоронить и заменить героя, он был ништяк, станцевал ирландскую джигу, весь покрашенный в черное. Мне он даже понравился, но понятно было, что махать на прощанье будет не он, и можно было догадаться, что Мик тоже это знал, пока рассовывал мокрый лед себе под мышки, под жопу и мозги за сценой. Мик вышел и закончил вместе с Престоном. Они чуть не поцеловались, виляя жопками. Кто-то бросил в толпу связку хлопушек. Они взорвались как раз уместно. Одного парня на всю жизнь ослепило; у одной девушки на левом глазу всегда теперь будет катаракта; один парень никогда больше не сможет слышать одним ухом. Ладно, это цирк, здесь все ж почище, чем во Вьетнаме.
Летят букеты. Один попадает Мику в лицо. Мик пытается затоптать здоровенный воздушный мячик, приземлившийся на сцену. Не может пробить его ногой. Огорчительно. Мик подбегает, подпрыгивает, пинает одного своего скрипача в зад. Скрипач в ответ улыбается, кротко, мудро: типа, платят-то хорошо.
Сцена весит 40 слонов и сделана в форме звезды. Мик выскакивает на край звезды; оттягивает каждый кусок публики только на себя, только этот сектор, а потом отстраняет микрофон от лица и губами лепит безмолвный звук: НАХУЙ ВАС. Они отвечают.
Край звезды поднимается, Мик теряет равновесие, скатывается к центру сцены, роняя микрофон.
Еще не всё. Я предвкушаю концовку. Будет ли это «Сочувствие к дьяволу»? Как в «Общественном Санта-Моники»? В проходы набиваются тела, и молодые футболисты вышибают все дерьмо из вкусителей рока? Чтобы святилище, тело и душа Мика остались нетронутыми? Я попался там между лодыжек и волосни пёзд, и млечных тел, и мозгов из сахарной ваты. Мне такого больше не хотелось. Я выбрался. Выбрался, когда зажегся свет, и уже готова была начаться святая сцена, и нам полагалось возлюбить друг друга и музыку, и Джага, и рок, и знание.
Ушел я рано. Снаружи, похоже, скучали. Произвольные количества плоскодонных юных девчонок в майках и джинсах. Мужчин их нигде не видать. Они сидели на кончиках бамперов, большинство бамперов прицеплено к трейлерам. Плоскодонные юные блондиночки в маечках и джинсиках. Вялые, обдолбанные, невозбужденные, но не порочные. Маленькие тугопопые девочки с письками, любовями и нахлывами.
И я пошел к машине. Девушка спала на заднем сиденье. Я сел и поехал. Она проснулась. Надо отправить ее обратно в Нью-Йорк. У нас не получается. Она села.
– Я рано ушла. Это говно вконец омертвляет, – сказала она.
– Ну, билеты нам достались бесплатные.
– Будешь про это писать?
– Не знаю. Не могу добиться реакции. Вообще никакой реакции.
– Давай заедем поедим, – сказала она.
– Ага, это мы можем.
Я поехал на север по Креншо, выискивая приятное место, где можно взять выпить и нет никакой музыки. Нормально, если официантка чокнутая, лишь бы не свистела.
Выбираем лошадей[24]
Как выигрывать на бегах или хотя бы не проигрывать
Перво-наперво начнем с того, чего не надо:
Умственная ясность необходима. Не приезжайте на бега после борьбы с уличным движением в последнюю минуту. Либо приезжайте заранее и спокойно приступайте к своим делам, либо ко второму, третьему или четвертому заезду. Возьмите кофе, сядьте и несколько раз глубоко вдохните и выдохните. Осознайте, что вы не в стране грез, деньги здесь за так не раздаются, выигрывать у лошадок – это искусство, а художников в таком деле очень немного.
Не ездите на бега ни с кем. Если обязательно нужно печься об их благосостоянии, думать, как им улыбнется удача, не хотят ли они хот-дог, «колу» или «кислого виски», это лишь добавит больше бремени к вашей способности думать легко и делать нужные ставки.
Оказавшись на бегах, не садитесь возле крикунов или советчиков. Эти люди – отрава. Они ничего не знают, они одинокие души. Им хочется поговорить. У них имеется представление, что все мы тут славные парни, занимаемся общим делом и можем выиграть у ипподрома. В этом нет ни грана правды. Люди делают ставки друг против друга. С доллара, округленно, берут 16 процентов; половина отходит ипподрому, другая половина – штату Калифорния. Тотализатор отстегивает остаток денег ценами, выплачиваемыми владельцам выигрышных билетов.
Не ездите на бега с недостатком денег, заемными деньгами, квартплатой или отложенным на еду. Попробуйте приехать с неожиданно свалившимися деньгами, возвращенным подоходным налогом, с таким вот чем-то. Имейте при себе деньги, которые вам по карману спустить – и тогда, возможно, выиграете. Ипподром – не место, куда ездят, чтобы решить собственные проблемы. Игра тут подлая, злобная. Оглядитесь и посмотрите на лица после третьего или четвертого заезда.
Не ставьте сразу на перфекту либо двойной экспресс, не ведитесь ни на какие уловки со ставками, когда вам предлагают много в обмен на мало. Это лишь добавляет к очевидному напрягу и очень быстро засосет вас в дыру; а когда в дыру засасывает хороших людей, они паникуют и делают дикие и невозможные ставки, стараясь разрешить один несбыточный сон за счет другого. Они теряют всякое представление о том, что такое деньги.
