Магнус Флорин
Братцы-сестрицы
Я — маленький. Захожу в аптеку. Там тихо. Темно. Я двигаюсь осторожно. Запахи. Вещества. Все оттенки коричневого. Мелкий порошок.
Вхожу в первый зал. Вижу обстановку: стеллажи с ящичками, склянки, письменный стол приемщика рецептов. Вижу гирьки и меры длины, регистрационную книгу для ядовитых препаратов, телефонный справочник и рецепты, которые по закону полагается хранить два года.
Я вижу высокочувствительные весы марки «Bunge, Metz & Sartorius». Посреди зала стоит запертый шкаф с ядами в различных сосудах, запечатанных и подписанных. Acidium carbolicum, Chloretum ammonicum, Brometum natricum.
Выхожу из первого зала, захожу в помещение, где готовят растворы и моют аптечную посуду.
Затем иду далее в препараторскую, которую мой отец называл кладовой материалов, где стоят всевозможные медицинские сосуды.
На доске объявлений висят предписания, я выучил их наизусть:
«Для срочных нужд каждой аптеке надлежит иметь две или три неиспользованных и снабженных притертыми пробками банки из толстого белого стекла объемом примерно 100 миллилитров и к ним снабженный крышкой цилиндрический сосуд из нержавеющей стали, а также деревянный ящик соответствующего размера».
Я следую дальше в тинктурную, где хранятся жидкие медикаменты, приготовленные из размельченных лекарственных препаратов, настоянных на спирту. На самой нижней полке стоят бутылки с красным вином, их запечатанные горлышки издают слегка удушливый, отдающий подгнившим деревом запах.
Затем я спускаюсь вниз, в подвал, где хранятся бутылки с минеральными водами, кислотами, хлороформом и жидкими притираниями.
После этого я снова поднимаюсь в аптекарскую камеру, которую мой отец окрестил «сенным чердаком», хотя она и не на чердаке. Кое-где на пустых полках остались наклеенные этикетки: Folium menyanthis, Folium sennae, Rhizoma graminis.
Я иду далее во внутреннюю толчильню, где стоят ступки из железа и камня. Инструменты для нарезания и дробления растительных препаратов. Бочка с ножом, нож для резки с доской. Дисковый нож и изогнутый нож, большая мельница для грубого растирания и толчения. Ситечки семи видов: номер 2, 3 и 5 — из стальной проволоки разного размера и частоты, номер 10 — из латуни, номер 20, 30 и 40 — из шелка-сырца.
Иду далее в лабораторию, где стоит сушильный шкаф, дистилляционный аппарат, чаши для выпаривания, сосуды для отваров, сосуды для настоек, сосуды для приготовления препаратов, приспособления для процеживания. Лежат пипетки для отмеривания объема жидкости.
В зале для анализов я, щурясь, чтобы глаз постепенно привыкал к слабому свету, обнаруживаю братцев-сестриц.
Кто-то из них спит, положив голову на руку. Кто-то тихо играет со шпателями и пробирками.
Ингвар, Рагнхильда, Сверкер, Рольф, София, Свен, Гунхильда, Нильс и Гертруда. Все девять братцев-сестриц.
Я говорю:
— Идите сюда. Сейчас домой пойдем.
Январь. На оконном стекле кристаллы снега. Я сижу и разглядываю их. Все они разные. У всех чего-то не хватает. Шипов, ножек, стрелок, думаю я.
Идет снег, и пол в прихожей становится мокрым от заснеженных башмаков. Мать говорит мне:
— Следи, чтобы и ты и маленькие братцы-сестрицы стряхивали снег перед тем, как войти в дом.
Школьные товарищи говорят мне:
— Твои братцы-сестрицы такие тихие.
Я отвечаю:
— Мои братцы-сестрицы не разговаривают. Зато они мне все показывают. Я понимаю, что они хотят сказать, и объясняю взрослым.
А товарищи мне на это:
— До чего же вы чудные.
Я сказал отцу:
— В школе не очень-то весело. Нельзя ли мне бросить школу и стать учеником аптекаря?
Если братцы-сестрицы куда-то деваются, то я их отыскиваю. Они исчезают — я ищу. Каждый день.
Спать я ложусь поздно, а встаю рано утром.
Отец:
— Поскольку ты хочешь быть учеником аптекаря, очевидно, это означает, что ты хочешь стать аптекарем.
Как-то под вечер мать спрашивает:
— А где же сестрица Гертруда?
Я оделся и вышел на улицу. Стал ее повсюду искать, звать. Поискал на площади Крафта возле исторического музея. Потом возле здания народной семинарии и около церкви при монастыре святого Петра. Нашел на площади Мортена: стоит и смотрит, как торговцы нагружают свои повозки.
Я сказал ей:
— Пора домой. Скоро стемнеет, мать ждет.
Отец мой был фармацевтом, владельцем аптеки «Лев» на Малой Рыбацкой улице в Лунде. Аптека у него была большая, с собственной плантацией лекарственных растений, кроме того, там изготовлялись некоторые медицинские препараты.
Отец говорил о мерах весов так:
— Один центнер — это двести фунтов, один фунт — сто золотников, один золотник — сто гранул.
Февраль. Идет снег, он залепляет мне глаза и по дороге в школу и на обратном пути.
Кроме аптеки отец мой занимался торговлей красками, химикалиями и медицинскими препаратами собственного производства.
Отец:
— Быть учеником аптекаря — занятие важное и ответственное.
По ночам я сплю всего несколько часов.
В аптеке «Лев» я чувствую запахи кристаллов яри-медянки, уксусно-кислотного свинца, уксусной кислоты, танина, азотной кислоты, сахарной кислоты, ланолина, трута, очищенного свиного сала, белка, квасцов перистых, касторового масла и нашатырного спирта.
Отец сказал:
— Не забывай поздравлять братьев-сестриц с днем Ангела. Это важные для них дни, и они будут рады, что мы об этом помним.
Я играю с братцами-сестрицами. Мы что-то кричим друг другу без слов. Боремся. Играем в мяч.
— Ооо! Ау-у! Эээ!
Отец сказал:
— Ты можешь трудиться в качестве ученика аптекаря по вечерам, воскресеньям и праздникам. Но только при условии, что будешь по-прежнему учиться в школе и стараться быть очень внимательным на уроках. Ясно?
Я ответил, что да. Отец продолжал:
— К тому же, ты должен дополнительно заниматься такими предметами, как латынь, математика и химия. Ясно?
Я ответил, что да. Отец закончил свою речь так:
— В таком случае я поговорю с этими учителями.
Братцы-сестрицы сидят на полу и подвывают. Я слушаю их, различаю слова. Отец и мать поворачиваются ко мне. Я объясняю, что говорят братцы-сестрицы:
— Они говорят — голодны. Они говорят — писать хотим.
Пропал братец Ингвар. Я отправился на поиски. Искал на площади святого Клемента, прошел вдоль по улице Киллиана, вдоль по улице церкви святого Петра. Нашел на вокзале. Сидит там на перроне и смотрит на поезда, которые отходят в Ландскруну.
Мать рассказывала:
— Лев висел над дверью на двух железных цепях. Его украли, когда столяр ремонт делал. За много лет до твоего рождения.
Я слежу за тем, чтобы у братцев-сестриц варежки и шапочки были целы, чтобы они не оставляли на тарелках еду, чтобы по вечерам вовремя ложились спать.
Учитель латыни сказал:
— Iam seges est, ibu Troia fuit. Что это значит? Я перевел:
— Там, где стояла Троя, теперь поле.
Мы с братцами-сестрицами играем в казаки-разбойники. Братцы-сестрицы неутомимы.
Март. В гостинице «Гранд Отель» произошел взлом. Туда проник гостиничный вор с отмычкой «устити». Я спросил отца:
— Что такое устити?
А он мне:
— Устити — это специальный инструмент, которым можно открыть дверь с наружной стороны, когда изнутри вставлен ключ. Таким образом можно, не имея доступа к ключу, отпереть и запереть дверь с наружной стороны. Понимаешь?
Я сказал, что понимаю. Тогда отец в заключение сказал:
— Прими к сведению взлом в «Гранд Отеле» и никогда не оставляй ключа в замке.
Десятое апреля. По утрам все еще довольно холодно. Я:
— С днем Ангела тебя, Ингвар.
Май. Учитель химии сказал:
— Все предметы в природе состоят из составных частей, которые тоже состоят из составных частей помельче, таким образом, все, что представляется целым и единым, можно разделить на составные части.
Июнь. Я чувствую запахи скорпионового масла, хондруса курчавого, масляничного мыла, японского растительного воска, мыльного корня и ванили.
Я стою в аптечной приемной и ощущаю, как смешиваются запахи.
Пропал братец Сверкер, я искал его по всей улице святой Анны около кафедральной школы и на Большой площади. Нашел возле заведения для слепых: сидит и смотрит на слепых детей.
Пятнадцатое июля. Жара. Именины Рагнхильды. Я:
— С днем Ангела тебя, Рагнхильда.
Я пою братцам-сестрицам:
— Мы едем из Риа-ры-ры, Риа-ры, Риа-ры, мы приехали из Риа-ры, из аски-даски-дары, ищем наших дочерей, дочерей, аски-даски-рей.
