Гейл выразительно посмотрел на Маркуса, но тот не отреагировал. Вместо этого он сунул руку за отворот пиджака, в точности повторяя жест богатых мужчин, за которыми наблюдал большую часть своей жизни.
— Полагаю, вашей вины нет в том, что за один месяц здесь произошло два несчастья.
Гейл увидел, как глаза директора сузились сначала от негодования, потом — от непонимания.
— Совпадения бывают, — продолжал Маркус, но Уэйнрайт уже принялся высчитывать, какова была вероятность того, что ограбление и пожар случатся в самом защищенном музее мире с разницей всего в пару недель.
— Простите, мистер Гейл. — Директор выхватил мобильный телефон и в бешеном темпе зашагал прочь. Обернувшись через плечо, он крикнул: — Свяжитесь, пожалуйста, с моим ассистентом по поводу Моне!
С этими словами Грегори Уэйнрайт удалился.
— Ее здесь нет, — просто сказала Кэт, глядя на раму последней картины.
— Кэт, — произнес голос Саймона в ее наушнике, — я слышу переговоры на частоте охраны. Я думаю…
— «Девушка, молящаяся Святому Николаю»… Здесь должна быть «Девушка, молящаяся Святому Николаю»! — Кэт подняла голову, не глядя на взволнованное лицо Ника. Она не обращала внимания на сестру, которая изящно свесилась из вентиляции с длинным проводом в руках. Кэт осматривала комнату, считая:
— Одна, две, три…
— Кэт! — рявкнул Ник.
— Ее здесь нет, — сказала Кэт безучастно, все еще глядя на раму в своих руках.
— Кэт! — закричал Ник, и она наконец повернулась к нему.
— Ее здесь нет.
Может, это была ошибка. Может, Визили Романи спрятал пятую картину за другой рамой, и Кэт должна была использовать последние секунды, чтобы сделать правильный выбор.
— Ее здесь… — снова начала девушка.
Но тут она увидела ее — маленький белый квадратик бумаги, прикрепленный к раме кусочком клейкой ленты в том самом месте, где должна была быть «Девушка, молящаяся Святому Николаю».
Визили Романи был здесь.
Визили Романи сделал это.
Визили Романи оставил след, и Кэт пошла по этому следу. Она была упрямее дяди Эдди, храбрее своего отца и умнее, чем лучшие умы Скотланд Ярда. Она зашла так далеко и теперь стояла в этой комнате, глядя, как ее кузина втягивает четыре бесценных полотна по воздуху в вентиляционную трубу. Этот момент должен был стать гордостью всей ее жизни. Но Кэт только смотрела в пустоту и повторяла:
— Ее здесь нет.
Она провела пальцем по черным буквам на карточке.
— Кэт, — сказал Ник ей в самое ухо. Его рука нежно, но крепко взяла ее за локоть. — Время пришло.
Время, самый главный из всех воров. Кэт не могла больше раздумывать над судьбой пятой картины.
Инстинкт, воспитание и целая жизнь тренировок дали о себе знать: Кэт подбежала к пустому крючку на стене и повесила на него последнюю раму.
Она повернулась и увидела, как Габриэль поднимает «Блудного сына» Рафаэля на проводе, затаскивая его в вентиляцию. В эту минуту Саймон закричал:
— Ребята, время вышло! Уходите или…
— Сюда! — крикнул Ник. Он сложил руки чашечкой, чтобы подсадить Кэт к вентиляции, но девушка не воспользовалась его предложением.
Вместо этого она наклонилась и подобрала бордовый свитер и галстук, которые сбросил Ник. Проведя пальцем по маленькой заплатке, вручную пришитой Габриэль к кармашку, Кэт вспомнила вопрос, который задавала Гейлу.
— Почему ты делаешь это, Ник?
— Поторопитесь! — прокричал Саймон в наушник.
— Почему, Ник? — спросила она, подходя ближе. — Просто скажи мне… почему.
— Мне… нужна была работа.
— Нет, — просто сказала Кэт.
Она покачала головой и, не теряя ни секунды, прижала свитер к груди левой рукой, а правой схватила конец длинного провода. В ту же секунду она взлетела вверх, поднимаясь прямо к вентиляционной трубе.
Как только Кэт забралась в трубу, она посмотрела на Ника, стоявшего на полу под ними.
— Брось мне провод, Кэт, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, и Кэт внезапно поняла, что те же глаза она видела в Париже — в тот день, когда Амелия Беннет пришла забрать Бобби Бишопа в тюрьму.
— Ты похож на нее, знаешь? — сказала Кэт, глядя на него.
— Кэт, — сказал Ник, теперь уже твердо. — Бросай провод.
— Я должна была догадаться раньше. Я уверена, что Гейл догадался раньше. — Она рассмеялась, несмотря на оглушительный вой сигнализации, давление и кровь, прилившую к лицу, когда она свесилась из трубы вниз головой. — Похоже, я была слишком занята другими вещами.
— Кэт, брось…
— Такконе нравится угрожать людям, ты знал об этом? Он любит банальные штучки. Шантаж, фотографии с угрозами… И когда я смотрела на фото моего отца, я увидела там тебя — на заднем плане. Ты следил за ним, Ник? Ты поэтому шел за мной? — спросила Кэт. Она не стала ждать его ответа. — Готова поспорить, ты долго планировал, как помочь своей матери поймать моего отца, — и решил использовать меня.
— Кэт! — в отдалении послышался голос Габриэль. Кэт слышала, как сестра пытается в одиночку справиться с четырьмя бесценными картинами, а те бьются о тонкие металлические стенки трубы. Но она не двигалась с места.
— Сколько твоя мать охотится за моим отцом, Ник?
Он опустил глаза и признал:
— Давно.
— Значит, она таскала тебя за собой по всему миру, и в какой-то момент ты просто не выдержал и втянулся в семейный бизнес? — Кэт посмотрела на парня, который мог оказаться союзником, а мог — предателем, но уж точно был лжецом. Она не удержалась: — Я знала, что ты не просто так мне понравился. — Уже из трубы Кэт добавила: — Может, тебе тоже стоило попробовать пансион!
Она уже была внутри, когда услышала голос Ника:
— Я думал, ты отошла от дел!
Звук его голоса — а может, сам момент — заставил Кэт улыбнуться. Она повернулась и выглянула из трубы в последний раз.
— Почему ты делаешь это, Ник?
— Потому что… — он помолчал, подбирая слова. — Потому что ты мне нравишься.
Но Кэт не поверила ему.
В эту минуту раздался новый звук сирены — громкий, оглушительный.
— Кэт, — позвал Ник, делая шаг вперед и протягивая руки вверх, но в ту же секунду комнату прорезали лучи лазерной решетки. Прохладное синеватое освещение зала Романи сменилось ярко-красным мигающим светом. Ник посмотрел на двери, словно уже слышал шаги охраны.
Но Кэт только взглянула на него и произнесла:
— Неверный ответ.
Кэт старалась не обращать внимания на сирены, которые становились все громче с каждым метром пути. Она ползла в темноту, согнувшись в три погибели. Сосредоточившись на маленьком квадратике света в конце трубы, она продвигалась все ближе к нему. Сирены завывали все громче и громче. Кэт отчаянно хотелось остановиться и подумать о том, что только что произошло, но времени на это не было.
Когда девушка наконец достигла конца трубы, она увидела внизу Габриэль — та уже сняла форменную юбку экскурсовода и вывернула ее наизнанку. Юбка превратилась из синей в клетчатую бордовую — такую же, как была на Кэт. Саймон уже завязывал галстук на шее Хэмиша — голубые комбинезоны братьев покоились на дне мусорного ведра где-то в недрах музея. Кэт опустила глаза на свитер, который держала в руках. Нику он больше не понадобится. По крайней мере, сейчас. Она запихнула свитер в трубу и спрыгнула на пол, мигающий под аварийными огнями.
Лучи лазерной решетки сверкали красным. В хаотических пятнах света Кэт едва различала картины на стенах: Ренуар, Дега, Моне. У нее закружилась голова от близости к полотнам великих мастеров. Но, может, дело было в газовой атаке.
Она вспомнила о маске, которую оставила в зале Романи, но было уже поздно.
Сквозь туман Кэт увидела, как распахнулись двери и в комнату ворвались вооруженные охранники.
— Служба безопасности Хенли! — услышала Кэт. Эти слова повторялись снова и снова, отскакивали от стен…
Голова Кэт стала ватной. Она почувствовала, что летит на землю.
Глава тридцать четвертая
С заднего сиденья «бентли» Артуро Такконе казалось, что мир рушится. Небольшой телевизор показывал прямой эфир корреспондентки, которая стояла всего в нескольких метрах от машины. Такконе переводил взгляд с экрана на сцену, разворачивавшуюся за окном, и не мог определить, какая из них была реальнее.
— Сегодня в Хенли разыгралась целая драма, — сказала корреспондентка.
— Что мне делать, босс? — спросил водитель, поворачиваясь.
Артуро Такконе последний раз посмотрел за окно и надел солнечные очки.
— Езжай. — Его голос был лишен эмоций и почти равнодушен, словно закончился лишь один из раундов его любимой игры. Посторонний человек даже не понял бы, выиграл он или проиграл. Артуро Такконе был просто рад сыграть заново в другой раз.
