С этими словами Минц вновь исчез в корабле и, пока Удалов раздумывал, что ему делать дальше, вытащил к люку большой металлический контейнер и высыпал из него на мокрую траву тысячи шариков.
– Топчи, – сказал он. – Я тебе сейчас помогу.
Минц спрыгнул на землю, закрыл за собой люк и принялся топтать шары, которые лопались с легким треском.
– Ты чего, – спросил Удалов, топча шары и поглядывая с опаской на закрытый люк, – не боишься?
– Чего бояться? – спросил Минц, топча шары. – Борьба есть борьба.
– Сначала нас продал, потом его продал, а потом что?
– О военной хитрости слыхал когда-нибудь? – спросил Минц.
– Что-то я не видел военной хитрости в твоем поведении, Христофорыч.
– А чего же видел?
– Трусость, низкую подлость. Желание поторговаться.
– Видишь, как хорошо я сыграл роль. Даже ты не догадался. Значит, хитрость удалась. Ну ладно, вроде все шарики потоптали. Пошли домой, ты уже носом шмыгаешь. Не хватало еще, чтобы ты простудился.
Удалов вынужден был признать, что Лев Христофорович прав.
Они пошли домой.
Встало солнце. Парило, но было еще прохладно.
– А как он хватится? – спросил Удалов, которому хотелось верить в то, что профессор не предатель.
– Надеюсь, не хватится, – сказал Минц.
– Так расскажи же!
– Все гениальное просто. Нужна наблюдательность и острый, ясный ум. Такой, как у меня.
– Короче, Христофорыч!
– Куда уж короче. В общем, я при первой же встрече обнаружил, что пришелец – существо хилое, незакаленное. Сплошной сидячий образ жизни.
– Допускаю, – сказал Удалов. – И что же?
– Чего мы больше всего боимся? – задал Минц риторический вопрос. – Каждый на этот счет имеет свою точку зрения.
– Правильно, – сказал Удалов.
– Допустим, ты боишься кошек.
– Я пауков боюсь.
– И если ты боишься пауков, ты думаешь, что все должны бояться пауков.
– Нет, я так не думаю.
– Не перебивай, я упрощаю. Я хочу сказать, что мы всегда стараемся подсознательно или сознательно навязать окружающим свои проблемы. Я подумал, почему они нам предложили головоломку, да еще не одну, а с упорством, достойным лучшего применения, все время подсовывают нам то кубики, то шарики. Не оттого ли, что сами подвержены такой болезни?
– Ты думаешь, они сами…
– Только гипотеза, мой друг, только гипотеза. Но подумай, есть враждебная агрессивная инопланетная цивилизация. Хочет она покорить Землю. Другая бы цивилизация избрала для этого каких-нибудь микробов или лучи смерти. А эта – головоломки. Моя гипотеза потребовала проверки.
– Какой?
– Экспериментальной. Я нашел оружие против пришельца, но, для того чтобы его испытать, я должен был втереться к нему в доверие. А для этого мне нужно было проникнуть на корабль. В качестве кого?
– В качестве ренегата, – сказал Удалов.
– Правильно, мой друг. Как только придешь домой, немедленно переоденься.
– Дальше, Лев Христофорович!
– А дальше что? Дальше надо будить Стропилова, брать штурмом общежитие речного техникума и уничтожать те шарики, что еще находятся в руках неопытных и доверчивых спортсменов.
– Что за оружие? Скажи.
– Скажу, обязательно скажу. В свое время. Когда победим.
Тут начались первые дома города, на Удалова напал необоримый приступ насморка, и он страдал от него так, что даже в штурме речного техникума принимал лишь пассивное участие.
Минц выбрал для штурма раннее утро по двум причинам. Во-первых, город еще спал и не будет любопытных; во-вторых, большинство обессиленных спортсменов дремало, не выпуская из рук шариков.
Высадили дверь. Сломили вялое сопротивление тех, кто так и не заснул, уничтожили заразу. Потом Стропилов принялся кормить подростков глюкозой и отпаивать сливками.
Соревнования пришлось отложить на три дня, но тем не менее они прошли успешно. При большом стечении народа команды – по двадцать колбоксистов с каждой стороны – сходились, размахивая перчатками. Играли оркестры. Гуслярцы, конечно, победили.
И лишь после окончания соревнований Минц согласился открыть последнюю страницу тайны. Он пригласил Стропилова и Удалова посетить поляну с кораблем.
На поляне было тихо. Люк был закрыт.
Минц первым вошел в корабль, потом позвал друзей.
В кабине корабля пахло пылью и запустением. Пришелец сидел, уронив голову на стол. Вокруг были разбросаны игральные карты.
Минц пощупал у него пульс и сказал:
– Наш враг обессилел.
После этого он подошел к приборам, пощелкал выключателями и нажал на соответствующие кнопки. Приготовил корабль к автоматическому взлету.
Они вышли на поляну.
Корабль стал медленно подниматься в небо.
– Что это было? – спросил Удалов, хотя уже знал ответ на вопрос.
– Пасьянс моей бабушки, – сказал Минц. – Она – единственная на Земле, у кого он складывался. Бабушка потратила на это шестьдесят лет. Я, при всей моей гениальности, решить его не смог. Я предложил его пришельцу как дополнительное средство одурманивания человечества, но умолчал о том, насколько сложно решить задачу. Через три минуты после моего прихода он уже не видел ничего, кроме пасьянса. И видно, болезный не отрывался от него последующие четыре дня.
– А если он вернется? – спросил Удалов.
– Ну, во-первых, он, как только отоспится, снова примется за пасьянс. Хорошо еще, если долетит живым до своей планеты. Думаю, при желании мы могли бы теперь взять их голыми руками.
Они посмотрели в небо. Небо было чистым.
– Пускай только попробуют вернуться, – сказал мрачно Стропилов. – Я ему такую шахматную задачку подготовлю, что вся их армия не разгадает.
Новый Сусанин
В лесах под городом Великий Гусляр таится озеро Копенгаген, окутанное тайнами и легендами, заветная Мекка гуслярских рыболовов.
Многие десятилетия оставалось загадкой название озера, непривычное для здешних мест. Рассказывают, что в тридцать седьмом году покойный отец старика Ложкина поехал в Вологду продавать метровую щуку, выловленную им в том озере. На вологодском рынке к нему подошел один человек, одетый в штатское, и спросил, где Ложкин выудил такую рыбину. Ложкин честно признался, что в Копенгагене, и после многих допросов и неправедного суда отправился в лагерь как датский шпион, а Николай Ложкин дождался папу только через восемнадцать лет.
Лишь лет двадцать назад директорша краеведческого музея Елена Сергеевна выудила в городском архиве информацию, что озеро получило свое название случайно. Оказывается, в начале прошлого века в тех краях построил свой охотничий замок англоман Архип Гулькин, велевший именовать его просто Гулем. Как-то приехавший к Гулю на рыбалку либерально настроенный гуслярский мировой посредник пошутил, что Копенгаген – английский вице-адмирал. Гуль был потрясен звучностью адмиральского имени и велел переименовать озеро Темное в озеро Копенгаген. Название окрестным мужикам понравилось, хотя казалось ругательным. Гуль пытался разводить в озере крокодилов, крокодилы прижились, но мужики их выловили и пустили крокодилью шкуру на подошвы валенок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
