Дуглас Струтер был из той породы американцев, кому во что бы то ни стало хотелось сократить дистанцию в социальном положении между собой и представителями высшего света. Он арендовал охотничьи угодья, потому что считал, что так надо. Интересовался он исключительно собой и стремился показать своим друзьям, что он заядлый охотник. Воровство явно не входило в его намерения.
Струтер разозлился, подумав, что герцог выставляет его дураком. Но когда, успокоившись, он еще раз обдумал ситуацию, то решил забыть свои оскорбленные чувства и подружиться с ними. Ему нравилось рассказывать своим друзьям, впервые приехавшим в Бенюр, о «своем друге, герцоге Аркрэ». Нет ничего страшного в том, что американца временно обидели, решила Беатрис. Но вереск все равно не найден, и теперь надо подумать, где же его искать.
Иэн оставил все мысли об этой пропаже. Он размышлял об утреннем споре с Мойдой и даже пожалел, что не привел несколько весьма убедительных доводов. Забавно, когда Мойда спорила, ее глаза, казалось, становились все больше и больше, а золотые крапинки в них — все заметнее. Иэну понравилось спорить с ней о международном положении, но нельзя было сказать, что он одержал победу.
Мойда оказалась достойным противником. С трудом верилось, что в ее темноволосой головке может скрываться столько знаний. Из своего опыта Иэн знал, что красивые женщины обычно глупы, а умные почти все страхолюдины. Глядя на Мойду, нельзя было не восхищаться ее внешностью, но для того, кто разговаривал с ней, красота девушки отступала на второй план, уступая место уму и проницательности.
Интересно, подумал Иэн, какова она, когда влюблена? Мягкая, нежная и привязчивая? Или, наоборот, властная и взбалмошная? Внезапно ему захотелось увидеть ее глаза, темные и полные страстной истомы, и приоткрытые в ожидании поцелуя губы.
Вздрогнув, он поднялся с места. Они вернулись в Скейг; бог знает, куда могли увести его мысли.
Войдя в холл и снимая с себя меха, Беатрис поначалу не вслушивалась в болтовню Кэти; она собиралась сделать Мойде какое-нибудь язвительное замечание за то, что та позволяла детям бегать по дому, как будто он их собственный.
Беатрис вспомнила, что так и не поговорила со сквоттерами, и проблемы герцога отошли на второй план. Затем, услышав, как Кэти рассказывает о том, что видел Хэмиш, а Мойда пытается уговорить Хэмиша рассказать о том, что тот знает, Беатрис волей-неволей начала принимать участие в происходящем.
Ей всегда требовалось сунуть свой нос в любое дело, каково бы оно ни было. Она играла исключительно главные роли, даже если драма не стоила и выеденного яйца. Жизнь Беатрис рассматривала как спектакль, в котором она монополизировала центральное место, не обращая внимания на остальных. Этому способствовала ее железная воля, властный характер и поразительное жизнелюбие.
В большинстве случаев людям было либо слишком трудно, либо слишком утомительно противостоять Беатрис. Те, кто считали ее невыносимой, просто исчезали из ее жизни и игнорировали ее; она же просто-напросто не задумывалась об их существовании.
Несмотря на ее утонченную, женственную внешность, Беатрис следовало родиться мужчиной. Из нее получился бы проницательный, успешный бизнесмен. Она хотела командовать и держать все под контролем, но, будучи женщиной, старалась наилучшим образом использовать имеющуюся у нее власть.
Ведя Хэмиша за руку в библиотеку, Беатрис была само очарование. Она была в центре внимания. Ей удалось побороть враждебность Хэмиша. Все остальные покорно, как овцы, следовали за ней.
Она села на диван и, пока остальные собирались в комнату, завладела вниманием мальчика.
— Послушай меня, Хэмиш, — начала Беатрис, — чего бы тебе хотелось больше всего на свете?
— Ружье, — быстро ответил Хэмиш.
— Не знаю, смогу ли достать для тебя настоящее, — ответила Беатрис, — но думаю, что найду двуствольное ружье, стреляющее пробками и деревяшками. Оно будет стрелять на большое расстояние и выглядеть точь-в-точь как настоящее. Хочешь такое?
— Зря она старается подкупить его, — сурово сказала Мойда Иэну.
Она произнесла это тихо, но все присутствующие услышали ее слова. Потому что говорила Мойда с чувством, и Иэн, повернувшись к ней с улыбкой, подумал, как она красива, когда глаза ее горят, а на щеках выступил румянец. Беатрис же, казалось, не замечала никого, кроме Хэмиша.
— Кто-нибудь будет знать, что оно не настоящее? — спросил Хэмиш.
— Никто, кроме тебя, — заверила его Беатрис.
— Тогда я согласен, — с серьезным видом ответил мальчик и после короткой паузы добавил: — Пожалуйста…
— Сегодня же закажем его по телефону. Послезавтра ты его получишь. Но, если я подарю тебе ружье, ты сделаешь кое-что для меня?
Хэмиш ответил не сразу. Он был достаточно сообразителен, чтобы понять — это сделка.
— Д… Да, — наконец произнес он с явной неохотой.
— Тогда расскажи мне про девочку, которая подходила к прилавку за белым вереском. Расскажи все, что сможешь вспомнить. Давай начнем с самого начала. Это было вчера днем, так ведь?
Хэмиш утвердительно кивнул.
— Кто еще там был?
— Кэти. А тетя Мойда показывала людям замок.
— Людям? Тем, у которых была маленькая девочка с горшочком вереска?
— Да, но она не пошла в замок. Она сказала, что устала, и ее мама разрешила ей поиграть на улице, пока они не вернутся с экскурсии.
— Теперь я вспомнила, — воскликнула Кэти, — потому что она дала мне шесть пенсов за девочку, а потом заставила вернуть обратно, потому что девочка не пошла в замок.
— А что было потом? — спросила Беатрис.
— Девочка стояла на улице, — ответил Хэмиш, — она смотрела на меня и улыбалась. Но я не стал улыбаться в ответ.
— Почему же? — удивилась Беатрис.
— Потому что она девчонка, — объяснил Хэмиш.
— Понятно! — серьезно произнесла Беатрис. — У нее было что-нибудь в руках?
— Нет, — ответил Хэмиш, — но потом она залезла в машину.
— И еще долго не могла открыть дверь, — презрительно сказала Кэти. — Она была больше меня, но у нее долго не получалось. А вот я умею открывать дверь в машине, правда, тетя Мойда?
— Конечно, дорогая, — ответила Мойда.
— Она открыла дверь, — сказала Беатрис. — А что она сделала потом?
— Вернулась к прилавку с горшочком вереска в руках и леденцом на палочке, — сообщил Хэмиш. — Она сосала леденец, чтобы и мне захотелось.
— Ты разговаривал с ней? — спросила Беатрис.
Хэмиш покачал головой.
— Леденец был красный, — вмешалась Кэти, — она отдала бы его тебе, если бы ты с ней заговорил.