«Глупости, — тщетно успокаивал себя Пролаза. — Мне просто мерещится. Никто не знает, что я несу в мешке, никому до меня нет дела». Он так часто оглядывался назад, что едва не столкнулся с прохожим в черном балахоне. Немедиец отпрянул в сторону; встречный остановился и повернулся к нему лицом. Удаляясь от него почти бегом, Пролаза миновал заросли кустов и за ними увидел костерок; вокруг него неподвижно стояло несколько человек в черных балахонах, лица их прятались под капюшонами.
«Нищие, — сказал себе Пролаза. — Самые обыкновенные бродяги. У них нет денег на ночлег в городе, вот они и греются у костра за околицей. Наверняка они здесь чужие, сами боятся. Если их не задирать, они меня не тронут».
Костер потрескивал. Двое в балахонах безмолвно двинулись наперерез немедийцу. У него мороз побежал по коже.
Он попытался обогнуть зловещих незнакомцев, но один из них совершил неуловимое движение, и Пролаза ощутил, как в предплечье ему, точно железные клещи, впиваются пальцы. Он вскрикнул, рванулся, ударил черного кулаком в лицо. Он промахнулся, но сбил капюшон, и тут же из горла Пролазы вырвался вопль ужаса. Лицо человека в черном было залито кровью и гноем, правый глаз отсутствовал, левый свисал на нерве.
Мертвец!
Второй упырь вцепился в него сзади, и тут же зашевелились остальные. Безмолвно обступили Пролазу со всех сторон. Немедиец снова рванулся, высвободил руку, изо всех сил лягнул мертвеца, который стоял позади, и ударом мешка по голове опрокинул еще одного, который бросился на колени, чтобы схватить его за ноги. Мешок лопнул по шву, на мостовую посыпались обломки ониксового идола. Пролаза кинулся наутек. Ноги предательски подкашивались, он не бежал, а семенил; его догнал бы и ребенок. Упыри густой цепью шествовали следом. Крича благим матом, Пролаза добежал до ближайшего дома, забарабанил кулаками в дверь. Послышались медленные шаги хозяина. Грозные силуэты преследователей приближались; подпрыгивая от страха, Пролаза уже не кричал, а визжал. Вот они в пяти шагах, поднимают руки, чтобы откинуть капюшоны… Но спасение рядом! Громыхнул засов, отворилась дверь… На пороге стоял упырь в черном балахоне. Пролаза всхлипнул и пустился дальше по улице. Столько домов, должен же в них кто-нибудь жить!
Ему только казалось, что он бежит. На самом деле он едва переставлял ноги, мягкие, как тряпичные жгуты. В конце концов ноги отказали, и он сел в дорожную пыль. Мертвецы снова окружили его, и одноглазый достал из-за пазухи что-то блестящее. Расправив златотканую шляпу со свалявшимися павлиньими перьями, нахлобучил ее на голову Пролазы. В лунном свете зловеще замерцали павлиньи «глаза».
И тут в мозгу немедийца адским пламенем вспыхнули три слова. Каждое из них само по себе было вполне невинным, но вместе они олицетворяли угрозу, страшнее которой Пролаза не знал.
«Золотой… Павлин… Саббатеи…»
— В сторону! — Конан схватил Сабу за руку и увлек прочь с дороги. — Всадники!
Они залегли в кустах. В темноте нарастала дробь множества копыт, со стороны Шадизара приближался большой конный отряд. А затем луна осветила не меньше семи десятков седоков — самого что ни на есть зловещего вида лихих молодцов, с ног до головы увешанных оружием. В арьергарде карета, запряженная четверкой крепких коней, везла самого Пузо — даже в темноте лубочная канарейка на дверце сверкала золотом. Судя по злым возгласам и переругиванию всадников, они были подняты среди ночи и оттого настроены более чем агрессивно. Конан знал, что воровскому «герцогу» Ахамуру Вайсе Саламбену Давгалю Умбрие Лучимии подчиняются не меньше тысячи «вассалов», и по первому его зову с ближайших кварталов сбегаются несколько десятков опытных бойцов. Что же заставило его среди ночи поднять людей и отправиться в поход? И куда он держит путь?
Еще не успев задать себе эти вопросы, Конан понял, что знает ответы. Эта дорога ведет прямиком к особняку Паквида Губара. Бандитский главарь за что-то осерчал на ростовщика и решил его наказать. За то, что посланник Пуза не вернулся с Сабой? Вряд ли. Скорее всего, гонец и сейчас лежит в путах и с кляпом во рту. Если и освободился, добраться до своего господина за это время он никак не мог. Должно быть, что-то случилось, о чем Конан пока не знает. Он похвалил себя за предусмотрительность: правильно сделал, что обратно пошел пешком, оставив повозку гонца неподалеку от особняка. Пешему на ночной дороге легче укрыться от проезжих лиходеев. Когда эти всадники обнаружат повозку, они, скорее всего, задержатся и прочешут ближайшие окрестности.
— Конец Губару, — глухо прошептала Саба. — С Пузом шутки плохи.
— Может, отобьется? У него же не дом, а настоящая крепость. — Но Конан и сам не верил, что Губар победит в войне с всемогущим бандитом. В лучшем случае, он отразит первый штурм, но Пузо обязательно вернется с подкреплением. Он не успокоится, пока не выпустит кишки своему бывшему приятелю.
— Они там всех вырежут, — рассуждала вслух Саба. — Эх, не повезло Фефиму.
— Фефиму? — Конан ошеломленно повернулся к ней. — Разве он там?
— А что, я тебе не сказала? — небрежным тоном спросила Саба. — Ну, виновата, как-то из головы вылетело. Там он, в колодце. Помнишь арену-колодец, где Губар нас в прошлый раз чуть не утопил? Он и сейчас меня туда бросил, такая вот гадина. Это, говорит, чтобы освежить приятные воспоминания. А Фефима там еще раньше заперли.
— А, Кром! — Беспечность Сабы привела Конана в бешенство. — Безмозглая самодовольная курица! Его же убьют из-за тебя!
— При чем тут я? — ощерилась Саба. — У Губара в особняке полторы дюжины вооруженных телохранителей, где нам с тобою их одолеть?
— Я бы потребовал выдать и его, — сказал Конан. — Сказал бы, что Пузо…
— Тут бы тебе и конец, — перебила Саба. — Губар не такой дурак, чтобы дважды попасться на одну уловку. Да плюнь ты, Конан, твоей вины тут нет. Плетью обуха не перешибешь. Может, и спасется Фефим. Он ведь Пузу не враг, за что его убивать?
— В темноте, — глухо произнес Конан, — банда разбираться не будет, кто прав, а кто виноват. Вырежет всех до одного, а дом спалит. Пузу свидетели ни к чему. Я возвращаюсь.
— Зачем? — с искренним удивлением спросила Саба. — Тебя же обязательно убьют. Какая в этом выгода? Стоит ли рисковать ради какого-то ярмарочного артиста? Брось, Конан, это не твоя война. Проклятый идол оставил нас в покое. Наши враги сейчас будут резать друг другу глотки. Все великолепно складывается. Знаешь, о чем я думаю? Давай вернемся в Шадизар и поработаем вдвоем, а? Будем грабить толстосумов. Я, между прочим, такой шикарный налет задумала — самому Пузу не снился. От тебя сущие пустяки потребуются — треснуть сзади по башке кое-кого…
