365 дней в году быть в хорошем самочувствии.
Если меня любят, могу и чаще. Японки отдыхают.
Тратить деньги как полагается, и на нижнее белье тоже.
Японка. Я — японка. Могу!
Вкусно готовить. Иметь ловкие руки.
Так, где дают японское гражданство?
Выбрасывать ненужное.
Я бы с радостью, но оно само назад домой приходит. Вот копилку в виде собаки перед Новым годом выбросила опять. Глядь — а она на подоконнике стоит. И ухмыляется. Видно, не хочет, чтобы я японкой была.
Рано вставать.
Который там час? Ага, полшестого. М-да… Разрешите представиться — Маруся-сан…
Каждый день просматривать газеты.
Я просматриваю Интернет. Считаю, можно поставить плюсик.
Каждый вечер хорошо засыпать.
Нет, не совсем японка…
Часто говорить «спасибо».
О! Спасибо! Вот, спасибо!!! Японка-японка! Трижды японка.
Не скупиться на обувь.
Ну, почти японка. Пойду на днях не поскуплюсь. Если дочь не раскрутит не поскупиться на ее обувь.
Поддерживать чистоту в уголках дома.
У меня так много уголков — пойду сейчас загляну во все. Правда, в одном из уголков стоит клетка в полкомнаты кролика Арсения, а в другом Иннокентий, попугай, живет. Там сложно поддерживать идеальную чистоту. Так, японка минус два угла.
Хорошо договариваться с людьми.
Легко! Могу. Все! Нужно выбирать для жизни один из японских островов. Вот, скажем, Кюсю. Там красиво.
Самостоятельно преодолевать страдания.
Нет, не японка. У меня есть кому уткнуться в живот и поплакать.
Не переносить в завтрашний день неприятности, которые случились сегодня.
А если они у меня, наоборот, перебираются со вчера в сегодня?
Интересно, как с этим в Японии?
Почти не простужаться.
Я стараюсь… О, возьми меня, Япония!
Иметь сияющие блестящие волосы.
Вот японцы дают!.. Нет, ну как вам нравится? Не только блестящие, но и сияющие! Это же одно и то же!.. Японка!
Уметь самой укладывать волосы.
Не думала, что укладывать самой волосы — по-японски, думала, это от отсутствия времени, денег или хорошего мастера. Вполне…
В коллективе вести себя сдержанно.
Ну это прямо про меня. Странно, почему до сих пор никто не понял, что я — японка?
При необходимости стать лидером.
А если эта необходимость всю жизнь?… Опять неясность…
Иметь много приятелей для встреч.
Нету… ну все, прощай, Кюсю, Хонсю, Сикоку и Хоккайдо.
Правильно выговаривать окончания слов.
Я — япон-КА.
Красиво писать иероглифы.
Щас попробую. Думаю, смогу. Я же японка…
Иметь любимое изречение.
Их есть. И не одно. Так что я не японка, я — круче!
Не бояться стареть.
Не буду!.. Только бы стать японкой!
Иметь множество планов на будущее.
Японка в пятом поколении!
Больше плакать о других, чем о себе.
…Японка.
Смотреть в зеркало хотя бы раз в два часа.
Какой хороший совет. И где они только время берут, эти японки?
Быть счастливой, выглядеть счастливой.
Я счастливая. Я выгляжу счастливой. А иначе почему я так раздражаю женщин.
Так что добро пожаловать ко мне! В Японию…
О школе опять и снова
Тузик
Прекрасный учитель Тузик преподавал в Линкином классе историю искусств. Прекрасный. Умный. Линка и ее подружки говорят, что он даже очень красивый — высокий, худощавый, длинноволосый. Трогательный, с нежным мечтательным лицом и прекрасными узкими руками. Вроде он из Минска или из Бреста сюда переехал. Словом, из Белоруссии. Этот Тузик был идеальный субъект для опытов где-нибудь в научно-исследовательской лаборатории бехтеревских адептов. Мужчина-букет. Букет комплексов. Это все вначале так думали. Ну, учителя, они ведь вообще лучше всех все знают. Даже то, чего вообще не знают.
А звали учителя именно Тузик Сергей Владимирович. Это фамилия такая белорусская, Тузик. Означает каблук.
Его, Тузика, понимала и любила очень только моя дочка Лина. И еще — жалела. Потому что он, Тузик, удивительно был одаренный. Кто-то говорил, что чуть-чуть альтернативно, ну так что ж… Где-то Бог дал, а где-то и не хватило. Так что он был безумно талантлив. Безумно — именно то слово здесь, да. Он рисовал, печально склонив на клочком бумаги свое отрешенное прозрачное лицо, одной сплошной линией, не отрывая грифель карандаша от листа. За пару секунд — лицо, за минуту — городской пейзаж. А уж как он рисовал воду! Так, что слышно было, как журчит ручей или шумит водопад. А птиц! Разных птиц рисовал — это просто невозможно описать! Как китайские мудрецы о своих великих художниках говорили: если они рисовали птицу, а последним штрихом прорисовывали глаз — птица взлетала. Поэтому Тузик рисовал птиц не то чтобы безглазых, он глаза там подразумевал, и каждый, кто смотрел, видел их, но на самом деле их там не было. Вот такие чудеса.
Но когда Тузик вел урок, это была катастрофа — он бормотал себе под нос, стеснялся, елозил ногами и пачкался мелом — извозякается весь, из класса выходит, как отработавший смену маляр. И оглядывает себя всего растерянно и сокрушается: «Ой, опять испачкался, папа меня накажет…»
И Линочка моя, правильная добрая девочка, помогала ему костюм почистить. И странно, говорит Линка, он ведь ну одну-две даты на доске за весь урок запишет или там фамилию художника или композитора… А от смущения цапнет кусочек мела и мусолит его, мусолит весь урок. Дырки в нем ногтиком колупает, крошит, ко рту подносит в задумчивости, откусывает от него — ужас.
А недавно мальчишки в классе разошлись, стали хулиганить и на уроке истории искусств оплевали Тузика Сергея Владимировича из трубочек ворованным из кабинета труда бисером. И Тузик заплакал. И даже очень громко заплакал и выбежал из класса. И прижался лбом к окну в коридоре. А следом выбежала добрая Линка, подошла осторожно и положила ему руку на плечо: «Сергей Владимирович, вы не расстраивайтесь…» А Тузик обиженно дернул плечом, сбросив Линкину руку, и как рванет по коридору подальше, в холл, к входной двери — и убежал домой. А за ним побежали Лина и ее подружка Маша, и ее подружка Ксюшка, и две Алинки побежали следом, потащили его пальто, шапку, шарф и портфелик старый, виды видавший.
На следующий день в Линкин класс с глухим рычанием вломился Тузик-старший, Тузикин, значит, папа. Тоже Тузик, но Владимир Сергеевич и полная противоположность Тузику-младшему, свирепый и дурной, как волкодав. Ворвался в девятый класс и давай разбираться. Мстить. И стоял перед классом и рубил кулаком и угрожал, помогая себе выражениями лица, и рррыкал на каждого, отдельно резко вскидывая большую и злобную голову. И класс замер, воцарилась, как пишут, мертвая тишина, но вдруг тихонько заскрипела и приоткрылась дверь, и в двери показался нос Тузика-младшего, Сергея Владимировича, который все это время стоял под дверью и переживал. И Тузик-младший проскулил: «Па… ну пааа… Ну не надо, пааап…»
А Владимир Сергеевич Тузик отмахнул в его сторону рукой сплеча и шикнул на него: «Уди, Стебелек! Я с ними тут сам разберусь».
И все в классе сначала прыскали опасливо, а потом не выдержали, и грохнул смех. Потому что Тузик — еще ладно, но Стебелек — это все. Только Линка не смеялась, и все вокруг нее сидящие — рядом, сбоку и сзади — тоже молчали, потому что Линка на всех выразительно смотрела. А Лина, она ведь моя дочечка, она умеет выразительно смотреть.
Затем папа Тузик забрал своего сына Тузика-Стебелька из школы.
Ну и правильно.
Недавно мы видели его в центре города на вернисаже — он сидит рядом со своими картинами, где вода, птицы, горы… И рисует портреты сплошной линией… рисует, склонив над листком свое печальное, прозрачное, отрешенное лицо.
Я заметила, что у настоящих талантов во время работы одинаковые лица. Прозрачные, отрешенные и немного печальные.
Иностранцы его работы хорошо покупают. А Линка наша как стала около него, так стояла и стояла. И уходить не хотела… А на обратном пути была молчалива и тиха и вдруг сказала, что если бы все были такие, как Стебелек, то в мире была бы гармония, любовь и покой…
«Ну, — добавила она, — пусть еще пару человек будут такие, как Тузик-старший. Такие тоже нужны. Для спокойствия и безопасности Стебельков».
