Доктор, прежде чем выйти, подошел к Хватко с Костромировым и прошептал, что в их распоряжении не более четверти часа — утомлять пациента нельзя, состояние-де сложное. Когда все, кроме следователя и профессора, покинули палату, протоиерей обратил бледное лицо на посетителей.
— Здравствуйте, ваше высокопреподобие, — первым прервал молчание Горислав, — вы хотели нас видеть? Я…
— Не утруждайтесь понапрасну, — перебил их Серафим, — времени у нас мало, а кто вы, мне и так ведомо…
— Но, кажется, ни я, ни следователь Вадим Вадимович Хватко не имели чести…
— Да, я не принял вас в прошлый раз, — вздохнул первосвященник; чувствовалось, что в силу телесной немощи или по иной причине, но разговор этот дается ему с трудом, — а теперь вот сам позвал… Обстоятельства изменились: сейчас вы уже почти все знаете… а я знаю, что вы знаете, потому что… грешен — незримо наблюдал за вами все это время. Не самолично, разумеется. А теперь, когда благодаря вам был выявлен истинный истребитель моих братьев во ордене…
— Ого! — вмешался Хватко. — Вы и про Пеклова уже знаете?
— Один из охранников Прошина — член близкой нам молодежной организации…
— ПЮНШ? — догадался следователь.
— Верно… Но хватит о пустом, мой врач наверняка ограничил вас во времени. Так что говорить буду я, а вы внемлите… все вопросы после… Вот… готовят меня к операции, к шунтированию. По грехам и награда. Операции мне не пережить, знаю… А потому не хочу, чтобы здесь, в тварном мире, по мне осталась слава как о душегубце каком…
Протоирей прикрыл рот и нос маской, подышал и, переведя дух, продолжил:
— Так знайте: я не убийца. И никто из нас… никто из членов ордена святого преподобного Феофила — тоже. Это был несчастный случай, всего лишь несчастный случай… Господь пускай мне в том будет свидетелем, а чин мой священнический — порукой! Все произошло, дай Бог памяти, десять лет тому назад… да, в девяносто девятом году. Алексей Пеклов, в судьбе которого я принял определенное участие, прислал мне из скита Ксилургу — старейшей на Афоне русской обители — письмо, из которого следовало, что в библиотеке скита им обнаружена древняя рукопись ранее неизвестного Жития святого Феофила Мелиссина. Разумеется, будучи членом-кавалером ордена сего святого, я не мог не заинтересоваться подобной находкой… Так случилось и совпало, что я как раз входил в число тех православных медиевистов, кому сам Вселенский патриарх, Его Божественное Всесвятейшество Архиепископ Константинопольский, дозволил посетить Святую Гору — Афон — для изучения тамошних библиотек, русским обителям принадлежащих. Слава о сокровищах, в них сохраняемых, давно уже смущала наши умы… Депутация сия планировалась и намечалась не однажды, но все как-то откладывалась по причинам… межцерковно-политического характера. Вы, Горислав, без сомнения, знаете, что все монастыри Афона находятся под прямой юрисдикцией Константинопольского патриархата, хотя территориально должны бы быть частью Элладской Церкви Греции. Но вот, наконец, в отношениях между братскими Православными Церквями — Российской и Константинопольской — наступило кратковременное потепление, и вопрос с поездкой разрешился утвердительно… Я приехал первым, чтобы обо всем договориться с игуменом — по порядку и условиям нашего там пребывания… в общем, все сообразно обустроить и изготовить к приезду основной группы… Естественно, в первый же день я не замедлил посетить и библиотеку Ксилургу… И сразу… сразу увидел этот… проклятый манускрипт… Прочел и моментально понял, какими последствиями грозит его обнаружение нам, членам ордена… Призрак деканонизации зримо обозначился и навис над преподобным Феофилом! Что ж? Примеры подобного порядка имеются в истории Церкви. Так, в 1677 году соборно было прекращено почитание святой Анны Кашинской, вдовы замученного в Золотой Орде святого князя Михаила Тверского… И только за то, что десница ее мощей была сложена двуеперстно, на радость сторонникам старообрядческого раскола… Но это пример из самых известных, из тех, что на слуху… Помимо княгини Кашинской, были деканонизированы еще несколько святых, прославленных на знаменитых Макариевских соборах. Случается такое и сегодня. Только по-тихому… А сейчас — в нынешний момент — и вовсе беда! Проверяют святых едва ли не оптом, особенно'местночтимых. Даже специальная синодальная комиссия под это создана. Так что сейчас оно и вовсе кстати придется. Почему, спросите? Дело в том, что с Петра Великого до Александра III были, к примеру, канонизированы четверо святых; за годы последнего царствования — еще шестеро… за всю советскую эпоху где-то… не то три, не то четыре угодника, а тут… Архиерейский Собор 2000-го года прославил для общецерковного почитания махом полторы тысячи новомучеников! Перебор вышел… Вот и думают теперь, как бы подсократить численность святого воинства… Сами понимаете — со сменой руководства меняется и политика, РПЦ здесь не исключение. Новая метла… Мое мнение твердо и неизменно: этим нанесен урон будет не только… бизнесам членов ордена, но и делу Церкви — тоже! Поскольку… впрочем, сейчас уже не время для подобных дискурсов… А то что манускрипт будет обнаружен остальными членами нашей делегации — сомнений у меня, увы, не вызывало: богатый переплет и центральное место сей книги в библиотеке Ксилургу… И главное, содержание — уникальное, неординарное, совершенно нехарактерное для житийной литературы. Ну, вы сами медиевист, понимаете, о чем я… тамошние-то монахи ее даже не читали… а когда и читали, то по старости все уж позабыли… Они, монахи-то, более сохранением, нежели изучением озабочены были… А вот мы, ученые, — дело иное! Поэтому я и принял такое решение… Короче говоря, ночью я проник в библиотеку — хотел тихонько изъять листы манускрипта, оставив один переплет… Никто бы и не заметил! Но тут отец-эконом — нелегкая подняла его среди ночи — увидал меня — и в крик! Я хотел с перепугу рот ему ладонью прикрыть, пока всю братию не перебудил, а он шарахнулся, упал — и головой об угол стола! Лампу керосиновую, что в руках держал, выронил, та разбилась, керосин во все стороны прыснул, и все книги — будто береста — пшшшик!.. Перепугался я тогда шибко — огня с детства боюсь — и… убежал… А книгу из рук так и не выпустил, с собою взял… Почему? Не знаю… не соображал тогда ничего… да и не мог сознательно бросить книгу в огонь, не такое у меня, наверное, воспитание.
А дальше? Приехал в первопрестольную, созвал всех орденоносцев на совет… Прошин — тот сразу предложил: сжечь опасные страницы, и вся недолга… Но Руслан Соломонович Щербинский уперся насмерть: если уничтожите, говорит, этакий раритет — молчать не стану; племянник и профессор Пухляков его поддержали; прочие, и я в их числе, воздержались. Делать нечего, решили тогда сохранить существование рукописи в тайне… чтобы не нанести ущерб делу Церкви, ордену и — главное (увы мне, но это так) — не порушить коммерции орденоносцев. В общем, совокупно постановили, что «Житие» не должно выйти в мир, а отныне и вовеки будет сохраняться в пределах ордена. А чтобы у будущего хранителя манускрипта не возникло соблазна его как-нибудь… обнародовать, рукопись разделили на семь примерно равных частей и раздали всем кавалерам…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
