– И что они замышляют там, в Паркер-центре?
– Откуда я знаю? Впрочем, мне кажется, наши высшие чины растеряны и не знают, на что решиться. Сначала они хотели сделать вид, будто это самоубийство, и спустить дело на тормозах, но главный патологоанатом погнал волну, и им пришлось признать насильственную смерть. Вместе с тем я не рассчитываю, что сегодня на Спринг-стрит Ирвинг вытряхнет из корзины все грязное белье, позволив репортерам вдоволь в нем покопаться.
– Да уж, наши шишки любят держать свое дерьмо под подушкой, – вздохнул Рикард. – Я не собираюсь им помогать. Что касается Мура, то мне плевать, перешел он черту или нет. Я видел его в деле и могу сказать – он был отличным копом. Как-то раз Кэл один, без страховки, отправился на «стартовую площадку»[6] и взял четырех торговцев. Я видел, как он встал между проституткой и ее сутенером и принял на себя удар, а потом выплюнул зубы на мостовую. Я сам был с ним, когда Мур девять раз подряд проехал на красный свет, пытаясь доставить в больницу старика наркомана, который загибался от передозировки героина. Все это не станет делать купленный коп, коп, который «берет». Вот поэтому я и уверен, что если Кэл действительно переступил черту, то он пытался вернуться. За это его и убрали.
Рикард замолчал, а Босх не спешил нарушить наступившую тишину. Оба отлично знали, что копу, перешедшему на другую сторону, нет пути назад. Потом Гарри услышал шаги, приближающиеся к закрытой двери.
– Лучше бы этим деятелям из Паркер-центра поскорее найти то, что они смогут мне предъявить, – с угрозой проговорил Рикард. – На их месте я не пытался бы похоронить это дело, а не то я им кое-что покажу.
Босх хотел ответить, но в это время за решетчатой дверью появились охранник и Тидж. За последние десять часов парень словно постарел на десяток лет. В глазах застыло отстраненное выражение, напомнившее Босху тех, кого он видел и знал во Вьетнаме. На левой скуле Тиджа расцветал лиловый синяк.
Решетка скользнула в сторону, и мальчик-мужчина шагнул вперед, к скамье, на которую указал ему охранник. Осторожно сев, Тидж, похоже, избегал встречаться взглядом с Рикардом.
– Ну, как дела, Кервин? – спросил коп.
Мальчишка поднял на него глаза, и Босх почувствовал, как желудок его сворачивается в тугой узел. Он вспомнил свое не слишком счастливое детство и первую ночь, проведенную в сиротском приюте Макларена. Тогда Гарри испытал непреодолимый страх и такое сильное одиночество, что ему хотелось завыть. А ведь в приюте его окружали дети, как правило, не склонные ни к насилию, ни к излишней жестокости. Тидж же провел последние десять – двенадцать часов в одной клетке с дикими зверями.
Босху стало стыдно, что он принимал во всем этом участие, однако он ничего не сказал. Постановщиком и режиссером этого жутковатого спектакля был Рикард.
– Послушай-ка, дружок, – начал коп. – Вижу, тебе здесь не очень-то весело. Мы приехали узнать, не передумал ли ты. Наше предложение, о котором мы говорили вчера, пока остается в силе.
Рикард говорил очень тихо, стараясь, чтобы его не услышал громила у противоположного конца стола.
– Хочешь выйти отсюда, Кервин? Мистер Гарри Босх поможет тебе. Он готов сделать так, что мы обо всем забудем, хотя тебя задержали на законных основаниях. Ты только расскажи нам об этом котяре Дэнсе. Взгляни-ка сюда…
Рикард достал из кармана рубашки лист бумаги и развернул его. Это оказалась стандартная форма для помощника окружного прокурора.
– У меня есть сорок восемь часов, чтобы завести на тебя дело, но из-за уик-энда все формальности откладываются до понедельника. Эта бумажка имеет к тебе самое непосредственное отношение, но я пока ничего не предпринял, поскольку мне хотелось проверить, не захочешь ли ты помочь самому себе и выйти отсюда. Если нет, значит, мне придется отправить этот документ куда следует, и тогда тюрьма станет твоим домом на ближайшие… на ближайшие двенадцать месяцев, если очень повезет. А может быть, и больше. – Рикард замолчал, ожидая хоть какой-то реакции, но ничего не произошло. – Целый год, Кервин, подумай об этом. Интересно, как ты будешь выглядеть, проведя в этих стенах год.
Тидж опустил голову, и по его щекам скатились две одинокие слезы.
– Провались в ад! – сдавленным голосом проговорил он.
Босх подумал, что он и так уже в преисподней, а этот сегодняшний ад запомнит надолго. Стиснув зубы, Гарри попытался расслабить мышцы челюсти, но ему это не удалось.
Рикард наклонился вперед к перегородке, намереваясь что-то сказать Тиджу, но Босх положил руку ему на плечо.
– Хрен с ним, – хрипло бросил он. – Отпусти его.
– Че-го?..
– Завязывай с этим.
– О чем, черт возьми, ты толкуешь?
Тидж скептически посмотрел на Босха, но Гарри не играл. От всего, что они сотворили с этим парнем, его уже тошнило.
– Послушай, – начал Рикард, – мы же сами вытрясли из этой задницы две унции фенциклидина. Он мой. Если мистер Тидж не желает помочь нам, тем хуже для него. Сейчас он снова отправится в зоопарк, и тогда посмотрим…
– Никуда он не отправится. – Босх наклонился поближе к Рикарду, чтобы не слышал охранник, стоявший за спиной. – Никуда он не отправится, Рикард. Сейчас мы заберем его с собой и отпустим. Давай действуй, иначе ты пожалеешь об этом.
– Что?!
– Я расскажу эту историю на пятом этаже. Парнишку обвиняют в хранении наркотиков с целью продажи, и он никоим образом не должен был попасть на десятый этаж тюрьмы. Это на тебе, Рикард. Я пожалуюсь, и твой здешний приятель тоже сгорит к чертовой матери. Ты хочешь этого? И только потому, что ты не сумел разговорить подследственного?
– Ты уверен, что ОВР станет поднимать шум из-за этого маленького торговца дерьмом?
– Нет, не уверен. Зато не сомневаюсь, что им захочется как следует вздрючить тебя. Можешь быть спокоен – отдел внутренних расследований отымеет тебя по полной программе, так что потом будешь переставлять ноги еще медленнее, чем этот парень.
Гарри выпрямился. Несколько секунд и он, и Рикард молчали, но Босх видел, что коп думает, изо всех сил пытаясь понять, не шутка ли это.
– Такой как ты, и вдруг пойдет кляузничать в ОВР? Не верю.
– Рискни.
Рикард посмотрел на отношение прокурору, которое все еще держал в руке, и вдруг смял бумагу.
– О'кей, Босх. Не забудь только внести меня в свой список.
– В какой список?
– В список тех, к кому тебе лучше не поворачиваться спиной.
Босх встал, поднялся и Рикард.
– Мы освобождаем его, – сказал он охраннику, а Босх добавил, указывая на Тиджа:
– Я хочу, чтобы этого человека охраняли, пока он не выйдет отсюда.
Охранник кивнул. Тидж настороженно молчал.
На все формальности ушел час. После того как Рикард подписал необходимые бумаги и они получили свои полицейские значки, обоим пришлось ждать у стеклянной перегородки на седьмом этаже. Они не разговаривали.
Отвращение к себе переполняло Босха. Он едва не изменил себе – своему искусству и своему главному принципу: желая раскрыть дело, поступай так, чтобы люди сами говорили с тобой. Не насилуй и не принуждай их. На этот раз Гарри едва не забыл об этом.
– Езжай, если хочешь, – сказал он Рикарду.
– Уеду, как только пацан выйдет из этих дверей и попадет в твои руки. Мне он не нужен, но я хочу видеть, как он уедет с тобой. Это на тот случай, если дело как-нибудь обернется против меня. Вдруг…
– Что ж, это разумно.
– Да.
– Но все равно, Рикард, тебе еще многому надо учиться. Не бывает черного или белого, и совсем не каждого улица должна перемолоть. Возьми такого паренька, как этот, и…
– Избавь меня от нравоучений, Босх. Может, мне и есть чему поучиться, но только не у тебя. Ты, неудачник, можешь научить меня только тому, как быстрее скатиться вниз по лестнице. Благодарю покорно…
– Конечно. – Босх отошел к дальней стене комнаты, где стоял дерматиновый диван. Через пятнадцать минут появился Тидж. Рикард и Босх встали по сторонам от него и проследовали к лифтам. Когда они вышли из Зала правосудия, Рикард сразу направился к своей машине, бросив на ходу Босху:
– Пошел ты!..
– Иду, – кивнул Босх.
Он остановился на тротуаре, закурил сигарету и предложил одну Тиджу. Тот отказался.
– Я все равно ничего не скажу, – устало проговорил он.
– Знаю, – отозвался Босх. – Отвезти тебя куда-нибудь? К нормальному врачу, например? Или просто подбросить до Голливуда?
– Лучше до Голливуда.
Они пошли к машине Босха, стоявшей в двух кварталах от тюрьмы, возле Паркер-центра. Оттуда Босх вывернул на Третью авеню и поехал в направлении Голливуда. Позади осталась уже половина пути, но ни один из них не произнес ни слова.
– У тебя есть дом? – нарушил молчание Гарри. – Где лучше тебя высадить?
– Где-нибудь.
– И нет никакого места, где ты мог бы остановиться?
– Нет.
– А семья, родители?
