Так размышлял маркиз, когда внезапно течение его мыслей было прервано сиплым голосом, прокричавшим недалеко от него: «Помни Гроб Господень!»
Крик этот переходил от одного стража к другому; время от времени часовые должны были громким голосом напоминать всем крестоносцам о главной цели похода в Палестину. Хотя Конрад знал этот обычай и много раз слышал этот крик, сейчас он мучительно отозвался в его сердце, внезапно нарушив течение его мыслей: ему показалось, что этот крик идет с небес, чтобы служить предостережением против задуманного им преступления.
С беспокойством оглянулся он по сторонам. Глаза его невольно остановились на английском королевском знамени, которое, несмотря на темноту, можно было различить на высоком холме. Этот холм, искусственно сооруженный, возвышался в центре лагеря. Вероятно, это был могильный памятник какого-то знатного иудея или воина, останки которого покоились под курганом. Имя его давно было забыто, крестоносцы же назвали это место холмом Святого Георгия в честь английского знамени, развевавшегося на этой насыпи, господствовавшей над всем станом христианских монархов.
При виде этого знамени мысли Конрада приняли новое направление. Быстрыми твердыми шагами направился он к своему шатру, как человек, твердо на что-то решившийся. Придя к себе, он распустил свою многочисленную свиту. Лежа в постели, он мысленно повторил свое решение, более мягкое и менее жестокое, чем предложенное гроссмейстером. «Завтра я буду обедать у эрцгерцога Австрийского, – подумал он. – Чем осуществлять советы тамплиера, посмотрю, нельзя ли подействовать на Леопольда».
Глава XI
Наша северная страна имеет ту особенность, что здесь часто соединяются в одном человеке богатство, ум, знатность и храбрость. Но зависть своими темными стрелами преследует и здесь достоинство, как быстрая гончая гонится за устрашенной ланью; она не прощает ему его высокой славы и старается низвергнуть его.
Сэр Дэвид ЛиндсейВеликий герцог Леопольд был первым из австрийских властителей, обладавшим таким высоким титулом. Император Генрих даровал ему этот титул в Германской империи и предоставил во владение прекрасные земли, орошаемые Дунаем.
Его имя было запятнано вероломным поступком по отношению к Ричарду Английскому, поступком, совершенным по недоразумению во время пребывания их в Святой земле. Плен Ричарда, проезжавшего через его владения переодетым, без свиты, наделал много шума, сильно подорвал репутацию и покрыл позором имя Леопольда. На самом деле это был скорее слабый, тщеславный государь, нежели жестокий тиран. Его внешность отражала его характер. Роста он был высокого и стройного. Его белое лицо с ярким алым румянцем обрамляли белокурые волосы, локонами ниспадавшие на плечи. Однако походка его была далеко не величественной, какая-то неловкость замечалась в ней. Не было в нем гордого, возвышенного духа, которым отличался Ричард. Одевался он богато и пышно, но так же неловко сидели на нем его одежды. Будучи правителем, он держал себя с недолжным достоинством, подобавшим его высокому сану.
Его недостатки не были тайной для окружающих, и часто сам эрцгерцог внутренне тяготился тем, что не в состоянии поддержать свой высокий сан, данный ему судьбой. Он не мог заставить уважать себя, и ему мучительно было сознавать, что окружающие относятся к нему без положенного уважения.
Когда он присоединился к крестоносцам и принял предводительство над многочисленными войсками, то прежде всего изо всех сил старался установить дружбу с Ричардом. Его просьбы были так настойчивы и так льстили Ричарду, что английский король вынужден был благосклонно отнестись к ним. Хотя эрцгерцог и был мужествен, но в храбрости не мог сравняться с Ричардом, не было в нем и той его отваги, которая постоянно заставляла стремиться к опасностям. Узнав его ближе, король почувствовал к нему презрение. К тому же имелись и личные причины, заставлявшие Ричарда относиться к австрийскому князю с предубеждением. Норманну по происхождению, с детства привыкшему к умеренности в пище и трезвости, Ричарду нестерпимо было видеть склонность германца к пиршествам и вину. Подозрительный Леопольд не мог не заметить подобного отношения и глубоко возненавидел короля. Филипп, король Французский, отличавшийся тонким умом и хитростью, всеми средствами старался поддержать и раздуть эту вражду. Считая Ричарда своим врагом, Филипп давно относился к нему неприязненно за его гордый, неукротимый характер. Кроме того, имея владения во Франции, Ричард являлся вассалом французского короля, между тем держался по отношению к нему независимо и вполне самостоятельно. Естественно, Филипп старался по возможности ослабить партию Ричарда, склоняя князей-крестоносцев объединиться с ним, чтобы дать отпор власти английского монарха.
Таковы были политические отношения и взгляды эрцгерцога Австрийского, когда Конрад Монсерратский решил воспользоваться ненавистью этого князя к Ричарду как орудием для осуществления своих намерений – ослабить союз князей-крестоносцев и довести его до распада.
Был полдень, когда Конрад направился к ставке Леопольда. Он преподнес эрцгерцогу лучшее кипрское вино, недавно им полученное, чтобы тот мог сравнить его с рейнским и венгерским. Эрцгерцог в благодарность любезно пригласил гостя к обеду, и, конечно, много трудов было положено, чтобы великолепно сервировать обед, как и подобало дому владетельного государя. Итальянский маркиз, привыкший к изысканным гастрономическим яствам, нашел, однако, больше излишества, чем вкуса в обременявших стол сытных блюдах.
Немцы, наследовавшие открытый воинственный характер от своих предков, покоривших Римскую империю, сохранили глубокие следы древнего варварства. В жизни своей они редко следовали рыцарским уставам и предписанным правилам общежития, и их образ жизни часто осмеивался французскими и английскими рыцарями, считавшими соблюдение этих правил признаком высокой культуры и образованности. Войдя в палатку, Конрад был оглушен громкими голосами, шумно раздававшимися, несмотря на присутствие Леопольда. Одежды гостей показались ему также весьма странными: их короткие разноцветные куртки были обшиты по всем швам бахромой, которая в Западной Европе уже вышла из моды. Поразило его также, что многие из дворян носили бороды.
Служители, среди которых были и молодые, и старые, стояли в шатре: они время от времени вступали в разговор, получали от своих господ подачки и с жадностью пожирали их, стоя за стульями гостей. Здесь же толпились шуты, карлики, менестрели, все они шумели и позволяли себе вольности, каких не стерпели бы в приличном обществе. В вине не было недостатка, и разговоры охмелевших гостей становились все громче и громче.
