Не знаю, много ли времени прошло, я понял только, как тогда на корабле, что что-то определенно переменилось. Мужчины как будто вставали с мест, бродили вокруг по саду. Неуемный ремень начал меня уже пугать: казалось, даже когда меня отправят отдыхать с миром, он и тогда продолжит со всем усердием оглаживать. У меня так все болело, что я застонал бы даже, задень меня ноготком. Я чувствовал, как гуляет под рубцами разгоряченная кровь, как подплясывает мой молодец в своих крепких кожаных путах. Голоса в саду с каждой минутой становились все громче, все пьянее и развязнее.
Кто-то прошел мимо меня, обмахнув мне спину и голову халатом. Затем мне внезапно подняли голову, стянули с глаз повязку. Одновременно я почувствовал, как высвобождают из ремней мои запястья, щиколотки, грудь. Я весь напрягся, боясь, что меня, не удержав, уронят на землю.
Однако прислужники довольно шустро меня перевернули, поставив ногами на траву — прямо пред очи какого-то эмира, правителя пустынь. Естественно, я не удержался — хотя бы просто из здравого рассудка или самообладания, — чтобы на него не посмотреть. На нем была белая арабская куфия, свободно падающая на плечи, темно-винного цвета халат; на обожженном солнцем, смеющемся лице поблескивали весело рассматривающие меня глаза. Мой оторопелый взгляд, казалось, только позабавил его. Но тут же к нему подтянулись другие такие же вельможи. Меня грубо крутанули, и чья-то крепкая рука сцапала меня за воспаленную от порки ягодицу. Мужчины рассмеялись и, похлопав ладонью по члену, задрали мне подбородок, обстоятельно рассматривая лицо.
Вокруг меня снимали с крестов остальных невольников. Дмитрий, все так же с завязанными глазами, уже стоял на траве на четвереньках, вовсю насилуемый молодым эмиром. Тристан на коленях перед другим господином энергично втягивал в рот его крепкий жезл.
Но куда более любопытным для меня был вид Лексиуса, который, отступив под сень смоковницы, внимательно наблюдал за происходящим. На какую-то долю секунды наши глаза встретились… и меня снова грубо крутанули.
Я слабо улыбнулся, что с моей стороны, пожалуй, было глупостью. Мой пунцовый зад привел вельмож в сущий восторг, и теперь каждому хотелось ухватить меня за ягодицу, ощутить ладонью пылающую кожу, посмотреть, как я вздрагиваю и морщусь от боли. Я даже удивился, что при таком незаурядном интересе к результату отчего-то не порют и других рабов. Впрочем, не успел я об этом подумать, со всех сторон стали раздаваться характерные резкие шлепки.
Эмир с обожженным лицом толкнул меня на колени и обеими ладонями принялся тискать выпоротый зад, другой же вельможа тем временем потянул меня за руки, заставив обхватить его за бедра. Он развел полы халата, и из-под них с готовностью устремился к моему рту нетерпеливый член. Я принял его, думая о Лексиусе, о том, как я ласкал его. Сзади же мне в ягодицы ткнулся могучий стержень эмира и, быстро найдя анус, уверенно вошел.
Пронзенный таким образом с обеих сторон, я больше всего возбуждался от мысли, что сам Лексиус все это видит. Я энергично заработал губами на оказавшемся у меня во рту дивном мускуле, стараясь попасть в единый ритм с тем, что сновал во мне сзади. Пенис все глубже и глубже проникал в мой рот, едва не доходя до глотки, а эмир сзади при каждом своем толчке с силой ударялся мне в ноющий от порки тыл, пока наконец не извергся в меня. Я крепче сцепил руки на бедрах мужчины передо мной и стал сосать еще упорнее, стискивая его в объятиях, пока не почувствовал, как ягодицы мне снова раздвинули, помяли, потыкали пальцами и уже другой член, гораздо мощнее прежнего, водвинулся в мою плоть.
Наконец я ощутил во рту теплую солоноватую влагу, и пенис, напоследок обласканный языком, медленно выбрался из моих плотно сжатых мокрых губ, как будто наслаждаясь этим скольжением не меньше моего. Почти сразу его место занял другой, сзади же парень продолжал буквально вдалбливаться в меня чреслами.
Я вроде сменил еще по одному партнеру — и сзади, и спереди, — прежде чем меня снова подняли на ноги и тут же толкнули назад. Двое эмиров поймали меня за плечи и запрокинули голову, так что я ничего уже не видел, кроме их халатов. Еще один широко развел мне ноги и тотчас же вогнал в меня свой жезл. Все мое тело стало сотрясаться от его яростных толчков — мой же приятель все так же бесцельно торчал, покачиваясь, в воздухе. Внезапно целая охапка холодящего тряпья свесилась мне на грудь: меня оседлал очередной вельможа. Мне подняли голову, подхватив ладонями затылок, чтобы я впустил к себе его бойкого петуха. Я попытался было высвободить руки, чтобы схватить туземца за бедра, но те, кто меня держал, не дали этого сделать.
Я все еще жадно, словно изголодавшись, втягивал его член, сам уже мучительно желая утоления, когда отжаривавший меня сзади эмир удовлетворенно отодвинулся. Почти сразу ремень снова стал прохаживаться по моему приподнятому седалищу — туземец, не выпуская мои разведенные ноги, задрал их еще выше. Меня стали яростно пороть, недавние отметины зажгло с новой силой. Я же, стеная и ворочаясь под глумливые смешки, продолжал энергично сосать. Когда боль стала совсем нестерпимой, я мучительно закричал. Руки, державшие меня за ноги, сжались крепче. Я еще плотнее захватил пенис, лихорадочно его затягивая, пока вельможа наконец не кончил, и я медленно, уже немного расслабившись, проглотил наполнившую рот влагу.
Потом меня вновь перевернули лицом вниз, и перед глазами оказалась трава и сандалии тех, что держали меня на весу. Зад мой едва уже не дымился от ремня. И когда новый член водвинулся мне в рот, а другой впихнулся в анус, меня принялись охаживать сбоку. Ремень сперва любовно огибал до красноты обработанные округлости, потом опускался на спину и далее шел ниже, доставая до живота и груди. Когда кожаный мучитель снова добрался до моего молодца, я совершенно впал в неистовство. Я стал бешено вскидывать ягодицы навстречу пронзавшему меня сзади стержню и еще глубже и яростнее втягивать в рот член.
Я ни о чем не мог больше думать. Мне больше не грезились моменты наслаждения с Лексиусом. Во мне бурлила гремучая смесь возбуждения и боли, и я отчаянно надеялся, что эти господа-властители в какой-то момент захотят-таки посмотреть, на что способен мой крепыш.
Хотя что им была в том за нужда?
Когда все вельможи наконец пресытились, мне позволили опуститься на четвереньки и велели застыть неподвижно в самом центре ближайшего ковра. Я почувствовал себя зверушкой, с которой позабавлялись да и бросили за ненадобностью. Эмиры уселись вокруг ковра, где я стоял, на подушки, по-турецки скрестив ноги, опять стали поднимать кубки — снова ели, пили, о чем-то переговаривались.
