— Кроме своих родителей… — губы Учиха сжались в ниточку, а лицо словно потемнело от печали и горя.
Орочимару, который потерял своих маму и папу в детстве и очень скорбел по этому поводу, оторопел. Не зная, что сказать и что думать.
— Наш клан оказался замешан в политических дрязгах и пытался устроить смену власти в Конохе, и я, как капитан АНБУ, получил от Третьего Хокаге и совета старейшин приказ о его устранении, — бесцветным голосом продолжил Учиха.
И у повидавшего в этой жизни практически всё: войны, разруху, смерть близких и подчинённых — закалённого боями, безжалостного и отстранённого от личного в своих экспериментах Орочимару появилось сочувствие. Оно было лёгким и мимолётным, как лепесток сакуры, упавший на волосы, но даже это его удивило. И отчего-то собственная причина мести Хирузену на этот миг показалась смехотворной.
— Конечно, я очень любил Коноху, — Учиха поднял голову, и налетевший ветер взъерошил его длинные волосы, словно пытаясь расплести из хвоста и поиграть с ними. — И гражданская война в случае попытки смены власти привела бы к войне с соседними странами. Я не поддерживал свой клан в той политике, которую вёл мой отец. Я всеми силами пытался примирить деревню и клан Учиха, — его губы тронула горькая усмешка. — Но оказалось, что вся эта ситуация, можно сказать, была создана искусственно.
— Узнаю руку своего учителя, — тихо поддакнул Орочимару, не желая вспугнуть откровенность, но не удержавшись от сарказма. — Иногда мне самому не верилось, что тот добрый учитель, который был у меня в юности, говорящий о Воле Огня и распускающий благостность, и та хитрая обезьяна, которая выдала мне лабораторию и кучу запретных техник, особенно всё, что касается молодости и продления жизни, поставляющий людей на мои опыты, в том числе младенцев и маленьких детей — один и тот же человек.
Учиха внимательно посмотрел на него так, что Орочимару тут же захотелось оправдаться перед молодым шиноби.
— Конечно, сначала всё это было под маской того, что он хочет мне помочь, а у меня явный талант, особенно для бескланового сиротки. Библиотека знаний расширялась, мой интерес рос, мне хотелось большего, знания пьянили, появлялись вопросы, дальше — запретные техники и исследования. И постепенно я скатился до экспериментов над детьми, точнее, я был к тому времени на таком толстом крючке, что отказаться уже не мог.
— Вас не мучает совесть, Орочимару-сан?
— Совесть — это первое, что мне пришлось удалить в ходе моей работы на благо науки, — криво улыбнулся он. Этот разговор поднял с его души какую-то муть и открыл тщательно спрятанные в глубине сознания неприятные вопросы, которые он когда-то себе задавал.
— Вы исковеркали свою душу в угоду своему учителю, — продолжил Учиха. — Но когда-то вы были чистым и невинным ребёнком, который любил своих родителей. Вы поддались, погнались за ложной целью, навязанной вам. И мне непонятно только одно. Почему вы по инерции продолжаете делать это и дальше? Вы же сейчас свободны.
— Пожалуй, я взял слишком сильный разгон и просто не могу остановиться, — прошептал Орочимару. — Назад дороги уже нет. А останавливаться… Тогда всё это вообще было зря, — неторопливо бьющееся сердце отчего-то мучительно заныло.
— Знаете, Орочимару-сан, — помедлив, сказал Учиха, — был такой момент, когда я думал, что для меня тоже не будет прощения. Что я остался совсем один, и мне надо просто двигаться вперёд и идти к своей цели, пока я её не достигну… Придуманная мной ложь для самого себя. Но потом я понял, что ложь будет ложью всегда, как бы хорошо мы ни прикрывались ею и не выдавали за правду… Всё это время, пока мы были напарниками, я наблюдал за вами. И решал для себя, стоит ли мне убить вас. Того, кто одной из своих целей сделал месть Конохе, которую я люблю и в которую планирую вернуться. Или всё-таки у вас есть шанс.
— Ты хочешь убить меня? — мгновенно подобрался Орочимару, попытавшись отпрыгнуть, но ничего не смог сделать окаменевшим телом. А вокруг него, словно в насмешку, ещё и обвились змеи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вы с начала нашего разговора в моём гендзюцу, Орочимару-сан, — глаза Учиха покраснели. — И я отслеживал вашу реакцию на мои слова… Видите ли… В моей иллюзии невозможно солгать, тем более, вы были настроены сказать правду.
— Невероятно! — удивился он. — Ты поместил меня в гендзюцу, а я даже не заметил?! Ты действительно очень силён, Итачи-кун…
— Благодарю, Орочимару-сан, — улыбнулся Учиха. — Но разве вы не хотите узнать, что же я решил?
— О, всенепременно! Просто горю желанием, — с сарказмом протянул Орочимару, пытаясь сдвинуть руки.
Всё-таки, что бы ни говорил малец и каким бы ни был гениальным, но видоизменённое тело обладало большой сопротивляемостью к гендзюцу. Некоторые органы чувств были притуплены, а некоторые, наоборот, обладали большей, чем у простого шиноби, чувствительностью. Всё это создавало помехи для техник иллюзий, настроенных на обычного ниндзя. Руки почувствовались, и пальцы слегка сдвинулись. На пару миллиметров, быть может, но Орочимару упрямо продолжал их соединять, стремясь создать печать концентрации, чтобы развеять технику, в которую его так ловко поймали.
— Ну, я решил вас не убивать потому, что у нас есть реальный шанс всё-таки договориться, — беззаботно сказал Учиха, внимательно наблюдая за его попыткой освободиться.
— Да-да, — процедил Орочимару, сместив ладони ещё ближе.
— Неужели вы обиделись на меня, Орочимару-сан? — заглянул в его глаза наглый мальчишка. — Но я всего лишь сделал то, что вы хотели сделать со мной… Только напал первым и без последствий от вселения в тело Белого змея…
— Что?!
Сердце словно ухнуло в бездонную пропасть. Молодой Учиха откуда-то знал. Чёрт. Орочимару остановил попытки вырваться и расслабился: если его за такое не убили и хотят поговорить, то надо послушать, что скажут.
— Я готов тебя выслушать, Итачи-кун, — обречённо вздохнул он.
Часть 2. Глава 4. Неприкрытая правда
— Саске, Мина, Наруто — вы за старших. Меня не будет несколько дней как минимум, может быть, дольше. Старайтесь никому не попадаться на глаза, мы достаточно далеко ушли от караванной дороги, но мало ли. Недалеко река, в которой можно поймать рыбу и пополнить запасы для питья, но из-за весны течение стало бурным, так что не лезьте в воду без острой необходимости… Так… — Шисуи наморщился, размышляя, ничего ли не забыл, обеспокоенно осматривая лежащую на каменном полу малышню. Только Саске и остался стоять на ногах. — Вы справитесь с дальнейшим обустройством жилья без меня?
— Иди, — кивнул Саске, за время похода, казалось, ещё более повзрослевший. — Мы всё сделаем, не волнуйся за нас, Шисуи-нии-сан. Не маленькие уже. Лучше позаботься об Итачи.
— Извини, онии-сан, — простонал Казуки, который сломал ногу во время их перехода, и из-за которого они так сильно задержались.
Шисуи вздохнул: получилось, что только-только нашли пещеру, и он бросает детей, чтобы вовремя появиться на месте встречи с Итачи и его напарником. Ладно, успел проверить временное жилище на дополнительные входы и наличие хищников: ни тех, ни других не обнаружилось. Да и саму пещеру обнаружил лишь из-за своего сродства со стихией земли. А так в узкой щели в нескольких метрах над землёй и не заподозришь вход в сухую и довольно просторную каменную нишу. В ней было уютно, особенно после того, как Шисуи техникой выровнял пол и соорудил несколько стен для разделения обширного пространства, определив «спальню», чтобы дети соорудили периметр с обогревающими печатями, а то, несмотря на начало весны, было довольно холодно, даже в пещере, закрытой от ветров. Такую площадь одним костерком не отопишь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ещё раз посмотрев на своё «павшее воинство» и одну спокойно умывающуюся сиамскую кошку, Шисуи кивнул.
— Тогда удачи, я пошёл…
— Удачи, Шисуи-нии-сан! — удивительно слаженно простонали дети, вяло махая ему конечностями.
— Мина, там в свитке есть пилюли, и не забудь всем обработать раны, — вспомнил он, оборачиваясь.
