Тихонов очнулся, когда небо уже начинало светлеть. Это был еще не рассвет, но уже его преддверие. Он посмотрел на часы — скоро пойдет поезд. Если пойдет… Он растолкал остальных, и они сидели в молчании, слушая, как ночная тишина сменяется утренней. А потом в эту тишину пришел звук, который не перепутаешь ни с чем: издалека медленно, будто тоже не проснувшись еще до конца, полз поезд. Тихонов выглянул из-за угла. Бурое неповоротливое чудище, скрежеща всеми частями, плыло мимо них. Это была странная конструкция из локомотива, большого товарного вагона с загадочными маркировками из букв и цифр и еще одного локомотива. Поезд замедлил и без того неспешный ход, дополз до будки и остановился, как и рассчитывал Тихонов, отрезав их от поля видимости сторожей. Из своего укрытия они видели, как машинист открыл дверцу, вылез из кабины с папкой в руках и, обойдя махину, исчез. Что-то в фигуре машиниста показалось ему знакомым, но думать было некогда.
— Бежим, — скомандовал Тихонов.
Все, включая ничего не понимающего до сих пор Дубняка, подхватили вещи и кинулись к кабине. Тихонов забрался первым — и сразу же обнаружил проход в тот отсек, о котором говорила Женя. Савельев снизу передал ему рюкзаки, а потом и сами они влезли туда же — Тихонову казалось, что этот процесс занял целую вечность. Забившись в тесное пространство, они закрыли перегородку и попытались разместиться с хоть каким-то удобством. Еще одна вечность прошла до того момента, когда хлопнула дверь кабины, что-то засвистело, залязгало — и поезд, неловко дернувшись, двинулся вперед.
Тихонов только сейчас почувствовал, в каком напряжении он пребывал последние несколько часов. Теперь оно отпустило его, но взамен пришла крупная дрожь — не то от недавнего холода, не то от всего остального. Дубняк снова заснул, но на этот раз хотя бы не храпел — нет, машинист бы все равно не услышал, но без храпа было, ей-богу, лучше. Тихонов еще не верил, что все удалось так легко, было в этом что-то подозрительное. Но он одернул сам себя — радоваться надо, а не подвох искать. Поэтому делиться подозрениями он ни с кем не стал, а постарался принять максимально удобное положение и расслабиться. По всем расчетам они давно уже миновали ворота, миновали и внешний пост, который поезд всегда проходил без остановок, и все дальше уезжали от Перова-60, будь он неладен. Постепенно Тихонов успокоился, нехорошие предчувствия растворились бесследно. И зря. В этот самый момент он почувствовал, что поезд замедляется.
— Это еще что? — недоуменно спросил Окунев. — КПП?
— Да нет, мы же уже час едем, какой тут КПП? — Тихонов растерялся, предположений у него не было никаких, а поезд меж тем остановился окончательно.
— Какого черта… — начал Савельев, но тут перегородка редко отодвинулась, и первое, что увидел Тихонов, было дуло пистолета, направленное прямо на него.
— Так-так-так, — сказал машинист, ухмыляясь. Теперь Тихонов его узнал — это был тот самый гид из музея, и он же, совершенно очевидно, караулил их под окнами «Лосьвы». — Значит, убегаем. Чужих баб ебем — и убегаем. Значит, к нам со всей душой, а мы убегаем. Мы, значит, думаем, что самые умные. Ан нетушки, здесь я самый умный.
«Сдала, — подумал Тихонов. — Или… Или ее заставили». С одной стороны, так думать было приятнее, получалось, что Женя все-таки была не совсем к нему равнодушна, но с другой — думать о том, как именно ее заставляли, не хотелось совершенно. Впрочем, в данную минуту думать о чем-либо вообще было не с руки.
— Как вы узнали? — спросил он.
Гид рассмеялся и не ответил, переводя оружие на каждого по очереди. Краем глаза Тихонов заметил, что Дубняк сполз на пол и распростерся у ног гида, кряхтя и источая запах перегара. Тот брезгливо отодвинулся. Тихонов ненавидел сейчас Дубняка особенно сильно, сильнее даже, чем вооруженного человека, стоящего перед ними. А тот все смеялся искусственным, противным смехом, каким смеются, желая вывести противника из равновесия.
— Ну ладно, — сказал он наконец. — Давайте на выход, и без глупостей. Паровоз казенный, пачкать не стану.
Тихонов ожидал, что гид сейчас начнет долгий обидный монолог, который даст им отсрочку и шанс на спасение, но это было явно не кино, и продолжать тот не собирался. Тихонов открыл было рот, чтобы как-то потянуть время, но тут случилось нечто, что он потом всю жизнь прокручивал в голове и все равно не мог понять, как именно все произошло. Он только увидел, что гид лежит на полу в проходе, а Дубняк сидит на нем, держа пистолет. На лице гида, обращенном к ним, Тихонов видел выражение такого безграничного недоумения, что даже пожалел беднягу. Дубняк, прижимая шею гида локтем, свободной рукой подлез тому под живот, пошуровал там и вытащил из штанов лежащего ремень. Недоумение сменилось на лице их несостоявшегося убийцы неописуемым ужасом — бог знает, что он себе вообразил. Но Дубняк кинул ремень Савельеву.
— Вяжи.
Савельев послушно подполз к гиду и крепко затянул ремень на его руках. Женины фантазии сбывались с удивительной точностью. Дубняк проверил узел, что-то в нем перетянул и встал.
— Стрелок, епта, — сказал он беззлобно. — Хера себе у вас ориентирование. Пошли отсюда, что ли?
Они вылезли из закутка, Дубняк запихнул туда связанного гида и задвинул перегородку. Один за другим спустились они на землю. Уже наступило настоящее, светлое утро, кругом был лес, а поезд стоял на пути, который обрывался через пару десятков метров — так же, как и тот, по которому они вышли к заводу.
— Дела, — сказал Окунев. — Мы что, там же?
— Нет, — ответил Дубняк, оглядевшись. Глаза у него были красные, но в целом, если бы не сногсшибательное амбре, казался вполне свежим. — Лес другой.
Тихонов уже все понял. Не было никаких отгрузок, никакого обмена деталями. Все было обманом — потому и единственный вагон был зажат между двумя локомотивами: его приводили сюда или еще куда, путей было много, но все они заканчивались ничем, он тут какое-то время стоял, а затем отправлялся назад, везя то же, что и увозил. Имитация, без которой завод не существовал бы. Но все это он собирался объяснить после, сейчас у него не было сил на разговоры. Он впрягся в рюкзак и двинулся за Дубняком в лес, подальше от железной дороги, поезда, гида, завода с его бессмысленными механизмами, от Жени, от всего этого безумия, мира, который не может существовать, но существует, к своему привычному, который существовать может, но никто не знает зачем.
Навстречу им, отводя ветки, снимая с прелестного скуластого лица подобную липкой смерти осеннюю паутину, шла Марина Лебедева.
Глава пятая
Красавица и чудовище
1
Даша Антипова, как все обитатели заброшенных и опустевших деревень, думала не одной только головой, а всем телом. Для этого тело надо было содержать чисто, использовать полно и правильно. Захотелось тебе поваляться — так надо поваляться. Валяльщик Даши Антиповой, Сергей Сергенбаев, жил в сорока километрах от ее родной деревни Булыгино — в своей родной деревне Ждановка, и Даша Антипова к нему пошла. Хотела она ему послать смс, а связи не было. Связь один день была, другой нет. А он и без смс ее ждал. Он ей приглашение послал через программу «Дом-2», там бегущей строкой шел смс-чат. Он ей написал: «Котюленька жду ты самый дорогой мой человечек приходи непожалееш». Котюленька — это было, конечно, не из его словаря, но от сильного желания чего не сделаешь. Дальше там вообще шло объявление «Лижу девушке женщине везде». Но еще неприличнее, кажется, было «Продам десятую „Ладу“ 2003 состояние хорошее». Если у тебя десятая «Лада» десятилетней давности, то ты хоть не ври.
И вот Даша Антипова пошла к Сергею Сергенбаеву за сорок километров поваляться, в июле пошла, а в конце сентября еще не пришла, потому что заблудилась, отклонилась от хорошо, казалось бы, известной тропки и попала в пространство вины, куда лучше человеку не попадать. Человек если попадет в это пространство, то делается виноват, и ему начинает, например, казаться, что он кого-нибудь съел, одного или двух. Здоровый, сильный и сравнительно молодой мужчина еще может это преодолеть, но девушка в семнадцать лет, приехавшая на лето к маме и бабушке из перовского бухгалтерского училища, такую силу преодолеть не может, и она начинает кружить по тайге столько, сколько хватит сил. А что потом с ней бывает, никто не знает.
Бабушка Даши Антиповой подняла, конечно, шум, побежала в милицию, милиция одна была на пять деревень и сказала, что если будет труп, то пусть он приходит, и они тогда возбудят дело о пропаже или, может быть, несчастном случае, но пока трупа нет, время искать еще не вышло. Бабушка переполошила мать Даши Антиповой, которая с новым мужем жила в Балахове, но в Балахове тогда случилось наводнение от дождей и было не до того. Но прошло пять дней, потом неделя, а Даши не было. И тогда началась поисковая операция, то есть милиционер Ухтомин пошел в тайну и стал искать Дашу. Не нашел ни Даши, ни грибов — ничего не было.
