напитки.
Предназначенная Вермилию кружка была без лишних слов протянута сиру Брюсу. Немолодой рыцарь в этот момент сильно нахмурился, но угощение принял. Паладину Гелла налила что-то из другого кувшина.
— Благодарю. Надеюсь, вашего супруга наш поздний визит не смутит.
Конечно, люди вроде Вермилия обыкновенно не говорили с простолюдинами столь учтиво. Но Мартин заключил: не только ему эта женщина показалась благородной. Может, чей-нибудь бастард? Всякое бывает…
— Мужа? Ох, об этом не беспокойтесь: я одинокая женщина и пребываю здесь в уединении. Но, по правде, я жду одного гостя… А потому надеюсь, что общее благоразумие исключит неловкую ситуацию, ведь так?
Сир Гордон расплылся в лучезарной улыбке: он явно был очарован хозяйкой и не думал скрывать этого. Паладин сохранял приличную ему бесстрастность, а вот сир Брюс становился всё мрачнее. Мартин задумался было, отчего так, но мысль быстро вильнула в совсем другую сторону. Вполне для юноши естественную.
— Мы ведь рыцари, к тому же братья духовных орденов. Какая тут неловкая ситуация?
— Само собой разумеется! Я узнаю символ ордена Перекрёстка: что уж говорить о самом настоящем паладине? В этих местах и мечтать нельзя о компании, более внушающей женщине доверие и спокойствие. Позволите задать вопрос? Я нахожу необычным, что такие благородные рыцари путешествуют почти без свиты, всего лишь с одним юным оруженосцем…
Она перевела взгляд на сквайра — такой, что словно нежно погладила. И добавила:
— Но вас, милорд, я не хотела обидеть.
— Вы ничем не обидели моего сквайра. А что до сути вопроса, могу лишь сказать: так сложились обстоятельства. Впрочем, как уже было отмечено — мы рыцари духовных орденов, а не мирского посвящения. Потому меньше нуждаемся в… вы меня понимаете. Кичиться обычно при дворе, но все равны пред ликом Его и символом Его.
Гелла определённо заметила, что Мартин не сводит с неё взгляда: юношу это смутило. Конечно, сквайр помазания в духовный орден не принимал, а потому и от строгих обетов был свободен. Но всё-таки ему полагается вести себя сдержанно.
Только теперь на лицо Геллы удачно упал свет, и Мартин различил цвет её глаз. Ух ты… В каждом пополам плескалось голубое и янтарное. Юноша читал или слышал от кого-то, что бывают люди с такими странными, двухцветными глазами. Но сам никогда не видел подобного.
— Что ж, милорды: ужинайте, пейте — всё здесь к вашим услугам. А я должна закончить небольшую работу. Если развлечёте меня приятной беседой, это будет чудесно.
Она развернулась и шагнула в угол комнаты. Мартин проследил за Геллой, и то же самое сделал сир Гордон. Это навело сквайра на крамольную мысль: если паладины действительно чтут свои обеты абсолютно строго, то вот рыцари Перекрёстка отнюдь не столь непогрешимы.
Гелла, впрочем, мысли занимала в куда большей степени. Её грубо скроенное платье не могло выгодно подчёркивать достоинства фигуры — но когда при ходьбе оно вдруг ложилось удачным образом, линии вычерчивались самые прекрасные. Остальное легко дорисовывало воображение.
Занятием хозяйки оказалась стоящая в углу прялка. Гелла весьма грациозно уселась за неё — вполоборота к мужчинам, и взяла в руки тёмную кудель. Вскоре колесо завращалось, послышался мерный стук. На стене закрутилась тень обода и спиц.
— Что же вы прядёте? — поинтересовался сир Гордон.
Взгляд из-под густых ресниц блеснул нескромно. Кажется, Гордон хозяйке понравился.
— Чего только не прядут… Ну знаете: кто прядёт лён, кто шерсть, кто пеньку. Кто любовь, кто веру, кто войну. Каждый прядёт своё, вот и я тоже: что захочу, то спряду. На то я и мастерица, верно?..
— А какого гостя вы ждёте, позвольте узнать? — Вермилий прервал любезности между хозяйкой и рыцарем.
Паладину женщина отвечала, уже не отрывая глаз от вытягиваемой длинными пальцами нити.
— Важный гость. Знатный, влиятельный.
Ах, ну теперь понятно. Гелла вполне могла быть любовницей какого-то благородного человека. А если они хранят отношения в тайне, то и место для встречи самое подходящее. Всё сходится.
— Такой важный гость придёт сюда… — паладин обвёл скромную обстановку критическим взглядом.
— Ха… Да куда же он от меня денется? Кто ко мне не придёт, если позову?..
Что правда — то правда. Куда там: «придёт»! Прискачет, причём без лошади. Лихим галопом… В этом Мартин нисколько не сомневался.
— Надеюсь, мы не встретим здесь самого барона. Вот неудобная была бы ситуация!
Гордон имел в виду Клемента Гаскойна, лорда Вудленда. Вермилий гневно зыркнул на рыцаря. Не полагалось так шутить о местном господине.
— Барона? Ну почему же сразу барона… Да и вообще, сир: пустые слова эти титулы. Где говорят «барон», где «князь»… Не в том ведь суть. Мы — не суть наши титулы. Рыцари духовных орденов, отказавшиеся от всех владений и прав, должны понимать это прекрасно. Но позвольте сменить тему. Скучающей женщине очень любопытно послушать: что делали трое прекрасных рыцарей в Лостере? Тревожные вести я слышала об этой деревне…
— И вести были правдивы… — протянул сир Гордон.
Сир Брюс по-прежнему молчал, лишь настороженно осматриваясь. Вермилий продолжил:
— Прискорбно, но правдиво. Мало этому несчастному краю набегов гвендлов из Восточного Леса, а также расплодившихся из-за них языческих мерзостей да деревенских погромов, что случились в последнее время… Подлому люду только дай понюхать крови! Одним словом, из Лостера пошли тревожные слухи, что вы и сами знаете. Мы поспешили туда, чтобы хоть в этот раз обошлось без резни.
Гелла отвлеклась от пряжи. Её прекрасное лицо сделалось обеспокоенным.
— И что же, обошлось?
— Мы сожгли ведьму, прими Творец Небесный её заблудшую душу. И народ успокоился.
— Ведьму?..
По лицу Геллы могло показаться, будто она никогда не слышала ни о ведьмах, ни о борьбе, ведомой Церковью с ними. Почти искреннее удивление.
— Да, женщину… девицу, если точнее. Которую обвиняли в колдовстве и сношениях с Нечистым, а также мракобесном лесном язычестве. Девица, мир праху её, была из крещёных гвендлов: потому и сбилась с пути Творца Небесного, смею полагать. Свидетельств против неё имелось множество. Собралась толпа из окрестных деревень, а местные были против суда. Не прибудь мы, окончилось бы скверно.
Гелла сокрушённо качнула головой. Мартин, уже немного опьяневший, полюбовался плавным движением чёрных прядей.
— Но ведь и кончилось скверно, раз сожгли бедняжку.
Сочувствие к обвинённой в колдовстве
