Отобрать «результаты» вышло, приблизительно, как отнять конфетку у младенца — желающие могут попробовать и доложить о результатах. Его полный тоски жалобный взгляд чуть не разорвал мне сердце, пришлось пообещать, что если он даст мне сегодня почитать свой опус, и если он мене при этом понравится, то завтра-послезавтра я ему сделаю пачку бумаги ничуть не хуже. Судя по вселенской скорби во взгляде — мне не поверили, и пришлось еще и рассказывать о методах анализа результатов экспериментов, самых простых, разумеется, из тех, что можно применять, даже имея из вычислительной техники только пальцы или абак.
Назарий при этом воодушевился и приволок мне свой талмуд, мигом сев на шею и начав доставать просьбами проверки его выкладок. Книга, честно говоря, сразила наповал, я ожидала чего угодно, от полной мозголомно-философской зауми до примитивной медицины или мемуаров. Это в принципе и оказались мемуары, более чем двадцатилетний опыт ведения безнадежной войны в Азии сжатый в наставление по тактике. Десятки если не сотни эпизодов с подробным разбором ошибок и недостатков применяющихся схем построения, подготовки, обеспечения — словом всего того что и создает на самом деле победу или поражение. Выводы порой очень прямые и нелицеприятные. Рекомендации по изменениям так видимо и оставшиеся нереализованными.
Сквозь эти строки мне достаточно четко представлялся ужас ситуации, когда ослабленная гражданской войной империя шаг за шагом, несмотря на самоотверженность переходящую в отчаянье последних своих защитников, теряла свои территории даже не под ударами — истекая кровью от комариных укусов. Просто не было сил, чтобы восполнить потери или закрепить столь дорого достающийся успех.
А еще, меня здорово поразила «вневременность» высказываемых мыслей, слишком многое было применимо и к «современным мне» боевым действиям практически без изменений. То ли мне попался еще и «военный гений», правда тогда смущало обилие ссылок на других авторов, то ли военное дело на самом деле еще консервативней медицины и те «открытия», что преподносят в книгах, применялись еще в каменном веке, когда воевали зачастую только собственными зубами. Но вот как объяснить главу о необходимости ведения войны информационной? — или как обтекаемо говорят у нас — «информационного освещения боевых действий».
Словом, мы до вечера успели наспориться до хрипоты, раз пять поругаться в хлам и раз семь помириться. При обсуждении этой темы с Назария мигом слетала вся благостность и всепрощение, предо мной появлялся совсем другой человек — жесткий в убеждениях, но не закостеневший в них, упорный, но неупрямый, волевой, но без самодурства, словом — хороший командир среднего звена способный подняться и выше.
Хм, уж не знаю, как в его глазах изменилась я, но от ошарашенных взглядов, которые он бросал, надо сказать, только исподтишка и в спину, у меня шерсть дыбом вставала от поясницы до загривка. Спорить мы не переставали и весь следующий день и, я так подозреваю, что от меня он узнал тоже немало, судя по непрестанным ночным бдениям и сумасшедшинкам в глазах. Пришлось резко оборвать эту вакханалию и наложить мораторий на обсуждения. Ну, и взяться за выполнение предыдущего обещания.
Кстати, во всем нашем общении был один «забавный» момент — и он, и я увлеченно рассматривая ситуации «в целом» избегали приводить случаи из собственного опыта, причем именно избегали, а не пересказывали собственные шишки в третьем лице в духе «однажды второе отделение нашего батальона…». Впрочем оно и понятно, разбирать собственные действия невыносимо вдвойне, потому как за цифрами потерь, произошедших вследствие твоей ошибки, видишь живые лица тех кого в итоге не стало. Он хотя бы смог доверить эту тяжесть бумаге, чтобы кто-то не повторил их в будущем, и я прекрасно понимаю — какой это подвиг.
Так что я теперь «пеку» листы будущей книжки, а Назарий в нетерпении нарезает вокруг меня круги, прям как памятная «рыбонька», как живой встает перед глазами наклоненный под острым углом к горизонту плавник и распахнутая зубастая пасть… Кстати о птичках — зубы-то (я приспособилась из них вытачивать маленькие копии так понравившегося Назарию распятия, даже не знаю куда он их девает в таких количествах) почти и кончились, на рыбалку что ли снова сплавать, или это все же охота?
Назарий даже (неслыханное событие!!) предлагал помочь, но тут бы самой без лап не остаться при монотонных действиях угодить «под пресс» — запросто, и коготь на мизинце я себе уже подукоротила… Надо чаще перерывы делать. Вот и повод — Назарий престает нарезать круги и говорит:
— Вот ты говоришь, что твой род может летать по воздуху и даже биться там — не имея крыльев, и что люди тоже могут уподобиться ангелам. Но ангелам дает силу Господ, а кто дает ее вам? Ведь у вас нет крыльев как у птиц небесных…
Ох, язык мой — враг мой… Ну и что на это сказать? Буду выкручиваться.
— Про Икара сына Дедала, давшего имя известному морю, вспоминать не будем?
На меня смотрят удивленно и снисходительно:
— Так это всего лишь память об изобретателе косого паруса, в настоящей истории идет речь об быстрой лодке, а не о «крыльях».
— Зря ты так уверенно, небесную колесницу по типу икаровой я тебе конечно в доказательство не построю… Нужен шелк — причем много, очень легкое и прочное дерево, катапульта для запуска…
Тут вижу вытянувшуюся физиономию тактика и стратега уже прикинувшего последствия применения таких девайсов хотя бы в разведке и прерываю сама себя.
— Словом — ты тоже не можешь метнуть копье на пару стадий, но оксибелис (катапульта) сделает это легко. Так и здесь — человек, не имея жабр и плавников, для путешествия по воде строит лодку, для полета тоже можно создать машину.
— Спаситель мог ходить по водам.
— Даже у шедшего следом Петра возникли проблемы, а что говорить о тех, кто собирается в небесах воевать. Ты ведь об этом подумал? Как думаешь война — богоугодное дело?
Так, кажется опять перестаралась — начал молиться о вразумлении, судя по глазам.
— А вообще, если честно, мы с тобой напоминаем человека из одной песни, ко мне она вообще подходит как родная… Она, кстати, о эээ… кормчем воздушного корабля.
Я на судьбу не лаю,Не жалуюсь, не ворчу,Просто предупреждаю,Прошлого знать не желаю,Слышите, не хочу,
А что воевал,Ну, допустим когда-тоВесело так воевал…Только про это не надо, ребята,Я же предупреждал.
Выпейте, если пьете,Водку — за всех плачу.Помнится, на вертолете…Впрочем, вы не поймете.Рассказывать не хочу.
Вертушка моя терпела когда- тоПо сорок пробоин в борту.Опять я завелся,Короче, ребята,Уже пересохло во рту…
Медали, да что медали,Хотите, еще получу?Два раза меня сбивали.Наверно, за то и дали,Что вспоминать не хочу.
Срезали духи мне да ВанюхеПять лопастей, и вот,Вот вам закуска,Вот бормотуха,Хватит про вертолет.
Теперь все честь по чести,Живу себе, как хочу,А кто-то пропал без вести,Или там «грузом 200»…Впрочем, про них молчу.
Были бы ноги, я бы отсюдаМигом туда сбежал.Ладно, ребята, больше не буду —Я же предупреждал…
Андрей Виноградов. «Вертолетчик»Посидели чуток спокойно, вспоминая каждый свое. Он покосился на мои колени.
— Нет, — говорю, — мне только наконечник в задницу прилетел — повезло.
— Но как?
Вот любопытство то какое.
— Тебе видимо картинка чего-то в виде триремы, машущей лопастями по воздуху, представляется? Так глупость это несусветная. Просто немного подумать и можно спокойно описанную машину нарисовать, вот смотри.
Беру чистый лист бумаги и, не обращая внимания на выражение на лице будто съевшего что-то кислое собеседника, начинаю рисовать.
— Корабль должен выдерживать давление воды в которую он погружен, сила влекущая на дно груз и та что выталкивает корабль из воды как доказал один грек — направлены так и так, за это отвечает набор ребер расположенный вот так… За продольную жесткость, чтобы корабль не ломался на волне отвечает киль, притом когда корабль на гребне — силы направлены так, а когда во впадине между волнами — вот так. Если корабль большой и тяжелый — давление воды на борт, вот эта стрелка, может просто сломать ребро. Чтобы этого не случилось — противоположные ребра соединяют специальной балкой — вот. Получается замкнутый контур который очень прочен, по сравнению с разомкнутым — только силач может раздавить в руке яйцо, но раздавить половинку того же яйца может и младенец. Нижняя половина корабля — половинка яйца и есть, только сильно заостренная. Вот и приходится делать его крепче — палубой и балками.
