Виктория, отличавшаяся хорошим аппетитом, отдала должное пище, и регент беседовал с ней немного по-немецки, но в основном по-французски (который считал более изящным и идеально подходящим для его музыкального голоса). Георг не забыл и Аделаиду. Ему нравилось ее спокойное очарование. Как он говорил позже леди Хертфорд, она приятное создание, если не смотреть на ее лицо.
Сначала Кларенс был настроен мрачно, так как считал, что дети Фицкларенсы должны присутствовать на свадьбе, а королева наотрез отказалась дать разрешение.
– Когда-нибудь ей придется принять своих пасынков и падчериц, – ворчал он себе под нос.
Но неприятности никогда надолго не выбивали его из колеи, к тому же он наконец-то женат… состояние, которого он никогда раньше не испытывал, хотя и предпринимал много попыток.
И Аделаида нравилась ему все больше и больше. Он думал: «Я предпочитаю ее Виктории. Что-то в ней есть… нежное, доброе. Регенту она нравится – а он знает очень много о женщинах. Я думаю, что она нравится ему больше, чем Виктория, которая слишком много говорит и слишком самоуверенна».
Герцог встретился глазами с Аделаидой и улыбнулся ей почти застенчиво.
Она подумала: «Он молод душой. Уверена, что он будет добрым. Я действительно считаю, что мне очень повезло».
* * *
Банкет закончился, и все вернулись в гостиную, откуда уже убрали алтарь. Регент прохаживался среди гостей и разговаривал с ними в своей очаровательной, учтивой манере.
Потом прибыла карета Леопольда, которую он предоставил в распоряжение своей сестры и ее мужа, чтобы отвезти их в Клэрмонт, где им предстояло провести медовый месяц.
Регент распрощался с герцогом и герцогиней, и вся компания вышла, чтобы проводить отъезжающих в Клэрмонт, в тот дом, где лишь недавно царило такое счастье и затем разыгралась такая ужасная трагедия.
После этого регент повел компанию осмотреть парк, бывший достопримечательностью Кью.
Он взял Аделаиду под руку и рассказал о том, как он хорошо помнит этот парк с юности. Здесь он назначал свидания прекрасным молодым женщинам. Счастливые, полные романтики дни.
Он вздохнул, думая о том, как он тайком выбирался из своих апартаментов, чтобы встретиться с Пердитой Робинсон, героиней своего первого большого любовного романа. Какую радость он приносил вначале и какое унижение в конце, когда она пригрозила опубликовать его письма. Но ему хотелось думать не о конце этого романа, а только о его начале, когда они встречались на полянах Кью, а затем на острове Ил-Пай.
Это было так давно и тем не менее, когда он шел рядом с новобрачной, казалось, что эти встречи произошли только вчера. Регент тепло посмотрел на нее. А что, если бы женихом был он, а не Уильям? Он был бы доволен. Если бы только избавиться от той женщины! О Боже, почему судьба так жестока с ним, навязав ему такое тяжкое бремя, как Каролина Брауншвейгская!
Вот он и вернулся к постоянно возникающей теме: к теме своих тяжких уз с этой женщиной и стремления освободиться от них.
– Мне становится грустно, – сказал регент Аделаиде. – Понимаете, я завидую Уильяму.
Они остановились, чтобы выпить чаю в летнем домике королевы около пагоды, а затем вернулись во дворец. Когда они пересекали парк, начался дождь.
Подъехала карета герцога. Пора было уезжать, церемония закончилась.
Уильям надеялся, что герцогиню Элеонору пригласят остаться в Кью, но королева ничего не сказала об этом. Складывалась типично глупая для Уильяма ситуация: в первую брачную ночь он должен оказаться в сложном положении из-за своей тещи.
Герцог с надеждой посмотрел на регента, но брат прощался с гостями в своей слегка чопорной манере, и прерывать его в такой момент было нетактично.
Он также надеялся, что кто-нибудь другой может предложить ему дом для медового месяца, как Леопольд предложил Клэрмонт Кентам.
Но с Уильямом всегда обращались не совсем по-королевски, как с его братьями. Казалось, что он сам навлекает на себя такое обращение.
А вот и его карета – новая по этому случаю – с его гербом, блестящим на ней и очень красивым, по его мнению. Но куда же ему везти свою невесту? Как было бы легко, если бы можно было отвезти ее в Буши, однако все возражали против этого. Он начинал думать, что они правы. Там будет слишком много воспоминаний о Дороти Джордан и даже может обнаружиться кое-что из ее вещей.
Единственным местом оставались апартаменты в Стейбл-Корт в Сент-Джеймсском дворце. Они невелики и не особенно шикарны, но они служили его штаб-квартирой, когда он жил при дворе, и в любом случае это было все, что пришло ему на ум.
И герцогиня Элеонора должна ехать с ними!
Так, сквозь дождь, они и добирались до Сент-Джеймсского дворца, и когда прибыли туда, то увидели небольшую толпу, собравшуюся, чтобы посмотреть на невесту.
Когда увидели еще и тещу, то раздался легкий смех. Но люди и не сомневались, что Кларенс всегда ухитрится попасть в дурацкое положение.
Однако Аделаида понравилась им. Она поклонилась и улыбнулась, и хотя не была такой красивой, как герцогини Кембриджская или Кентская, зато была более приветливая. Поэтому приветствовали ее одобрительными возгласами.
Люди оставались на улице, когда они вошли во дворец и Аделаида вышла на балкон. То, что она это сделала, несмотря на дождь, еще больше покорило их сердца, и собравшиеся не сразу отпустили ее.
Уильям отдал приказ проводить тещу в ее спальню, после чего он и Аделаида остались одни.
Он показал рукой на обстановку.
– Все это следовало обновить, – сказал он. – Я думал, что мы поедем в Буши.
– Я знаю, – сказала она на своем спотыкающемся английском.
Постель была достаточно помпезной. Уильям взглянул на нее и рассмеялся.
– Ее поставили сюда не так давно для прусского короля, когда тот приезжал сюда. Тогда он пользовался этими апартаментами. Они выглядели несколько обшарпанными, поэтому для него поставили эту кровать.
Аделаида прикоснулась к темно-розовым шелковым занавескам на кровати и с некоторым смущением провела пальцем по резьбе на одном из четырех столбиков великолепного полога над кроватью.
Он улыбнулся ей, затем взял за руки, и когда она приблизила свое лицо к его лицу, то с благодарностью подумала: «Мне не надо его бояться».
СМЕРТЬ И РОЖДЕНИЕ В КОРОЛЕВСКОЙ СЕМЬЕ
Убедившись в том, что дочь благополучно вышла замуж, герцогиня Элеонора решила, что больше нет необходимости в ее присутствии в Англии.
Поэтому она подготовилась к отъезду. Ее покои в Стейбл-Ярде в Сент-Джеймсском дворце были тесными и грязными, и она считала, что они не соответствуют ее рангу и ее положению матери герцогини Кларенской. Она полагала, что чем скорей вернется домой в Саксен-Мейнинген, где ее сыну, безусловно, необходимы ее советы, тем лучше.
