перед Чехом!
Даже желание спать пропадает, стоит вспомнить наше знакомство с Виктором.
— Мы с тобой не друзья, — склоняет голову князь, открыто меня рассматривая. Как будто девушек в пижаме ни разу не видел. — И никогда ими не были.
— Тогда я не понимаю, — понизив голос, я перетекаю на колени, оказываясь вплотную к Бенешу, — что не друг делает в моей спальне и в моей постели.
Метка обжигает предупреждением, но у меня даже мысли около постельной в отношении князя нет. Так, одна провокация. И мы оба прекрасно это осознаём.
— Помогает, — хмыкнув, отстраняется князь не разочаровывая. Он поднимается и достаёт из кармана плоскую флягу.
— Только не кровь, — с мученическим стоном я откидываюсь на подушки. — Сколько можно мне её таскать. Не хочу я её, не-хо-чу.
— Это не кровь, всего лишь укрепляющий отвар. Чтобы лучше спать. — Откинув крышку, Бенеш протягивает мне фляжку. — Не доверяешь? — поднимает бровь, когда я не двигаюсь.
— А должна?
Но хуже вряд ли уже будет, поэтому я беру фляжку и принюхиваюсь. Пахнет травами и вишней. Бросаю ещё один взгляд на бесстрастного князя, а потом выпиваю почти половину. Действительно, травы — я узнаю почти все. И вишня, но не сок, крепче. Что-то похожее на вино, но не оно.
— Тоже собрано в особый день? — киваю я на фляжку и возвращаю тару хозяину.
— Вроде того.
Бенеш убирает фляжку и просто смотрит. Улыбается. С интересом ждёт реакции.
А выпитый отвар вдруг обжигающим теплом прокатывается по всему телу. Придаёт лёгкость, стирает тревоги, добавляет смелости.
Метка пропадает. Все эти дни я не замечала её присутствия, а сейчас раз, и в голове и сердце становится вдруг пусто.
— И что в нём было?
Сознание ещё моё, реакции — нет.
Нехорошие реакции, мало похожие на то, что подмешала мне Стася. Потому что все мои мысли принимают опасный оттенок. И хотелось бы сказать, что плотоядный взгляд на князя принадлежит не мне, но увы. А его ответный, пристальный и хищный только разжигает непонятное нечто внутри меня.
И хуже всего, что подушечки пальцев начинают зудеть от желания коснуться доступного и подлого вампирюги.
Из рук которого я теперь не приму даже живую воду. Лучше смерть.
— Сейчас и узнаем.
Сволочь.
Почему? А кто его знает. Не потому ведь, что всё это время спасал, поддерживал и заботился. Не потому, что готов защитить от целого мира. Не потому, что готов этот мир сжечь дотла. И всё ради маленькой и скромной меня.
Потрясающее чувство.
Вдохновляющее на подвиги.
И на то, чтобы одним слитным движением его оседлать. Качнуться от неудобной позы. Ощутить горячие ладони, поддерживающие под спину.
Интересно, почему горячие, если вампиры немножко трупы?
Весело фыркнув от дурацкой мысли, я устраиваюсь удобнее.
— Зачем ты это сделал?
— Что сделал?
Поддерживать больше не надо, и его ладони скользят по моим ногам. Ложатся на бёдра. Прижимают ближе, не оставляя между нами пространства.
— Неважно.
Потому что действительно всё равно. Мне наконец-то легко и спокойно. А безграничное, невероятное всевластие только усиливает удовольствие.
— Неважно, — эхом отзывается князь, почти касаясь моих губ своими.
Рвано вздыхает. Но эта медлительность раздражает, и я резко подаюсь вперёд, утягивая его в чувственный, требовательный и такой желанный поцелуй.
Я просыпаюсь мгновенно. Просто открываю глаза и не понимаю, почему внутри поселилось странное чувство неправильности. Словно я сделала что-то, что не стоило делать. Но адская боль в голове отвлекает от копания в себе.
Едва разлепив чувствительные губы, я с протяжным стоном сажусь в постели. Виски ломит, взгляд не фокусируется, а чужое сердцебиение отдаёт набатом в голове.
Но стоит подумать об этом, и стук замолкает.
Поздно.
Я поднимаю взгляд и встречаюсь с князем. С расслабленно сидящим князем в кресле, которое он сам подтащил к кровати, потому что раньше мебели здесь не было.
— Как ты?
— Не знаю, — обречённо запустив пальцы в волосы. — Что со мной опять было?
— Не помнишь? — Бенеш поднимается, подходит ближе.
Я чувствую его взгляд. Вижу и небрежно застёгнутую рубашку, и в целом взъерошенный вид. Успеваю удивиться, потому что обычно он куда более аккуратен.
И принимаю из его рук бокал с водой.
Чтобы получить вышибающий воздух удар в грудь, с которым всё вдруг встаёт на свои места.
— Ты! — Вот только пока я могу лишь шипеть.
Реакции заторможены, каждое движение отдаётся ноющей болью. Зато мозг функционирует исправно, подкидываю одну за другой похабные картинки. Увы, со мной и Бенешем в главных ролях.
— Только дай мне встать, — угрожаю, откидываясь на подушки.
Хочу бросить бокал ему в лицо, но князь мягко перехватывает мою ладонь и заставляет-таки сделать несколько глотков.
Стыд, отвращение и страх. Страх оттого, что будет, когда об этом узнает Марек.
И плевать, что Бенеш что-то мне подмешал. Не оправдание. Как и то, что я раз за разом допускаю его слишком близко. Мало того, доверяю, что вообще за гранью разумного.
Так же, как и то, что не будь Мара…
— Станешь моей княгиней?
От такого вопроса, у меня даже головная боль отступает.
— Только чтобы убить, а потом развалить всю вашу шайку.
А вот злости нет. На него нет — на себя её навалом.
— Оль…
— Просто уйди, — пряча лицо в ладонях. — Я обязательно придумаю, как тебе отомстить, но попозже. Когда перестанет тошнить от самой себя.
— Прекрати. — Бенеш выглядит слишком мрачным для того, кто добился своего. — Ничего не было.
— То есть ты не травил меня, чтобы соблазнить? — Нервный смешок. — Я всё помню, князь, так что утешающие речи оставь при себе.
— Совсем всё? — Он окидывает меня взглядом, усмехается.
А я проваливаюсь в новый приступ отвращения, заново окунаясь в воспоминания. И в последнем князь нависает надо мной уже без рубашки, я же тянусь к ремню на его брюках.
— За идиотку меня держишь? Я прекрасно знаю, чем заканчиваются такие вот фильмы, даже если не помню концовки. Поэтому будь добр, исчезни, пока у меня не подуспокоится желание тебя убить.
— Оля, — он качает головой.
И я не успеваю среагировать.
Бенеш обхватывает моё лицо ладонями, прикрывает глаза, и я проваливаюсь в виденную уже сцену. Но с другой стороны.
С разбега окунаюсь в восхищение, восторг и трепет, каких не ждёшь от тысячелетнего мужика. Замираю от каждого своего же стона, улыбки и прикосновения. И едва не умираю в самый последний и окончательный раз, только услышав едва различимое, на выдохе и тише шёпота, имя.
Слишком знакомое. Искренне ненавидимое. И не своё.
А дальше вместо логичного продолжения — лёгкий взмах рукой и
