перемещаясь с Востока на Запад[65]. В этом случае на сегодняшний день такой «исторической культурой» является «западная» или, точнее, «европейско-американская» культура.
В условиях глобализации и универсализации международных связей, когда все оказываются так или иначе связаны со всеми, доминирование западной культуры над другими культурами приобретает новое качество. Оно отличается всеобщим характером, постоянством и очевидностью, возможностью ежедневного и повсеместного влияния.
Это резко меняет сам ход развития других не-западных культур. Такое развитие не может оставаться более полностью самостоятельным, основанным только на своих собственных внутренних предпосылках. Оно должно учитывать существование западной культуры с ее достижениями как мощного и постоянного фактора. Однако степень влияния этого фактора может быть различной.
Среди не-западных культур России принадлежит особое место. Россия не просто испытывает на себе влияние Запада. Запад и Россия возникли в качестве цивилизаций как результат прививки на разные этнические основы одного культурного черенка. Их развитие происходило не рядом, а параллельно. Поэтому развитие России по-особенному, внутренне, а не внешне, связано с развитием Запада.
Отношение к Западу всегда было необходимым элементом русской культуры. Веками русский человек определял себя через Запад. Это стало сквозным фактором, который пронизывает всю «культурную оболочку» и формирует национальное сознание. Сравнение с Западом превращается в самостоятельный ракурс рассмотрения любой внутренней проблемы.
Из этого постепенно возникло и сформировалось основное внешнее противоречие русской цивилизации. Оно имеет характерный для ведомой парной цивилизации тип. Это противоречие между необходимостью ориентироваться на темпы роста Запада и желанием сохранить самобытность своей культуры.
При этом речь идет не столько об экономической, военной или политической необходимости (хотя и это имело место), сколько о какой-то глубинной внутренней культурной потребности следовать Западу.
Известно много культур, где соседство с мощными, развитыми цивилизациями не стимулировало никаких стремлений к переменам и, наоборот, тормозило развитие. Русские не просто соседствуют с Западом, они живут Западом. Именно поэтому опыт Японии, который по-своему не менее интересен, чем западный, их не волнует. Япония остается для русского человека «Азией», которая хорошо делает машины.
Указанное противоречие носит антагонистический характер. Оно в принципе неразрешимо. Темпы роста существуют не сами по себе, а заданы типом культуры. Высокие темпы роста западной цивилизации обусловлены типом американо-европейской культуры, так же как низкие темпы роста в России продиктованы русским культурным типом. Чтобы изменить темпы роста, необходимо изменить культурный тип. Если не менять культуру, то необходимо смириться с существующими темпами роста[66].
«Творчество русского духа, – пишет Н. А. Бердяев, – так же двояко, как и русское бытие»[67]. Происходит раздвоение национального сознания, связанное с наличием в нем двух основополагающих несовместимых идей (целей). Это своего рода «идеологическая шизофрения», и она может быть нейтрализована только путем объединения несовместимых практически целей в одну, пусть иллюзорную, но синкретичную цель.
По определению такая интегрирующая цель не может быть практичной, а должна быть «абстрактной» и «надмирной». Возможно, в этом кроется разгадка знаменитой «эсхатологичности» русской души, о которой так много писал Н. А. Бердяев. Устремленность русских в будущее, к абстрактным, отвлеченным целям, потустороннему миру абсолютных ценностей проистекает из их стремления убежать от необходимости решать неразрешимую задачу совмещения исключающих друг друга целей в повседневной, практической, посюсторонней и относительной жизни. Если бы «русская душа» не искала убежища от действительности в отвлеченной идее, то русская идеология пошла бы «вразнос», как аварийный двигатель. Только в такой экзотической форме русская идеология обретает реальную возможность существования и развития.
Русская идеология, как и любое общественное явление, в основе которого лежит антагонистическое противоречие, осуществляет свое развитие в превращенной форме. Поэтому ей оказались присущи характерные для превращенных форм движения черты. Во-первых, это иллюзорность. Во-вторых, обязательное для превращенной формы движения «снятие» внутреннего противоречия через опосредование, в котором несовместимые крайности находят свое иллюзорное воплощение.
Русская идеология может существовать лишь до тех пор, пока существует некая отвлеченная идея, которая должна органично соединять в себе как ориентацию на Запад, так и ориентацию на сохранение самобытности. Именно эта объединяющая «Запад» с «Востоком» идея по определению должна оставаться центральным элементом русской идеологии. Без такого «интегратора» русская идеология в собственном смысле слова невозможна. (Поэтому же обречены на провал любые попытки «построить» русскую идеологию односторонне на основе так называемой национальной – патриотической и т. д. – идеи.)
В конечном счете оформление этого «системного блока» русской идеологии является в каждом случае «божественным откровением», и у нее нет и не может быть авторства. Но общие рамки этого процесса могут быть определены, потому что они обусловлены объективно. Первоначальная идея заимствуется на Западе[68]. Ее выбор никогда не бывает случаен. Берется не любая идея, а та, которая в данный момент наиболее соответствует потребностям русского культурного развития. Затем западные идеи переиначиваются на русский лад и превращаются из практических в абстрактные и отвлеченные.
Русская идеология отличается от западной не столько содержанием (здесь как раз часто наблюдается внешнее сходство, которое способно ввести в заблуждение и породить иллюзию, например, того, что в России есть настоящий либерализм или был когда-то настоящий марксизм), сколько своей природой и вытекающими из нее специфическими функциями.
Идеология на Западе носит практический характер. Ее функции непосредственны. Она призвана обосновывать и мотивировать определенную общественную практику. Либеральная идеология предполагает и соответствующий образ политического действия. Идеология в России носит символический характер. Ее действительные функции опосредствованы, латентны. Если в России объявили, что перестали строить православное царство и начали строить коммунизм, то это вовсе не значит, что до этого здесь на самом деле строили православие и, тем более, что будут строить коммунизм.
В России практические цели и действия могут отличаться от их идеологических формул, как ночь ото дня. На Западе по смене господствующих идеологий можно делать вывод о реальных переменах в общественной жизни. В России смена идеологии говорит лишь о том, что произошли какие-то общественные перемены. Но определять характер этих перемен, исходя из анализа меняющихся идеологических установок, бесполезно. Между ними нет прямой корреляции.
Идеология в России – это особый феномен. Она призвана обеспечивать целостность общественного сознания, не дать последнему расколоться на фрагменты. Поэтому русская идеология всегда тотальна (независимо от того, является ли она православной, коммунистической или, например, либеральной). Русская идеология статична, направлена на удержание и сохранение, а не на действие и созидание.
На Западе идеология рождается в недрах общества и навязывается государству. В России идеология рождается в недрах государства и навязывается обществу.
Западная идеология есть в своем роде рационализация религии. Русская идеология появляется вследствие иррациональной переработки западных идей (и поэтому как всякое двойное отрицание она больше похожа на религию, чем на идеологию). В Европе исходным пунктом идейного творчества, какие бы результаты оно ни принесло в конечном счете, все равно оставалось христианство. В России это было невозможно, поскольку русское общество никогда не было по-настоящему христианским.
В отличие от западной, русская идеология развивается дискретно. Здесь нет непрерывной линии эволюции. И тем не менее процесс смены идеологических форм в России подчинен жесткой логике.
Русская идеология развивалась через перерывы постепенности. Эволюция русской идеологии внешне незаметна. Ее развитие выглядит как немотивированная смена совершенно разных и самостоятельных «субидеологий». Каждая такая «промежуточная» идеология является своего рода конечным продуктом, возникающим как бы из ничего и уходящим в конечном счете в никуда. У нее есть свой «период полураспада». Она рождается, развивается, стареет и умирает. На ее месте возникает новая версия, срок жизни которой также ограничен.
Русская идеология похожа на птицу феникс. Она рождается, чтобы сгореть,
