— Николай Николаевич, сегодня я не могу остаться, — сказал Сергей, когда они вместе вышли во двор.
— Почему?
— Мать больна…
— Очень жаль. — Никитин остановился. — Главный механик и так бушует и придирается ко всему, а тут задержка действительно по нашей вине. Лишний повод для ненужных разговоров.
— Поеду домой и, если маме лучше, вернусь обратно. — Сергей замялся. — Да, я хотел вас вот еще о чем спросить: не возьмете ли к нам на работу Леню? Он чертит прилично, с расчетами тоже справится.
— О ком ты говоришь? Какого Леню?
— Косарева, сына Ларисы Михайловны.
— Он же в институте учится?
— Понимаете, какая история получилась… — Сергей вкратце передал суть дела и добавил: — Леня вынужден уйти из дома и будет жить у нас. Не может же парень оставаться в доме Василия Петровича! Я его вполне понимаю.
— Н-да!.. Скрывала, говоришь, Лариса от детей? — переспросил Никитин. — Впрочем, от нее всего можно ожидать. Она и дочь свою сделает несчастной, постарается выгодно замуж выдать! — Николай Николаевич сердито зашагал по направлению к лаборатории. — Дай мне чертеж, попробую заняться этой штукой сам. Правда, механик из меня плохой, ну, да что-нибудь придумаю.
— А как с Леней? — не отставал Сергей.
— Право, не знаю… Получается так, что мы в пику Толстякову оказываем парню содействие — помогаем уйти из дома. Директор вряд ли пойдет на это…
— Уж если на то пошло, то ведь родной отец Леонида, Иван Васильевич, до войны работал здесь, и сын человека, который лишился на войне рук и ног, вправе рассчитывать на помощь коллектива. Куда же ему идти в трудную минуту, как не к нам? Очень прошу вас, Николай Николаевич, помогите! — горячо просил Сергей.
— Ладно, пусть зайдет, подумаем, — согласился Никитин и, взяв чертежи, пошел к себе.
Дома Сергей накормил мать, дал ей лекарство и собрался идти обратно на комбинат. Аграфена Ивановна чувствовала себя значительно лучше.
Прощаясь, он спросил:
— Скажи, мама, ты ничего не будешь иметь против, если Леня будет жить у нас?
— Ушел, значит, от матери? Знала я, что когда-нибудь этим кончится! Поделом Ларисе — за легкой жизнью погналась… Пусть перебирается, у нас места хватит!
— Ты у меня добрая! — Сергей поцеловал мать. — Я постелю ему на диване…
— А с девушкой как? Она там осталась?
— Не знаю, мама, я об этом не спрашивал…
По дороге к станции метро Сергей вспомнил слова Никитина: «Она и дочь свою сделает несчастной», — и призадумался. Прав ли был он, когда, как оскорбленный ревнивец, оставил Милочку среди таких людей, как Лариса Михайловна, Никонов, Борис и его компания? И он впервые сочувствовал, что в разрыве с Милочкой есть доля и его вины.
5
Аграфена Ивановна таяла на глазах. Сергей совсем потерял голову; он делал все, чтобы мать поправилась, — старался получше кормить ее, ездил в диетический магазин за свежими яйцами, покупал апельсины, яблоки, но все это мало помогало. По совету заведующего фабричной амбулаторией, Сергей пригласил трех известных врачей на консилиум. Они долго выслушивали больную, простукивали, ощупывали, о чем-то таинственно шептались между собой, произнося вполголоса непонятные слова, но поставить правильный диагноз не смогли.
Посоветовавшись с коллегами, пожилой, благообразный доцент, сверкая золотой оправой очков, предложил положить больную в клинику для дополнительного исследования.
Аграфена Ивановна и слышать не хотела о больнице и осталась Дома.
Работницы комбината навещали больную, приносили гостинцы, убирали комнаты, готовили, даже стирали. Часто приезжала и Матрена Дементьевна. Аккуратная, в теплой шубке, в белых фетровых валенках, она приносила печенье, фрукты или банку домашнего варенья, подолгу сидела у изголовья подруги, рассказывая фабричные новости.
Вот и сегодня, накинув на плечи платок, она сидела в комнате Аграфены Ивановны и не спеша выкладывала ей все, чем жила фабрика в последнее время. Рядом, в столовой, Сергей и Леонид играли в шахматы. Двери были открыты, и до молодых людей изредка доносился разговор старых работниц.
— В приготовительном поставили новую шпульную машину, говорят, из Чехословакии привезли. Видать, хорошая машина, намотка что надо!.. Сейчас утка хватает вдоволь, простоев нет. Еще собирают большой шлихтовальный агрегат, Ивановского завода…
— Молодец Алексей Федорович, заботливый!
— И не говори! По целым дням пропадает на фабрике. Затеял новое дело — всю красилку отделывает заново. А личной-то жизни у него нет. Я ему говорю: «Женись, скоро совсем седой станешь». Куда там! Махнет рукой, засмеется и уйдет. — Матрена Дементьевна понизила голос: — На той фабрике была одна, не дождалась Алеши, в войну замуж вышла, с тех пор он на женщин и смотреть не хочет… А твой сынок, видать, башковитый парень, мой хвалит его!
— В отца пошел!
Леонид толкнул в бок задумавшегося над ходом Сергея: послушай, мол, что говорят про тебя! Тот отмахнулся — через три хода ему грозил мат.
— А жаль — не пришлось Трофиму Назарычу полюбоваться на сынка! Какой был человек! Помню, как-то заходит к нам — мы еще в казармах тогда жили, — спрашивает: «Дементьевна, может, тебе какая помощь требуется? Скажи, не стесняйся. Вырастить сироту одной нелегко…» Сунул мне в карман деньги и ушел…
В передней задребезжал звонок. Сергей открыл дверь и остолбенел. Перед ним стояла Милочка.
— Леонид у вас? — сухо спросила она.
— У нас. Заходи, раздевайся…
— Раздеваться не буду, я на минуту. — И она, в Запорошенном снегом пальто, быстро прошла в столовую.
Увидев брата за шахматной доской, негодующе всплеснула руками. — Мы с ног сбились, его разыскивая, а он тут в шахматы играет! — Она подошла к брату. — Ты почему ушел из дома?
— Значит, была причина, — негромко ответил Леонид.
— Ну ладно, хватит дурачиться! Сейчас же поедем домой! Мама места себе не находит!
— Домой я не поеду! — Леонид сказал это также негромко, твердо и спокойно, как о давно решенном.
Милочка внимательно, со скрытой тревогой, смотрела на него.
— Так! Понимаю: это он сбил тебя с толку! — Она бросила на Сергея негодующий взгляд. — Он уговорил оставить учебу… Тоже, друг называется! Я ведь все знаю. Была в институте, прочла твое заявление: «По семейным обстоятельствам вынужден поступить на работу…» Интересно, что это за семейные обстоятельства? Ты что, женишься, что ли?.
— Не болтай глупостей!
— Тогда объясни, в чем дело! Молчишь? Ну конечно, сказать-то тебе нечего! Просто глупый, жестокий каприз!
— Здесь не место говорить об этом, — ответил Леонид, стараясь не встретиться взглядом с сестрой.
— Директор ваш тоже хорош! — не слушая брата, продолжала Милочка. — Нарочно, чтобы насолить нам, зачислил мальчишку на работу! Подумаешь, какой благодетель нашелся! Вот Василий Петрович поговорит еще с ним!
В дверях появилась Матрена Дементьевна.
— А ты, девушка, директора в глаза видала, знаешь, что он за человек? — спросила она у Милочки.
— Не видела и видеть, не хочу!
— То-то, что ты никого и ничего знать не хочешь. Сперва оглядись по сторонам, тогда, может, кое-что и сообразишь!
Матрена Дементьевна хотела еще что-то сказать, но Милочка перебила ее:
— Собственно говоря, вы-то кто такая и почему вмешиваетесь в чужие дела?
— Я мать Власова.
Эти слова были произнесены с такой сдержанной гордостью и достоинством, что Милочке стало неловко, но отступать ей было некуда, и, покраснев, она пробормотала:
— Ну и что из этого?
— Молодая совсем, а сердце твое, видать, успело зачерстветь. Ничего, жизнь тебя научит! — Матрена Дементьевна повернулась и пошла к больной.
— Во всяком случае, не вам меня учить? — резко сказала Милочка.
— Молчи! — Леонид вскочил с места и подошел вплотную к сестре. — Ты ничего не знаешь, ну и молчи! — добавил он, стараясь сдержать волнение.
Растерянная, готовая расплакаться, Милочка, ничего не понимая, смотрела то на Сергея, то на брата.
— О чем ты говоришь? Чего я не знаю? Объясни же мне наконец!
— Ну, так слушай. Наш отец жив. Мама от него отказалась, потому что он вернулся с войны калекой. Она все время нас обманывала, — сказал Леонид, и Сергей видел, с каким трудом дались ему эти слова, в которых так просто и ясно было выражено все, что мучило в последнее время Леонида, что круто переменило его жизнь.
— Как?.. Что?.. Что ты говоришь?..
Кровь отхлынула от лица Милочки. Она так побледнела, что Сергей испугался. Широко открытыми глазами она глядела на Леонида.
— Все очень просто. Мама, видишь ли, заботилась о нашем благополучии! — Леонид попытался улыбнуться, но это не удалось ему. — Я уже два раза был у папы в Доме инвалидов. Хотел тебе рассказать, да не знал, как приступить… Он и сам просил меня об этом.
