— Спасибо, Маша, что присмотрела за квартирой, теперь мы уже сами, ещё раз спасибо! — и выжидающе остановилась перед родственницей.
Маша, очнувшись от оцепенения, метнулась в комнату складывать вещи. Брат, кроме «пока», ничего не сказал на прощание. Племянники будто и не заметили расстроенную тётю, шумно разбирая свои вещи. Маше ничего не оставалось делать, как пойти к управляющему рэпа и не попросить о помощи. Мужчина внимательно выслушал дворничиху и разрешил поселиться в комнатке на первом этаже жилого дома. В этом помещении не было удобств и хранился старый инвентарь. Машенька была рада такому повороту судьбы; она мигом выбросила мусор, навела порядок, а подруга по работе подарила ей старый разбитый диванчик, колченогий столик и целых две табуретки. Техник принесла в комнатушку сваленную подушку и дырявое одеяло. Кто-то дал старенький чайник, тарелку и чашку. Так потихоньку стала обживаться в своей, хотя и не собственной и без удобств, комнатке Маша.
Выходила она на работу в шесть утра, когда на улице ещё было темно, мела улицу, подбирала мусор вокруг соседнего дома и радовалась жизни. Так прошло около года, и опять судьба подставили ей подножку. Доброго пожилого управляющего начальство выпроводило на пенсию и на его место поставило разбитную крикливую Анну Иннокентьевну, которая в первый день своего руководства приказала Маше в три дня освободить подсобное помещение.
— Где же мне жить? — спросила опешившая женщина.
— Это твои проблемы! — бесстрастно ответила новая начальница и, повернувшись к Марье Петровне спиной, стала отдавать распоряжения инженеру и технику.
Машу временно приютила у себя дворничиха Васильевна, одиноко проживающая в двухкомнатной квартире. Машенька была на седьмом небе от счастья, что попала в хорошие условия: и газ, и туалет, и горячая вода, и отопление. Два месяца душа в душу жили две подружки, но к хозяйке неожиданно перебрался расставшийся с женой сын. Он сразу же показал своё недовольство из-за присутствия гостьи и постоянно это подчёркивал, хотя занимал отдельную комнату и Петровна старалась не попадаться ему на глаза. Через три недели совместного проживания Анатолий закатил матери пьяный скандал, настаивая на том, чтобы та избавилась от «приживалки».
В этот день Маша, побросав вещи в чемоданчик, глотая слёзы, тихо выскользнула за дверь. Ноги её привели к двери Сашеньки. Она долго звонила в квартиру, но там стояла тишина. Маша опустилась на чемодан и приготовилась ждать. Через час из лифта вышла соседка. Она вздрогнула от неожиданности, увидев на площадке маленькую женщину с тоскливым взглядом, похожую на нахохлившегося воробышка.
— А вы что здесь делаете? — сварливо спросила она. — У нас тут ночевать нельзя! Я милицию вызову! Уходите!
— Вы меня не помните? — поднялась с чемодана Маша. — Я родственница Григорьевых, вот жду — никого нет дома.
— А, помню, помню, Вы здесь жили. Только зря вы их ждёте. Они продали квартиру, а сами куда-то переехали, кажется, заграницу. А здесь новые хозяева ремонт затеяли, днём строители всё грохочут, пылищу разводят. Так что не повезло вам. Зря, выходит, приехали. Надо было позвонить. Сюрпризом хотели?
— Хотели, — машинально кивнула Маша, поднимая многострадальный чемодан и направляясь к лифту.
К Марине она не пошла, не рискнула попроситься жить и к родному брату. Сев в каком-то особом состоянии растерянности и пустоты в первый попавшийся троллейбус, отправилась куда глаза глядят. Когда объявили конечную остановку, к Маше подошла кондуктор и попросила выйти. Так Петровна оказалась на вокзале. Ночь она провела на скамейке, сидя среди ожидавших поезда пассажиров. На рассвете вокзал опустел, Маша устроилась на лавке удобнее, подложив под голову чемодан и вытянув уставшие ноги. Внезапно её грубо растолкали. Над ней склонился милиционер:
— Вы не проспали поезд? Куда вы едете?
— В Ростов-на-Дону, — брякнула сонная Петровна название города, куда несколько лет назад они так стремились с мужем.
— А билет где? — поинтересовался, прищурив глаза, страж порядка.
— А ещё не купила, — созналась, принимая вертикальное положение на скамье, женщина.
— Так о чём вы думаете? — удивился милиционер. — Пойдёмте к кассе, я вам помогу. Да поспешите — поезд прибудет через сорок минут.
Он подхватил тощий чемоданчик Маши и быстро зашагал к выходу из зала. Петровна была вынуждена бежать следом, пока не оказалась около кассы. Милиционер, поставив чемодан между ног, сказал в окошко:
— Один билет до Ростова-на-Дону, на ближайший.
Затем, обернувшись к женщине, спросил:
— Плацкарт или купе?
Петровна замотала головой. Мужчина понял по-своему. В окошко он сказал:
— Плацкарт!
Из громкоговорителя над окошком женский голос произнёс:
— Пятьсот тридцать рублей.
Милиционер оглянулся на женщину и отодвинулся от окошка, давая ей возможность заплатить за билет. Получив ненужную бумажку, плохо соображая, Маша наклонилась поднять чемодан. Мужчина с готовностью опять подхватил нетяжёлую ношу и зашагал на перрон. И опять Петровна засеменила за ним следом. Настырный мужчина не покинул опекаемую женщину, пока не посадил её прямо в вагон на её нижнее место, тепло простившись с ней и пожелав удачи.
Поезд тронулся, и Петровна отправилась в своё вынужденное путешествие на юг. Вначале она отсыпалась под мирный перестук колёс, затем сон прогнал сильный голод, невыносимый ещё из-за аппетитного запаха жареной курицы. Напротив, тоже на нижней полке, сидела полная розовощёкая женщина и на фольге разламывала золотистую курочку. Женщина перехватила голодный взгляд Маши и пригласила её отобедать вместе с ней. Петровна отвернулась к стенке, чтобы не искушать себя. Но добрая толстушка опять позвала:
— Сидайте со мной, не побрезгуйте.
Её мягкий радушный голос завораживал и внушал доверие, и Маша присела к столу. Через полчаса попутчицы общались, как давние подруги. Галя — так звали соседку — возвращалась «из гостей» домой, в кубанскую станицу. В Ростове она должна была пересесть на электричку в Краснодар. За сутки общения с доброй казачкой Петровна решила для себя, что надо ехать вместе с Галей, а там, как Бог пошлёт.
На перроне в Краснодаре, простившись с попутчицей, Маша вышла на привокзальную площадь и увидела напротив билетные кассы. Она побрела туда и прочитала направления маршрутов автобусов. Её поразили знакомые с детства названия городов, которые ей казались всегда недосягаемой мечтой: Анапа, Геленджик, Туапсе, Новороссийск, Кабардинка. Спросив у кассира, сколько стоит билет до Туапсе, она купила его на ближайший рейс, решив, что это сама судьба руководит ею и посылает такой подарок, чтобы наконец она на склоне лет увидела море.
В Туапсе она не попала — вышла немного раньше, соблазнённая соседкой по креслу, которая расхвалила ей небольшой приморский городок, в котором она отдыхает каждый год.
— В Туапсе дороже квартиры и дороже продукты, да и народу побольше, а здесь море чище, тем более, это не порт.
К вышедшей из автобуса Маше подбежали женщины, предлагая комнаты почти на берегу моря. Узнав стоимость койки, Маша прикинула, что ей хватит сбережений на месяц проживания без питания. Она устроилась в самой дешёвой комнатке, похожей на чуланчик, в полчаса ходьбы от моря: продукты были очень дорогими, и надо было экономить на всём.
Маша впервые пришла на пляж и расплакалась то ли от счастья, то ли от сожаления, что одинока и не с кем разделить свой восторг от увиденного. Войти в воду и загорать она не смогла — не было купальника. Впервые выкупалась глубокой ночью, когда последние влюблённые покинули пляж. Экономя на купальнике, Маша приходила на пляж вечером и, дождавшись, когда опустеет берег, купалась в тёплой ласковой воде, смеясь и называя себя стареющей русалкой.
Деньги таяли быстрее, чем предполагалось. Маша стала искать работу, но её никуда не брали: не подходил возраст, да и трудовой книжки не было — осталась в рэпе. Иногда она перебивалась случайными заработками, но платить за квартиру стало нечем, и Маша ушла от хозяйки. Пришлось ночевать на берегу моря, но скоро ей встретились другие бездомные, которые пригласили её в свою «семью». У бомжей были свои места ночёвки, но старший стал заставлять Машу воровать. Она не могла принести вечером «заработок», поэтому несколько раз была за это бита, после чего ушла из «семьи».
Около месяца она жила самостоятельно: спала где придётся, ела раз в сутки, если угощали продавцы пирожков. Милостыню просить было стыдно. Однажды её забрали в милицию из-за бродяжничества. Она тогда сильно испугалась, но потом поняла, что это выход: три раза в день кормили, была крыша над головой и даже вполне комфортное место для сна.
Выйдя на волю, Петровна особенно почувствовала разницу между беззаботной жизнью в камере и борьбой за существование на свободе и стала думать, как снова оказаться на полном довольствии. Женщина пришла к единственному выводу: надо совершить что-то противозаконное. Три дня она ходила, присматриваясь к торговым точкам. Не раз её прогоняли прочь. Она понимала, что украсть ничего не может, но в то же время ей надо было это сделать: уж очень тяжело было находить место для ночлега и противно ковыряться в отходах. На четвёртый день ей повезло: она увидела милиционера, который покупал в магазине сигареты. Петровна подбежала к булкам, производя как можно больше шума, и схватила одну. Молодая продавщица закричала на неё, обозвав воровкой. У Маши подкосились ноги, но она бросилась к двери. Но, слава Богу, не успела добежать, как была схвачена за руку милиционером.
