мня ня дя смяхя… Я нячявя ня мягу нярмяльня скязять, тялькя чяряз «я».
Алексей Федорович стучит по клавишам, толкает взад-вперед каретку.
— Сдайте машинку в ремонт! Комитет комсомола завода пиш-машин наведет порядок во всех буквах.
— Ура, отлепилась! Теперь я никакой б. не б.!
— Что значит «б. не б.»?
— Разве не понятно? Никакой буквы не боюсь.
— При такой мамаше и бояться нечего. Она на страже всех букв советского алфавита!
Алексей Федорович схватил машинку и убежал с экрана.
— Вы знаете, что такое МЮД? — крикнула она ему вслед.
— Мир юных дураков? — раздался голос издалека.
— Не совсем. Потому-то ваша мамаша и призывала органы печати «не коверкать язык непонятными сокращениями». В одноименной статье, опубликованной на молодежной страничке газеты «Пиш-машина» в № 28 за 1932 год она обвиняет газетчиков в недомыслии и призывает их подумать «о постановке самокритики в газете». «Поднять комсомольскую работу до уровня политических задач!» — Это что?! Результат небрежности или результат непонимания того, что Ленинский комсомол никогда не отставал от уровня политических задач?»
— Откуда ты это берешь?!
— Из ваших чемоданов, Алексей Федорович.
— Какая же я сволочь… Свалил все на тебя, и зачах. В вечной думе о вещах.
— Товарищ Каганович на ХVII съезде ВКП(б) сказал: «Необходимо бороться с непонятными, усложняющими язык сокращениями». Почему редакторы газет не выполняют его указания?!
— Кто именно не выполняет?
— Зачитываю: Новгородская газета «Звезда» (редактор тов. Степаненко): «Комсомольская организация готовится к МЮДу!»; Подпорожская районная газета (редактор тов. Хлебов): «1 сентября — XXI МЮД»; газета «Правда кожевника» (редактор тов. Гурдов): «Комсомол завода „Коминтерн“ — к XXI МЮДу»; газета «Сталинец», орган политотдела Октябрьской железной дороги: «100 парашютистов в подарок МЮДу».
— Какой ужас!
— Погодите, еще не все. На странице «Псковского колхозника» «МЮД» повторяется восемь раз! Рекорда достигает «Трибуна», редактируемая тов. Березницким. Одиннадцать раз! И это — под шапкой «Организуем достойную встречу XXI МЮДу». МЮД образует из себя прилагательные и склоняется по всем падежам!
— МЮДаки!
— Не ругайтесь! Учитесь у своей маменьки говорить исчерпывающе ясно, так, чтобы каждое слово, каждая мысль доходили до сознания рабочего и колхозника. Коверкать, загружать мудреными искусственными словами русский язык тогда, когда речь идет о политической подготовке «Международного юношеского дня», — недопустимо!
— Ты меня до смерти рассмешила! Но, попав в реанимацию, я не выдал информацию!
Алексей Федорович появился на экране без печатной машинки. Синий банный халат, красная бархатная треуголка. Такой накрывают заварной чайник. А он ее на голову надел.
— Куда вы все время убегаете?
— Я ходил на место явки — там мне ставили пиявки кровососы-вороги2 — чуть не протянул ноги2…
Солнечные лучи падают на замурзанное зерцало. В нем отражаются оливковые чуть раскосые глаза, ровная челка в обхват лба, как у Мирей Матье. Но та шатенка, а эта блондинка, та поет, у этой — никакого голоса. Та улыбается — эта смотрит исподлобья.
— Я?
— Слявя бягя! Пяслядняя дня хяряшяя пягядя, в нябя святят сялнця.
Алексей Федорович стоит на четвереньках перед какой-то малышкой. Фотография мутная, лица не разглядеть.
— Изо всех коротких ног рвется с привязи щенок. Хочет вольно, без цепочки бегать ночки и денечки…
— Тот самый щенок?
Зря спросила. Опять исчез. На место явки, где ставят пиявки…
— Не принимай жизнь всерьез! — послышался голос чуть ли ни у самого уха. — А то простоишь весь век перед картиной Герасимова.
— Какой картиной?
— «Расстрел 26 бакинских комиссаров». Там кровавое море…
— Сочиняете. Там нет крови. Комиссары стоят по колено в каспийском мазуте. С берега на них нацелены ружья, отступать некуда. Вот-вот грянет выстрел.
— Я страшных сказок не сочиняю. Это — соцреалисты. Что бы ни живописали, с тыльной стороны холста — кровь.
Она стирает ее с себя мочалкой, смывает теплой водой. Тело — ее, не надо загонять иголки под ногти, чтобы убедиться в его чувствительности. Она жива. Она ест, пьет и испражняется. Она доела все, что приволок Арон, включая варенье, с которым пила чай. Она пьет все, кроме кофе и спиртных напитков, — они мутят разум. Мысль — единственное, за что можно держаться, пока не прорвет шлюзы и спрятанное в глубине подсознания не выплеснется наружу вместе с ребенком… Выключить душ!
Во рту вкус капель Баха. Почему средство от панической атаки названо именем композитора? Положив на лицо увлажняющий крем, она села за компьютер.
«Ледяная вода из-под крана прогнала ленивое настроение ума, и Федя взялся за перо».
Пиши, Федя! Как хорошо, что тебя спасает ледяная вода из-под крана!
Реальность чужого прошлого.
