здорова и спокойна. Все эти ее покаянные вздохи и опускание глаз – всего лишь притворство: внутренне она абсолютно безмятежна. Поэтому неприятностей у нее нет. Тысячу раз говорил себе: «Бери пример с нее, никогда не огорчайся!». Но тут есть нюанс: наступит полная разруха нашей жизни, и дом наш превратится в бомжовый сквот!.. По отчаянию, которого не было уже давно, понял – уже под сорок!
– Так убирать печенье? – слегка обиженно проговорила она.
Такой ерундой, как мои вопли, ее не пронять. Можно сказать, она главная опора нашей семьи.
– К нам уже больше сегодня никто не придет?
Даже заморгала ресничками. Приближение слез. Вот, оказывается, от чего она расстраивается: ей хочется веселой компании. Пира во время чумы. Но пиры наши кончились уже давно, задолго до пандемии, но ей все кажется: вот-вот, и опять. И я ее понимаю – здоровая точка зрения. Поэтому и надо ее срочно спасать. Если еще и у Ноны изменится характер – тогда конец!
Как бы случайным движением погладил свой лоб. Кипящий котел. Пот катится, щекотит. Она, разумеется, этого не видит.
РАССТАВАНИЕ
– Возьми это печенье с собой, – спокойно и как бы вскользь предложил я.
– А куда, Веч? – тут она натурально вздрогнула.
– К Вадиму, в Петергоф!
Бывший наш родственник, по дочери. Точнее – ее бойфренд, который как раз на ней не женился, в отличие от двух других. Но прописался. Естественно, Нона к нему относится напряженно. Но теперь он – единственный, на кого можно более-менее положиться. А если вдруг меня заберут куда-то, она пропадет. Ну, расстанемся на неделю. На две. А если это – ковид? Навсегда? Но не будем об этом.
– А ты, Веч?
Когда-то мне нравилось, что она меня так зовет. Только она. Теперь – порой раздражает.
– У меня много тут дел, и я не смогу за тобой присматривать! Так что – езжай.
– Ой, Веч! А можно я здесь останусь? Я буду хорошо себя вести!
– Нет. – Один раз я оставил ее… потом сожалел. Воевода Цирроз! – Собирайся.
Сидел в кабинете. На самом деле – просто время тянул. Тяжело расставаться. Слушал грохот, доносящийся сюда. Что она – мебель там, что ли, грузит? Пошел.
– Ну что ты тут нашвыряла? Совсем выжила из ума?
Только грубость помогает мне справиться с волнением.
– А что надо, Веч?
– Ну… вот эту сумку возьми. Обычно ты ездишь с ней.
Кивнула. Хотя вряд ли это помнила.
– Домашние тапочки. Варежки лучше в сумку. Холодно может быть. Сапоги эти, старые надень. На природу едешь! Вот ключ, от Петергофа. Понимаешь – сейчас время такое!
– Какое, Веч?
– Эпидемия. Сейчас надо действовать четко и безошибочно. А ты… Ну ладно. Сейчас чуть оступишься – и все! Лететь будешь долго. Так что будь аккуратна. Особенно когда переходишь.
Она все кивала, вздыхала.
– Ну… хоп?
Я довел ее до маршрутки. Помахал. Заодно и потрогал лоб. Температура вроде немного спала.
Постоял в нашем дворе. Вот тут как раз в это время мы и стояли с ней, передвигаясь вдоль стены вместе с солнцем. Смеялись: пляж! Но сейчас главное – бдительность. И еще раз – бдительность!.. Убедил.
Ушел с солнца. Пересекал тень. В тени холодно, бр-р-р!
МАЛЫЙ РЕННЕСАНС
Пришел, сел. Что бы такое написать, ренессансное? Колонку ждут. На обратном пути остановился возле могучего, из серого камня, палаццо на углу Малой Морской и Невского. Герб Медичи: три шара на щите. Копия здания эпохи Ренессанса. Да-а. Мощно! О нас совсем другие здания будут напоминать.
Италия в XIV веке ответила на чуму Ренессансом и Декамероном – а чем ответим мы? Надо бы что-то ренессансное. Но – и политкорректное: как бы не вляпаться. Ситуация напряженная – сейчас нельзя абы что… Первой увядает свобода в такие дни: не кажется такой уж необходимой в сложный момент. Она – первое, чем можно пожертвовать ради покоя и благополучия, и как бы не чувствовать потери: «А чо? Все путем!» Теперь так. Хорошо, что я успел выскочить до этой заразы, мир посмотреть. Во! Пашем!
ВЕНЕЦИЯ ЗИМОЙ
Вариант не лучший – оказаться в Венеции в январе. Нас привезли в автобусе на пристань, мы втиснулись вместе с другими пассажирами в речной трамвайчик с красивым итальянским названием вьяпоретто и поплыли. Долго шла какая-то промзона: ржавые доки, стены заводов – такого мы насмотрелись и у нас.
О! Вот, наконец, и дворцы. Но восторга не было. Конечно, Венеция – всегда Венеция. Но и январь – всегда январь. Низкие тучи, порывистый ветер, выбивающий слезы. И – тревога. Больше всего тревожила судьба моего чемодана – багаж укатили куда-то вдаль, и где-то там, видимо, погрузили на что-то. Свое «счастье» я уже знал: если хоть один чемодан затеряется, то это будет именно мой. Вслух, конечно, я этого не говорил. Разместившись в отеле (комнатки-гробики), все спустились к завтраку.
– Представляете, мой чемодан только что принесли – не успел даже побриться!
– А в моем водку разбили – чувствуешь, пахнет все?
А мой так вообще не привезли! Вышел в зимних ботах и свитере… но – молчу!
Потом была экскурсия – шли тесной толпой по узкой тропинке вдоль каналов, шириной и красотой значительно уступающих Обводному. Окончательно потемнело, и пошел мокрый снег. Наш гид – видимо, из эмигрантов – язвительно прокомментировал:
– Специально для вас!
И мы снова оказались в нашем отельчике. Да, россиянину никуда не деться от своей тяжелой судьбы! Открыл номер… а чемодана все нет! Надо спускаться к ужину, а во что переодеться? И жаловаться нельзя. Как говорят умные люди: «Ты украл чемодан, или у тебя украли чемодан – позор один!»
Спускаться и не хочется. Публика, разумеется, отборная. Первое дело, конечно, «вождь». Сопровождающий! Главная его цель – «подлавливать», проколы каждого и обсуждать, причем публично! Какой-то товарищеский суд на выезде.
Да и другие не лучше. Номер два – «жлоб». Надо же, в Венецию водку волок! Дальше – двое тряпичников, он и она. И вот теперь в их оконце – как раз против моего – они оживленно жестикулировали, потом вдруг погас свет… Не подумайте чего плохого – тут же появился огонек спички. «А, – понял я, – поджигают ниточку, проверяют – чистая ли куплена шерсть».
К ужину спустились озлобленные, друг на друга не глядя, – видимо, вообще оказалась не шерсть! А я так спустился и вовсе злой и сходу сообщил вождю:
– Чемодан украли!
– Вечно с вами что-то происходит! – сказал
