руководитель.
Откуда, интересно, он это знал?
Вместе со «жлобом» мы поднялись в лифте. Молча. Рот на замке. Но у своей двери он сделал чуть заметное движение – зайдем?.. К счастью, не вся его водка разбилась.
– Вот – не в чем и выйти пройтись! – жаловался я.
– Да чего тут смотреть? Сточная канава! – успокаивал меня он.
Послышался стук. Спрятали стеклотару. Вошел тряпичник. С испугом глянул на меня.
– Свой, – сухо обронил хозяин.
Спасибо на добром слове! Снова сверкнули стаканы.
– Задолбала меня! Подай ей чистую шерсть!
– Да откуда тут шерсть?!
Душевный разговор! К себе в номер я как на крыльях летел. Отличные ребята! Оказывается, и в январе можно жить! Ничего, перезимуем.
Сон был счастливый. Правда, сквозь него я слышал скрип дверей, голоса… Воры? За чемоданом? А его и нет! Засмеялся во сне. Потом открыл глаза – чемодан стоял! Помылся, переоделся, сбежал вниз. Звенел веселый гвалт. Это наши тут? Да! Какие веселые, раскованные, элегантные люди! За окном сияла Венеция.
Ну, все. Чайку. И – снова к станку! Малый Ренессанс! Наш! Рука потянулась к книжной полке… Вот он, Декамерон. Прильнем к первоисточнику. Раскрыл эту гениальную, почти уже разваливающуюся в руках книгу. Но какие гравюры! Как разрисованы заглавные буквы. Люди ценили красоту! Начал читать…
«Со времени благотворного вочеловечения Сына Божия минуло 1348 лет, когда славную Флоренцию, прекраснейший из всех итальянских городов, постигла смертоносная чума… Город был очищен от нечистот специально нанятыми людьми, было запрещено ввозить больных, издано множество наставлений о сохранении здоровья…»
Прямо как у нас!
«…Приблизительно к началу весны означенного года…»
Замечу – год тоже был високосный! И у нас тоже – весна.
«…болезнь стала проявлять свое плачевное действие страшным и чудным образом… таково ли было свойство болезни, или невежество врачующих (которых, за вычетом ученых-медиков, явилось множество, мужчин и женщин, не имевших никакого понятия о медицине) не открыло ее причин, а потому не находило подобающих средств, – только немногие выздоравливали и почти все умирали… во вторник утром в досточтимом храме Санта Мария Новелла семь молодых дам, одетых, как было прилично по времени, в печальные одежды, простояв божественную службу, сошлись вместе».
Звали их – Пампинеей, Фьямметтой, Филоменой, Емилией, Лауреттой, Неифилой, Елизой. И Пампинея предложила им уехать подальше от чумы, в загородное палаццо, где бы они «…не переходя ни одним поступком за черту благоразумия, предались там развлечениям, утехам и веселью, какие можем себе доставить».
«Ну прям как “Дом-2”!» – скажете вы. И ошибетесь. Это «Дом-2» как Декамерон. Только хуже. Продолжим чтение:
«…в церковь вошли трое молодых людей… в которых ни бедствия времени, ни утраты друзей и родных, ни боязнь за самих себя, не только не погасили, но и не охладили любовного пламени». Звали их Памфило, Филострато, Дионео; «…все они были веселые и образованные люди…»
И вместе с досточтимыми дамами они отправляются в загородное палаццо, которое находилось «на небольшом пригорке, со всех сторон несколько удаленном от дорог, полном различных кустарников и растений в зелени, приятных для глаз. На вершине возвышался палаццо с прекрасным, обширным двором внутри, с открытыми галереями, залами и покоями… Кругом были полянки и прелестные сады, колодцы свежей воды и погреба, полные дорогих вин…» Пампинея была избрана королевой первого дня. Потом Дионео взял лютню, Фьямметта – виолу, и оба стали играть прелестный танец. Потом Пампинея, пользуясь своей властью, предложила: «Если бы вы захотели последовать моему мнению, мы провели бы жаркую часть дня… в рассказах…»
И понеслось! Я сразу же устремился к четвертой, волнующей меня с юных лет новелле, которую рассказал Дионео. Молодой монах, прогуливаясь в чудных окрестностях монастыря, увидел очень красивую девушку и тайно провел ее в свою келью. Но на стоны любви «подтянулся», говоря по-современному, аббат, главный в этом богоугодном заведении, и, стоя у дверей, не закрытых молодыми в спешке, наблюдал. После чего в гневе удалился. Монах, выглянув, увидел уходящего аббата и понял, что погорел. И девушка будет опозорена. Но подходил Ренессанс, прежние устои рушились, и молодые, полные сил, соображали отлично. Он шепнул ей, что пойдет «в разведку», чтобы найти «безопасный выход», и он его весьма ловко, в стиле блистательного Ренессанса, нашел. Уходя, он шепнул девушке, чтобы она «вела себя смирно». Что он имел в виду – это мы скоро узнаем. Сластолюбивый и изобретательный монах пошел к аббату и сообщил ему… что он одержим неодолимым желанием… пойти в лес за дровами, и аббат это желание горячо одобрил. После чего аббат поспешил в келью монаха, чтобы спасти душу грешнице. Вот вам «Декамерон»! Думаю, он указал человечеству верный путь, как выходить из отчаяния. «…боясь повредить ее излишней тяжестью, не возлег на нее, а возложил на себя и долгое время с нею забавлялся». Потом вернулся монах (естественно, без дров, но аббат ему это простил), и аббат «вместе с ним осторожно вывел девушку, и, надо полагать, они не раз приводили ее снова».
Им хватило смелости. И наступил Ренессанс. Вот фраза Боккаччо: «…бедствия заканчиваются с наступлением веселья…» А у нас? В голову пришло лишь одно.
СЕВЕРНЫЕ ВЕДЬМЫ
Недавно я проезжал по Кольскому полуострову, созерцая однообразный северный пейзаж, и вспомнил вдруг, что когда-то здесь было довольно весело. Хибины были наимоднейшим местом, сюда съезжались покрасоваться лучшие люди Питера – успешные, спортивные, элегантные, веселые – как мы. Весь мир был у наших ног – как та сияющая снегом трасса. Загорелые, крепкие – каждый мускул звенел, – мы спустились однажды с горы в поисках необычных приключений (обычными мы были уже пресыщены). Внизу оказалось темновато. К тому же разыгралась пурга!
Наконец мы выбрались на какую-то улицу, абсолютно пустую. «Почта» – родная до слез, с голубенькой вывеской. «Надеюсь – хорошенькая почтальонша?» – высокомерно подумал я… Старуха. И даже две. Потом (видимо, тут работал какой-то телепатический телефон) появились еще две. Их стало вдруг четверо… как и нас! К чему бы это?
Хихикая, они сели на скамейку напротив, как на деревенских танцах. Появилась горячая кастрюля пахучего зелья, которое мы почему-то принялись жадно пить. Вскоре я стал замечать, что мы сделались довольно неадекватны – хохотали, расстегивали рубахи. Опоили нас! Вдруг Жека, мой ближайший друг, взмыл в воздух. Что это с ним? Из кастрюли валил пар, и в нем все терялось. Но я успел разглядеть, что самая маленькая, коренастая, настолько маленькая, что почти не видно ее, вскинула моего ближайшего
