договориться с ним. Дальше — провал, и с какого-то момента мы знаем лишь, что в нашем городе главный человек по крэку — это Марион Сосия. Так обстояло дело в давние времена, но и сейчас, при всей конкуренции, торговлей крэком заправляет он. Он располагает целой армией юнцов, готовых по первому слову умереть за него, не задавая вопросов. Он сплел такую совершенную сеть, что можно схватить одного из его главных поставщиков — и все равно тебя от него будут отделять четыре-пять буферных фигур.
Несколько минут мы молча пили кофе.
— Как же Роланд рассчитывает одолеть Сосию? — спросила Энджи.
— Это его дело, — пожал плечами Дэвин. — Лично я поставил сотню долларов на Сосию. У нас, видите ли, в управлении полиции есть тотализатор. Играем на победителя в гангстерской войне. Жалованья не хватает, вот и перехватываем кто где может. Шансы Роланда расцениваются как один к шестидесяти.
— Да? На похоронах они шли вроде бы вровень, — сказала Энджи.
— То-то что «вроде бы». Первое впечатление обманчиво. Роланд — крутой парень, смышленый парень, и сколотил вполне приличную команду, работающую на него на Анджел-авеню. И все же до отца ему далеко. Марион абсолютно безжалостен, и у него, как у кошки, девять жизней. Все «святые» голову готовы прозакладывать, что в его образе явился к ним сам сатана. Никому еще не удавалось внедриться в банду и остаться в живых. Пощады не жди. «Святые» уверены, что ведут священную войну.
— А эти самые «ангелы мщения»?
— Ну-у… они преданы своему боссу. В этом можете не сомневаться. Но когда дело дойдет до большой стрельбы и начнутся серьезные потери, «ангелы» дрогнут. Роланд проиграет, можете мне поверить. Через несколько лет исход был бы другой, но сейчас Роланд еще слишком зелен. — Дэвин взглянул на свой остывший кофе и скорчил гримасу. — Который час?
— Одиннадцать, — сказала Энджи.
— Можно считать, почти полдень. Пора выпить. — Он поднялся, бросил на стол несколько монет. — Пошли!
— Куда? — спросил я, поднимаясь.
— Есть здесь за углом один бар. Идем-идем. Пропустим глоток перед битвой.
Бар оказался маленьким и тесным, и черный линолеум на полу пропах пролитым пивом, мокрым пеплом, потом. Одна из странностей, нередко встречающихся в нашем городе, — белый ирландский бар посреди негритянского квартала. Посетители приходят сюда десятилетиями — вплывают с припасенным долларом и делают вид, что снаружи ничего не изменилось. Строители, возводящие что-то в радиусе пяти миль с тех самых пор, как их приняли в профсоюз, — у нас всегда что-нибудь да возводят. Прорабы и десятники с доков или с завода «Дженерал Электрик». В одиннадцать утра они усаживаются здесь, пьют сомнительное виски и до невозможности ледяное пиво, смотрят кассету с записью предновогоднего матча «Нотр-Дам» — «Колорадо Орандж Боул».
Когда мы вошли, публика отвлеклась лишь на то время, какое было необходимо, чтобы установить нашу расовую принадлежность, а потом вернулась к прерванному занятию. Шла оживленная дискуссия. Один из спорящих, взгромоздясь на стойку бара, тыкал пальцем в экран телевизора, считая игроков.
— Да у них только в обороне восемь! Восемь! Ты мне будешь рассказывать про «Нотр-Дам»! — приговаривал он.
У бармена было морщинистое и брюзгливо-кислое лицо человека, тысячу раз слышавшего все это и составившего об этом окончательное мнение много-много лет назад. При появлении Дэвина он чуть приподнял бровь:
— Здорово, сержант. Заказывай.
— Да нет же! Все это ерунда! — сказал кто-то из зрителей. — Считай заново.
— Да пошел ты! Я что, нанялся? Сам считай!
— Что это за интеллектуальная полемика кипит на том конце? — спросил Дэвин.
Когда мы расселись, бармен протер перед нами стойку.
— Рой — вон тот, что стоит на коленях перед экраном, — утверждает, что «Нотр-Дам» лучше, потому что в ее составе меньше черномазых. Решили сосчитать.
— Эй, Рой, — завопил кто-то. — Защитник-то — негр! Разуй глаза!
— Хорошо, что я человек привычный, — сказала Энджи. — А то бы, пожалуй, сконфузилась.
— Можем перестрелять их всех, — буркнул Дэвин. — Глядишь, медаль дадут.
— Патронов жалко, — сказал я.
— Ох, извини, Томми! — воскликнул Дэвин, заметив, что бармен ждет. — Три пива и двойное виски.
Будь я не так близко знаком с ним, то решил бы, что он сделал заказ для нас всех. Однако меня не проведешь.
— Двойное виски, — сказал я.
— И мне тоже, — сказала Энджи.
Дэвин постучал нераспечатанной пачкой сигарет по тыльной стороне ладони, потом вскрыл ее, потом вытянул сигарету и протянул пачку нам. Энджи взяла. Я отказался — как всегда, с болью в сердце.
На другом конце длинной стойки Рой с вываливающимся из-под задранной синей рубахи бледным волосатым брюхом тыкал пальцем в экран с такой скоростью, словно подавал сигнал SOS на тонущем судне:
— Раз… два, три… четыре… пять, шесть! Еще один! Это будет семь! Восемь! Девять черномазых. Черным-черно! Черно, как в заднице.
Кто-то засмеялся. Всегда найдется человек, особо восприимчивый к юмору.
— Не понимаю, как этим придуркам удается выжить в негритянском квартале, — сказал я.
— У меня на этот счет имеется своя теория, — сказал Дэвин. Томми тем временем поставил перед ним три кружки пива и стакан с виски. Он не успел еще обслужить нас с Энджи, как виски исчезло в пасти Дэвина, который тотчас вслед за тем облапил запотевшую кружку и ополовинил ее. — Холодное. Так вот, теория следующая. Имеется два пути: либо перебить их, либо махнуть на них рукой — пусть живут, все равно не переделаешь. Мне представляется, что местные жители просто уже устали их убивать. — Он вылил в глотку вторую половину кружки. Его сигарета не догорела еще до половины, а двух третей заказа как не бывало.
Когда приходится пить с Дэвином, я неизменно чувствую себя как «Чиветт» со спущенной покрышкой, пытающийся догнать «Порше». Томми поставил по кружке перед Энджи и мной, налил Дэвину еще порцию виски.
— Мой отец любил захаживать сюда, — сказала Энджи.
Дэвин, что называется — в мгновение ока, опростал стакан.
— Почему перестал? — осведомился он.
— Умер.
Дэвин кивнул:
— Тогда конечно, — и взялся за вторую кружку. — Кензи, а твой героический отец посещал подобные заведения?
— Он пил исключительно у Воуна на Дот-авеню. Больше нигде не бывал. И еще любил повторять: «Мужчина, который не хранит верность своему бару, ничем не лучше бабы».
— Тонко подмечено, — сказала Энджи.
— Никогда его живьем не видал, — сказал Дэвин. — Только на фотографии. Ну, где он вытаскивает двоих детей
