начали собираться, троица за соседним столиком также пришла в движение. Мы уже шли к вешалке, а они, бедные, старались привлечь внимание исключительно официанта, чтобы произвести расчет. И при этом не бросаться в глаза остальным.
Самое забавное оказалось в том, что именно с ними официантка, добродушная женщина в возрасте, решила поговорить. Я уже надевал пальто, когда услышал, как она расспрашивает их о том, почему они практически ничего не съели.
Мы нарочно не спешили. Мимо прошел Алан и спросил, все в порядке. Договорились, что он выйдет после троицы. Поэтому он мастерски отвлек официантку и позволил тем выйти за нами.
Они держались на небольшом расстоянии от нас и шли неплотной группой. Коняев шел впереди, чуть поодаль двигался Дитер, а я в паре шагов от них двигался, сжимая в кармане «шершень».
По улице туда-сюда сновали люди и не было ни одного переулка достаточно темного и безлюдного, чтобы хитрость и коварство с одной стороны схлестнулись с благими силами сопротивления с другой. То есть, с нами.
Я шел, не оборачиваясь до тех пор, пока мы не ушли в узкий, едва ли больше полутора метров шириной, проход между домами. Дальше начинался двор, отгороженный высокими воротами.
— Простите, господа, — громко произнес Коняев. — Но так было надо.
«Шершень» я вытащил мгновенно, когда встал вполоборота левым плечом к троице, которая нас преследовала. Теперь они встали плотно, полностью перекрыв нам проход. К тому же мы расположились довольно далеко от оживленной улицы.
— Второй нам не нужен, — произнес один, и я тут же вскинул руку, нажав на кнопку.
Оружие коротко прогудело и выпустило смертоносный шарик. Десять метров до цели — промахнуться очень сложно, даже из «шершня». Снаряд просвистел в воздухе и угодил в рот тому, что стоял посередине.
Щелкнул сломанный зуб, но то была меньшая из бед. Шарик вошел глубоко, пробив мягкие ткани. Мужчина сперва приложил ладонь к губам, тогда как я выбирал себе вторую мишень, потом начал кашлять, забрызгав кровью своего соседа справа, принялся одновременно с этим пытаться вдохнуть, но безуспешно.
К этому времени следующий мой выстрел прошел вскользь по лицу левого — глубокая царапина моментально закровила, превратив раненого в настоящее чудище. «Шершень» накапливал заряд для третьего выстрела, а ошарашенный, оплеванный и испуганный преследователь даже шагу не мог ступить, потому что тот, что был с простреленным ртом, вцепился ему в ногу и уже бился в конвульсиях.
Внезапно он развернулся и упал — то Алан схватил его за плечо, и, как только мужчина подставил скулу, хорошенько ему врезал. Теперь на ногах оставался только третий, с окровавленным лицом. «Шершень» уже накопил заряд — я чуть опустил руку и выстрелил тому в низ живота.
Я не ставил целью убивать кого-либо. Если первым выстрелом я намеревался попасть в плечо, то последним — обездвижить противника. В результате из троих один был оглушен, второй захлебнулся кровью, а третий медленно сползал по стене с лицом, перекошенным от боли.
Алан подошел к нам:
— Все в порядке?
— Думаю, теперь в порядке, — ответил я. Коняев кивнул:
— Я нарочно сказал, чтобы на меня не подумали.
— Чем я еще могу вам сейчас помочь? — спросил сыщик.
— Как дела у Элен, кстати? — я задал вопрос Дитеру, и он тут же ответил:
— Восстанавливается у себя дома.
— Дай Алану адрес, пусть он проведает ее. Не хочу, чтобы девушка пострадала.
Бахнул выстрел — сильно побледневший третий держал в слабеющей руке дымящийся пистолет. Он целился в нас — скорее всего, в меня, но промахнулся, не попав даже в шикарно украшенные ковкой металлические ворота.
И хотя он явно доживал последние минуты, этот его поступок вызвал во мне целую бурю. Я взмахнул рукой, целясь в голову:
— Авада кедавра, мать твою, — и добил стрелка шариком в висок.
Потом поставил «шершень» на предохранитель и убрал оружие в карман. Дитер и Алан смотрели на это во все глаза, Коняев же облегченно вздыхал — убрали последнего свидетеля.
— Я еду к Элен, — тут же отрапортовал Алан и поспешил убраться из переулка.
— Нам тоже пора, — поторопил я остальных.
Как оказалось, автомобиль стоял припаркованный практически рядом с этим переулком. Поэтому меньше, чем за минуту мы добрались до него и сели. Сиденье пришлось сложить, чтобы усадить Коняева сзади.
— Кстати, ты понимаешь, как тебе сегодня повезло, фройнде? — Дитер оценил нашу рассадку. — Ведь те трое могли напасть на тебя со спины.
— Могли, потому что считали, что я не нужен, но стали бы они делать это на виду у всех? Нам и так странностей хватает, так чтобы еще и на людей посреди улицы бросались?
— Ты прав, что ж, спорить не буду. А что за странные слова?
— Какие слова? — я медленно вырулил на проезжую часть и со скоростью черепахи двинулся в сторону Портового района. — А, эти. Из одной хорошей сказки, про мальчика-волшебника. Просто «шершень» очень смахивает на волшебную палочку, вот и пришло в голову. Так что они в действительности ничего не значат.
Я не стал вдаваться в подробности, потому что мы вышли на финишную прямую в вопросе шантажа Дитера. И лишние истории сейчас оказались бы совсем некстати.
— А что, если этот тип ждет звонка от троицы? — предположил ростовщик.
— Звонок — это лишний след, — я тут же отмел эту версию. — В связях он осторожен, но, думаю, что после вчерашнего случившегося в Галерее...
— Простите, — подал голос Коняев с заднего сиденья, — вы сейчас говорите про Центральную Галерею?
— Что, про нее уже в газетах написали?
— Про стрельбу и пару трупов, про детей Волкова. Вы же знаете Волкова из Казначейства?
— Слышал о нем. Но лично не встречался. Надеюсь, что к счастью.
Дитер хмыкнул. Он явно понимал эти тонкости семейных отношений.
— Как мне лучше поступить, когда мы приедем? — спросил Коняев.
— А как бы вы поступили, если бы пришлось привести одного только Дитера?
— Завел его, закованного в наручники.
— Хорошо, а те трое тогда просто следили бы за ним?
— Да.
— Тогда вы должны зайти первым, убедиться в том, что кроме того человека, Алекса, большего никого нет. Ваши люди не в счет, — план я начал составлять на ходу. Отвлекаться от движения на скорости двадцать километров в
