- Один-дробь-восемь?
- Ну да. Это номер участка. Можно же купить себе немного земли и поставить там маленький домик на колесах. Раньше там жила семья Фитерби, но они так запарились возить детей к гувернантке и обратно, что в конце концов съехались все вместе. А потом она умерла, оставив им квартиру. И это хорошо, потому что у нас столько детишек в парке, и все беспризорники. Но с тем толстым мальчишкой было все о'кей. Прикрикнешь на него - он и затихает, слова поперек не скажет. Только вот остальных ребятишек он сторонился. Сидел где-нибудь один и бормотал что-то себе под нос, и никогда ему скучно не бывало. А уж как Рик с Молли над ним тряслись, каждый цент откладывали. Одного я только в нем не выносил. Куда не пошлешь, что ни поручишь - все сделает в точности. Но если вы посылали его в магазин, который через дорогу - там еще такой шикарный кондитерский отдел - и давали денег немного больше, чем нужно, он неприменно покупал сверх всего шоколодку или пирожное, такое, знаете, с кремовыми, и возвращался, поедая их прямо на ходу, довольный, как кот, налакавшийся сливок. Нельзя сказать, что это очень радовало его деда с бабкой, но Говард у них был единственный, больше из этой семьи на юге никого не осталось. Только в Орегоне, говорят, жила еще их дочь с мужем, но из Огайской семьи не уцелел больш никто. Ужасная история. Молли никогда не могла удержаться от слез, когда ее рассказывала. Говард как раз был средним ребенком в семье сына стариков Бриндлей. У него с женой был маленький домик на берегу озера, они туда уезжали на все лето с детьми. В доме было полным-полно тараканов, и видно молодая миссис Бриндль забыла за зиму, в какую банку ссыпала морилку. Но так или иначе, а яд попал в еду то ли с мукой, то ли с молочным порошком, и тот толстый мальчишка не умер вместе со всеми только потому, что блюдо было не из его любимых, и он съел совсем немного. Может, оттого то он и чурался наших мальчишек, горластых да довольных, и прелпочитал быть один. Некоторые тут говорят, что с их отъездом во многих домах недосчиталось того, немного другого, но на самом деле, вещи теряются и пропадают всегда, неважно, живет рядом с вами Говард Бриндль или нет. Просто, может, забыли, куда последний раз сунули. Ну, так они переехали на другой конец парка, где места получше, а потом... Это случилось как раз четыре года и пять дней назад. Я помню так точно, потому что это было как раз на следующий день после Рождества. В ночь на двадцать шестое, в половине третьего утра у нас раздался такой "БА-БАХХХ", какой чертям в аду не снился, а потом еще грохот потише, когда на парк навалились обатно ошметки старого трейлера. Остальные машины даже не задело. Но одним из обломков пришибло Берни Вудруфа. Он выскочил из дома на грохот, и ему угодило прямо по голове. Так бы он еще, может, остался бы жив, но его доконал сердечный приступ, прямо там на месте. Ну и конечно, погибли Рик с Молли. Они так никогда и не узнали, что их убило. Нам потом рассказали, что все дело было в новом газавом балоне, который купили как раз перед рождеством. Видимо, когда его втаскивали в дом, немного сбили кран, и на ночь он остался приоткрыт. Пропан тяжелее воздуха. Он быстро заполнил весь домик. Когда он дошел до колонки - они оставляли ее на ночь - этого маленького язычка пламени хватило на то, чтобы разнести все в щепки. То есть в буквальном смысле слова в щепки. От тел тоже почти ничего не осталось. Если вы пойдете на тот конец парка и заглянете за жасминовые кусты, то увидите плиту, под которой покоится все, что осталось от один-дробь-восьмого участка. Вот так. Они там пржили не больше десяти лет, с тех пор как переехали.
- Да, Говарду посчастливилось, что его не оказалось дома.
- Посчастливилось - не то слово! Он сидел дома до полуночи, а потом за ним зашли друзья - он их с вечера поджидал. На новый Год в Гайнесвиле должна была состояться мгра, какой-то кубок, что ли, и они все ночи тренировались. Играл Говард неохотно. Может, из него и вышел бы отличный спортсмен, да уж больно ленивый был мальчишка. Или, может, сердце не лежало. Да у него ни к чему сердце не лежало. Просто мог часами бродить по парку и бормотать себе под нос, словно во сне. Все мы тогда пытались ему помочь, кто чем мог. Но что мы могли сделать? Только с честью справить поминки. И никто с тех пор его здесь не видел. Но винить его за это ни у кого рот не раскроется, это уж точно. Вот уж верно остался мальчишка на свете один, как перст.
Кряхтя, старик Ламли передвинулся вслед за солнышком на своей золотой скамейке. Откашлялся и продолжал:
- Мы тут всяких смертей навидались. И травились у нас, и убийства случались, и в драке народ головы ломал. Пневмония, эмфезема. Одни умирают, на их место приезжают другие... Тут у нас женщины все умеют и принарядить покойника, и обмыть, если что. Дело привычное. Но когда кто-нибудь уходит так, как Рик и Молли, что даже костей не собрать, становится как-то не по себе. Дурацкая смерть, хуже убийства. Вот как с Джексоном Барндолларом случилось - свалился пьяный с пирса и утонул. Или как с Люси Мак-Би - ее сбила машина, врезавшаяся в открытое окно ресторана, Люси как раз дожевывала кусок кекса, Наверное, в самом сердце Преисполней сидит такой с рогами и копытцами и пишет - тебе то-то, а тебе - другое. Каждый день у всех нас в жизни становится одним днем меньше. Но люди не хотят об этом думать, не хотят ничего слушать. И я ценю ваше внимание и терпение, молодой человек, это нынче редкость - внимательный слушаткль. Надо быть разумным и терпеливым, и именно поэтому я сижу здесь, а не валяюсь в постели. Каждый день соседи выносят меня на солнышко и каждый день я немного двигаюсь. И я скажу вам: это единственный способ выжить в этом мире, который Господь послал нам всем во испытание. И настанет день, когда я все-таки явлюсь к тому мяснику и коновалу, явлюсь сам, на своих двоих и расскажу ему, как чертовски мало он знает о том, сколько сил надо положить Курносой на то, чтобы угробить старого Т.К.Ламли.
Я вернулся в аэропорт, сдал девице розовую машину, нашел Купа и утащил его наверх в зал ожидания, чтобы что-нибудь перекусить.
- Я показал им блокнотик с примерными чертежами моей следующей модели, - делился впечатлениями Куп. - Большинство материалов мне вышлют из Канзаса. Пять тысяч сто пятьдесят, я все рассчитал. В двадцать один фут листы на крылья, одноместный, тринадцать футов длиной, вес триста двадцать фунтов, тысяча миль без дозаправки. Ты меня слушаешь?
- Боюсь, что нет. Извини.
- Что, плохие новости?
- Можем плюнуть на Гайнессвилль. Думаю, там мне скажут не больше того, что я уже узнал. И к тому же у меня на исходе деньги.
- Знаешь, если я все-таки соберу эту игрушку, мне уже будет никак возить на ней кого-то, кроме себя.
- Что?
- Ох, извини. Считай, что я ничего не сказал.
- Прости, пожалуйста.
- Как только мы подымемся в воздух, тебе станет лучше, поверь мне. Высоко в небе все сразу кажется лучше.
14
Этим же днем, но значительно позднее, Майер раскачивался на стуле у окна, а я сидел на другом, принесенном из соседней пустующей палаты, и ждал, пока он осмыслит ту информацию, которую я ему только что изложил.
- Надо полагать, - изрек наконец Майер, - что этот коп, Стенли Шей, был уже в другом колледже или уже даже работал в полиции к тому времени, как Ховард осиротел во второй раз.
- Или известие о гибели деда с бабкой так потрясло его, что он не желает бросать тени подозрения на школьного друга. Правильно. Я уже думал об этом.
- Будь нам известны только эти два несчастья, отравление и взрыв, и не знай мы о Говарде Бриндле ничего, кроме того, что он славный мальчишка, женатый на Гуле, мы могли бы причислить его к личностям, чье везение весьма сомнительно, с выработавшейся привычкой к чуду.
- А тебя не удивляет, что он никогда не рассказывал об этих несчастьях?
- Я думаю, для него это просто слишком болезненно. А может, он просто постарался забыть их, как страшные сны. Я думаю, за это его можно извинить. Но знаешь, от этого дела наши не становятся лучше. Такая длинная и почти непрерывная цепочка смертей просто обязывает нас, как людей с опытом и некоторыми понятиями о теории вероятности, считать его услужливым маньяком. Все происшествия, включая и оба семейных, подходят к тому, о чем мы с тобой уже говорили. Почти спонтанный импульс. Раздражение, противостояние, хитрость. И плюс ко всему этому тотальная нехватка человеческого тепла и ласки. Может быть, родители держали его на диете, из-за того, что он был "толстый". Может быть остальным детям позволялось хватать все, что им казалось съедобным и вкусным. Не так уж трудно пересыпать бебелесый порошок из одной банки в другую и, зная об этом, есть за ужином еле-еле. Всего лишь детская мстительная вредность. Один Господь ведает, чем ему не угодили бабка с дедом. Я думаю, он не знал, а вероятнее всего даже задумывался, что сбитый кран на газовом баллоне может кого-нибудь убить. Старики прикрутить на ночь колонку. Могли успеть выскочить из дома. Я скорее склонен думать, что все свои "ловушки" он устраивал из одного только желания напакостить, подчас даже и не ожидая каких-либо результатов. Ему просто нравился сам процесс, он чувствовал себя отомщенным - до известной степени. Что-то вроде этого испытывают подростки, когда украшают стены похабными надписями. Выход эмоций. Разрядка.
