Тем не менее, Шпеер стал разрабатывать план по захвату видных деятелей рейха, чтобы не позволить им покончить с собой и уйти от ответственности. Шпеер вспоминал: «В последние дни войны два из наиболее видных военно-воздушных офицеров, Бомбах и Галланд, вместе со мной разрабатывали сложный план… Мы установили, что каждый вечер Борман, Лей и Гиммлер уезжали за пределы Берлина в разные пригороды, которые щадили бомбардировки. Наш план был прост. Когда противник бросал сигнальную ракету на парашюте, все машины останавливались и все пассажиры покидали их, бросаясь в поля. Ракеты, выпущенные из сигнальных пистолетов, без сомнения произвели бы такой же эффект. Тогда группа солдат, вооруженная автоматами, могла легко одолеть отряд охраны из шести человек».
«Сигнальные ракеты были собраны у меня дома. Мы обсудили, каких солдат отобрать. Все детали были взвешены. В общем смятении было бы возможно привезти арестованных людей в надежное место. К моему удивлению, доктор Хупфауэр, бывший главный помощник Лея, настаивал на том, чтобы удар по Борману нанесли бы члены партии, которые долго были на фронте. Никого в партии так не ненавидели, как Бормана. Хупфауэр говорил, что гаулейтер Кауфманн лично жаждет лично убить «Мефистофеля Гитлера».
«Однако, услышав про эти наши фантастические планы, начальник штаба бронетанковых сил генерал Томас убедил меня в ходе ночного разговора, состоявшегося на отрытой дороге, чтобы мы не вмешивались в суд Божий». Трудно сказать, насколько точен был Шпеер в своих воспоминаниях, но приводимые им фамилии других свидетелей говорят, по крайней мере, о том, что под конец существования Третьего рейха грызня в его верхушке обострялась и принимала крайние формы.
Тем временем Борман продолжал расследовать «дело Брандта», считая, что именно через него Шпеер оказывал влияние на Гитлера. Распространились слухи, что коллега Шпеера Карл Хеттлаге – на грани ареста. В это время швейцарская газета опубликовала материал о том, что, по мнению союзников, единственные люди, с которыми можно договориться – это Шпеер и фон Браухич.
Положение Шпеера стало чрезвычайно шатким. Однако вооруженные силы его поддерживали. На всякий случай, Шпееру была выделена охрана из бывших фронтовиков-офицеров, вооруженных автоматами. У дома Шпеера постоянно находилась бронированная машина, готовая для вывоза его из Берлина.
16 апреля Шпеер с подполковником фон Позером отправились наблюдать с высоты начавшееся наступление советских войск на Берлин. В этот день Шпеер решил обратиться по радио с призывом запретить уничтожение хозяйственной инфраструктуры Германии, прибегая к вооруженному отражению отрядов подрывников. Одновременно он хотел призвать к оставлению городов без боя, выдаче политических заключенных и евреев, иностранных рабочих и военнопленных наступающим войскам противника. Он собирался также запретить отряды «Вервольф» – законспирированные вооруженные отряды, остававшиеся в тылу Красной Армии и союзников. В конце предполагаемой речи Шпеер собирался выразить уверенность в будущее германского народа.
Шпеер связался с главным управляющим Берлинской электросистемы доктором Фишером, который заверил его в возможности обеспечить током самую мощную радиостанцию в Кёнигвурстерхаузене. Оттуда Шпеер собирался произнести свою речь. Однако генерал Хейнрици заверил Шпеера, что радиостанция окажется в руках советских войск прежде, чем тот закончит речь. Он посоветовал Шпееру записать речь.
Однако нужной аппаратуры для записи не оказалось. Съездив в Берлин на день рождения Гитлера, Шпеер выехал в Гамбург. По предложению гауляйтера Гамбурга Кауфманна Шпеер записал свою речь на пластинки в радиостанции этого города. Шпеер поставил три условия для передачи своей речи: 1) убийство его людьми Бормана); 2) решение Гитлера расстрелять Шпеера; 3) смерть Гитлера. (Выступление Шпеера прозвучало по гамбургскому радио лишь в начале мая после самоубийства Гитлера.)
К этому времени, признавал Шпеер, «у меня не было работы. Производство вооружений перестало существовать». Хотя он уже мог принять меры для обеспечения собственной безопасности, он писал, что им овладело «непреодолимое желание увидеть» Гитлера еще раз. Вылетев на самолете из Мекленбурга, Шпеер приземлился у Бранденбургских ворот.
Борман, которого встретил Шпеер, спрашивал его: «Вы сумеете уговорить его вылететь в Берхтесгаден? Ему пора принимать командование в Южной Германии». Однако Шпеер посоветовал Гитлеру оставаться в Берлине. Он сказал: «Если Берлин падет, война будет проиграна… Мне кажется, что лучше, если вы кончите жизнь здесь в Берлине как фюрер, а не в вашем загородном доме».
Гитлер ответил, что он принял такое же решение. Вскоре Шпеер стал свидетелем бурной сцены в связи с телеграммами Геринга из Оберзальцберга и ответа Гитлера ему. В 3 часа ночи 24 апреля Шпеер попрощался с Гитлером. Прощание было холодным. Но, когда через несколько дней Шпеер узнал о самоубийстве Гитлера, он разрыдался.
В последнее правительство гитлеровской Германии Шпеер не был включен. Министром вооружений был назначен Карл Заур. Это прежде всего свидетельствовало о том, что на Шпеера возложили вину за провал попыток обеспечить Германии количественное и качественное превосходство в области вооружений. Хотя Шпеер не нес единоличной ответственности за это, было очевидно, что перед своим концом Гитлер уже не верил, что его личный архитектор был способен руководить военным производством. Легенда о необыкновенных талантах менеджера Шпеера, якобы способного преодолеть объективные условия общественного развития, рухнула.
Непосредственной же причиной для отставки Шпеера стал конфликт между гитлеровской верхушкой и деловыми кругами Германии. Предприниматели поняли смертельную угрозу, исходившую для их интересов в случае осуществления гитлеровского плана «выжженной земли». Хотя проводник их интересов Шпеер до последних дней рейха умело саботировал гитлеровскую программу, Гитлер решил убрать его из правительства и тем самым выступил против экономических хозяев Германии, которые привели его к власти.
Падение личного архитектора Гитлера символизировало также крушение нацистской культуры. Ведь в ней столь важное место занимали помпезные мероприятия, оформлением которых занимался Шпеер, и помпезные здания, которые он проектировал. Шпеер стал ненужным еще до того, как солдаты Красной Армии и войск союзников стали уничтожать гигантские изображения орлов на стадионах и здании рейхсканцелярии, созданных по его проектам. Его отставка подвела черту под планами Гитлера по созданию новых городов Германии, которые должны были стать величественными материальными воплощениями идеи «тысячелетнего рейха».
Наконец, то обстоятельство, что бывший долго близким человеком к Гитлеру Шпеер участвовал в интригах, направленных на отстранение его от власти, а затем планировал убийство некогда обожаемого им фюрера и уничтожение его ближайших сподвижников, демонстрировало глубину кризиса Третьего рейха.
Глава 4. Мифотворец XX века
Свидетельством того, что правительство Германии намеревалось не только захватить и разграбить, но и колонизовать советские земли стало создание в 1941 году министерства по делам оккупированных восточных территорий. Его возглавил один из главных идеологов Третьего рейха Альфред Розенберг. К концу апреля 1945 г. в ведение министерства осталась лишь Курляндия, где были окружены немецко-фашистские войска. Абсурдность сохранения этого министерского поста, как и самого министерства весной 1945 г. стала очевидной. В то же время исключение Розенберга из состава правительства означало фактическое признание его банкротства как государственного деятеля, а также созданных им расистских теорий, на основе которых осуществлялось закабаление народов мира.
Подданный Российской империи и советский гражданин
В своих воспоминаниях, написанных в нюренбергской тюрьме во время процесса, Альфред Розенберг сообщал, что он родился 12 января 1893 г. в Ревеле (Таллине). Он был единственным членом нацистского руководства, который в начале своей жизни был подданным российского самодержца, а после Октябрьской революции – советским гражданином. Семья Розенбергов принадлежала к так называемым остзейским немцам. Его дед был сапожником, а к концу жизни возглавлял одну из гильдий изготовителей обуви в Ревеле. Его отец, начав свой жизненный путь как ученик купца, в конечном счете стал главой отделения германской Коммерческой палаты в Ревеле. Мать умерла вскоре после рождения Альфреда и его воспитывала родная тетя.
Альфред Розенберг учился в реальном училище Ревеля, среди учеников которого преобладали немцы, но было немало и русских. Эстонцев было меньше всех и они, по словам Розенберга, всегда держались особняком. Лучше всего Альфред успевал в рисовании. По приказу инспектора училища Крученко его зарисовки эстляндской усадьбы Петра Первого были вставлены в богатые рамки и вывешены на стенах этого учебного заведения. Когда через 32 года рейхсминистр по оккупированным восточным территориям Розенберг приехал в Таллин, он обнаружил свои рисунки на прежнем месте.
