Катса улыбнулась и перешагнула через ручей.
— Дай мне две минуты. И кстати, я никогда не заблужусь даже в кромешной тьме.
— Ты даже лук не возьмешь? Собираешься душить лося голыми руками?
— У меня нож в сапоге, — успокоила его Катса, и у нее мелькнула мысль: а смогла бы она задушить лося голыми руками? Это не казалось невозможным. Но сейчас ей нужен был всего лишь кролик или, может, птица — и ножа более чем достаточно. Катса проскользнула меж корявых деревьев и окунулась во влажную тишину леса. Все, что нужно, — всего лишь оставаться внимательной, тихой и невидимой.
Когда через несколько минут она вернулась с большим, жирным, уже освежеванным кроликом, ее встретил разожженный костер. Пламя бросало оранжевые отсветы на лошадей и на По.
— Это меньшее, что я мог сделать, — сухо проговорил он. — Вижу, ты его уже освежевала. Кажется, пока мы путешествуем вместе, обязанностей у меня будет немного.
— А что в этом такого? Если хочешь, можешь охотиться сам. А я буду оставаться у костра, штопать тебе носки и испуганно визжать от каждого звука.
Он улыбнулся.
— Ты так же обращаешься с Гиддоном, когда вы в пути? Думаю, он находит это немного унизительным.
— Бедненький По. Если хочешь почувствовать свое превосходство, можешь утешиться, читая мои мысли.
— Я знаю, что ты меня дразнишь, — засмеялся он. — Но знай, меня не так-то легко задеть. Можешь добывать мне еду, разбивать в пух и прах на тренировках и защищать от врагов в схватке, если тебе так хочется. Я только спасибо скажу.
— Мне не придется защищать тебя, если на нас нападут. Да и добывать еду ты прекрасно сможешь и без меня.
— Верно. Но все же с тобой мне не сравниться, Катса. И это меня не унижает, — он подбросил в костер ветку. — Усмиряет, да. Но не унижает.
В наступившей ночи Катса сидела тихо в смотрела, как кровь капает с куска мяса, который она держала на палке над огнем, и шипит, попадая в костер. Задумавшись над тем, как отделить усмирение от унижения, она постепенно поняла, что имел в виду По. Сама она никогда бы не додумалась до такого. Его мысли были такими ясными, а у нее в голове всегда бушевал ураган, в котором ничего невозможно было понять и который невозможно было сдерживать. Внезапно и резко ее полоснула мысль, что По умнее, намного умнее, что она в сравнении с ним просто дикарка. Бездумная и бесчувственная невежда.
— Катса.
Она подняла взгляд. Пламя танцевало в серебристо-золотых глазах По и бросало отблески на кольца в его ушах. Лицо его было залито светом.
— Скажи, — проговорил он, — кто придумал основать Совет?
— Я.
— А кто решил, чем Совет будет заниматься?
— В конечном итоге я.
— А кто планировал все вылазки?
— Я, с Раффином, Оллом и остальными.
Он проверил, как готовится мясо, — перевернул его, рассеянно потряс, и сок, шипя, закапал в костер. Потом снова поднял взгляд на Катсу.
— Не понимаю, как ты можешь сравнивать нас, — сказал По, — и считать себя при этом глупой, бездумной или бесчувственной. Я всю свою жизнь занимался тем, что копался у себя в голове и расставлял по местам свои и чужие эмоции. Если иногда мои мысли кажутся более ясными, чем твои, то это только потому, что у меня было больше практики. Вот и вся разница между нами.
Он снова сосредоточился на мясе, а Катса слушала и смотрела на него.
— Я хочу, чтобы ты всегда помнила о Совете, — добавил он. — Я хочу, чтобы ты помнила, что, когда мы встретились в первый раз, ты спасала моего дедушку только потому, что верила, что он не сделал ничего дурного.
Он наклонился к костру и бросил в огонь еще ветку, и так они сидели: тихий маленький островок света в океане тьмы.
Глава семнадцатая
На следующее утро Катса проснулась первой. Пойдя вдоль ручейка, она в конце концов обнаружила небольшой водоем — чуть больше, чем лужа, но меньше, чем пруд. Поеживаясь, вымылась, насколько это было возможно; холодный, воздух и вода взбодрили и заставили окончательно проснуться. Распустив кудри и попытавшись привести их в порядок, Катса встретилась с привычным препятствием: она яростно дергала и тянула, но пальцы никак не могли распутать колтуны. Тогда она снова завязала волосы, тщательно вытерлась и оделась. К ее возвращению на поляну По уже проснулся и был занят тем, что завязывал седельные сумки.
— Ты обрежешь мне волосы, если я попрошу?
Он поднял голову и вскинул брови.
— Ты ведь не собираешься скрываться?
— Нет, не в этом дело. Просто они всю жизнь сводили меня с ума и никогда не нравились, к тому же без них было бы намного удобнее.
— Хм, — он оглядел большой колтун у Катсы на затылке. — Они спутаны, как птичье гнездо, — протянул он и рассмеялся при виде ее мрачного лица. — Если ты и вправду хочешь, я могу отрезать, но едва ли тебе сильно понравится результат. Может, потерпишь до постоялого двора и попросишь жену хозяина или кого-нибудь из женщин в городе?
— Ладно, — вздохнула она. — Один день я как-нибудь проживу.
По скрылся на тропе, по которой она только что вернулась, а Катса свернула одеяло и занялась погрузкой своих вещей на коня.
Чем дальше они продвигались на юг, тем дорога становилась уже, а лес — гуще и темнее. Несмотря на протесты Катсы, впереди ехал По. Он утверждал, что если темп задавала она, сначала они ехали на нормальной скорости, но совсем скоро начинали нестись сломя голову. По взял на себя обязанность защищать лошадь от ее всадницы.
— Ты говоришь, что волнуешься за лошадь, — сказала Катса, когда они остановились, чтобы напоить коней в потоке, пересекавшем дорогу. — Но мне кажется, ты просто не можешь ехать на моей скорости.
Он рассмеялся.
— Пытаешься взять меня на слабо, но не выйдет.
— Кстати, — заметила Катса, — кажется, мы не тренировались с тех самых пор, как я раскрыла твой обман и ты пообещал больше не лгать.
— Да, точно, с тех самых пор, как ты дала мне кулаком в челюсть, потому что злилась на Ранду.
Она не сумела сдержать улыбки.
— Ладно, можешь скакать первым. Но что насчет тренировок? Ты разве не хочешь их возобновить?
— Конечно, — сказал он. — Пожалуй, можно даже сегодня, если остановимся засветло.
Они ехали молча. Мысли Катсы разбегались, и в какой-то момент она обнаружила, что, если они подбегают опасно близко к По, она спохватывается и становится предельно осторожной. Если уж думать, то что-нибудь не значительное. Тогда, копаясь у нее в голове, пока они едут в тишине леса, По не получит никакого преимущества.
Ей стало интересно, насколько он восприимчив к вторжениям чужих мыслей. Что, если он сосредоточенно пытается решить какой-то важный вопрос, и тут приближается толпа людей? Или пусть даже один человек, думающий о его странных глазах, кольцах или о том, чтобы купить его лошадь? Когда к тебе стучатся чужие мысли, сбивает ли это? Должно быть, страшно раздражает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
