Она отправилась в ванную комнату, а я стал складывать вещи в ящики комода. Все они были страшной дешевкой, такие рекламируют в дешевых журналах. Потерпи еще немного, и настанет время…
Я повернулся за носками и почти наткнулся на нее. Она собрала галстуки и носки и положила их на комод, а в руках у нее оставался маленький сверток.
— Как будто свинцовый.
— Забавно, но это действительно так и есть. В нем патроны и с полдюжины обойм с новыми пружинами.
— Пружины? — удивилась она. — Для чего?
— Своим вопросом ты заставляешь меня раскрыть профессиональные секреты преступного мира.
Я взял у нее сверток и извлек из него новую обойму.
— Видишь эту площадку вот здесь, это штатель. Он отправляет в ствол патроны после каждого выстрела. А теперь смотри, — я заполнил обойму патронами. — Видишь, как сжата эта пружина после снаряжения обоймы? Она постоянно находится в напряжении. Тебе это понятно?
— Да.
— Вставляем обойму в пистолет, и он уже готов к стрельбе. Предположим, оружие не используется две или три недели. Пружина постоянно находится в сжатом состоянии. Наступает минута, когда им начинают пользоваться. Первые два-три выстрела проходят нормально, но потом может случиться осечка из-за того, что пружина от постоянного напряжения ослабевает. Вот самое уязвимое звено в автоматическом оружии — слабая пружина. Если ты собираешься постоянно им пользоваться, ей нужно давать отдых или же своевременно менять на новую. Автоматическое оружие никогда не подведет, если, конечно, уметь им пользоваться. Большинство людей не обращают на эту мелочь никакого внимания. Ты удивлена?
— Конечно, я об этом и не подозревала. Но ты как-то говорил, что не разбираешься в оружии.
— Я просто пошутил.
Она улыбнулась, а я наклонился, поцеловал ее в шею и начал раздеваться. Потом я прошел в ванную комнату и проверил температуру воды. На пороге появилась Холидей с моими брюками в руках.
— Это ты тоже купил? — спросила она, перебирая пальцами золотую цепочку.
— Да.
— И эту медальку?
— Это не медаль, это знак.
— Знак?
— Знак «Фи-Бета-Каппа». Купил на барахолке цепочку и продавец приладил к ней этот знак.
— Он твой?
— Конечно, не тот, что я получил в свое время, но они все одинаковы.
— А-а, — протянула она. — Так вот на что он похож…
— Ты никогда его не видела?
— Может быть, и видела, но мне это ни о чем не говорило.
Я улыбнулся и залез в ванну. Мне не хотелось уточнять, что он означает, и о ток, что признание моих схоластических достижений получением этого было неизбежно.
— Так ты действительно Фи-Бета-Каппа…
— В самом деле, я не шучу.
— Ты закончил Йель или Гарвард?
— Нет, чтобы получить его, это не обязательно, хотя в этом бывает трудно убедить выпускников Йеля и Гарварда…
Холидей присела на край ванны и положила мои брюки на колени.
— Понимаешь, я только сейчас поняла, что почти ничего не знаю о тебе. Где ты учился?
— Какое это имеет значение…
— Ты что, стыдишься этого?
— Я — нет, вот если только колледж. Я уверен, что моя карьера будет зависеть не от этого. Важно только одно, мне самому захотелось выбрать этот путь. Я не рос в трущобах с алкоголиком-отцом и матерью-проституткой. Мне ненавистно наше общество не потому, что оно меня не приняло и толкнуло на путь преступлений, как других. Не стоит выставлять напоказ мое безжизненное тело, призывая весь мир посмотреть на то, что сделала со мной жестокость нашего общества. Знаешь, что я сделаю, когда у меня появятся деньги? Закажу у Картье золотой браслет с пластинкой, как у автогонщиков, вот только гравировка на нем будет другая.
«Не стоит изображать из меня жертву обстоятельств. Все это сделал только я и я один».
— Самолюбия у тебя на троих хватит.
— Это точно.
— Ральф Коттер — это твое настоящее имя?
— Меня зовут Поль Мерфи.
— С сегодняшнего дня.
— Со вчерашнего.
— Я имела в виду твое настоящее имя.
— Что это может изменить?
— У тебя есть родные?
— Нет.
— А ты говорил, что у тебя брат в Нью-Йорке.
— Да, и еще сестра.
— В Нью-Йорке?
— Понятия не имею. Ее след давно затерялся.
— Странно, что ты знаешь, где твой брат, и ничего не знаешь о сестре. Кажется, все должно быть наоборот…
— Ты не знаешь моего брата..
— А хотелось бы. Интересно было бы познакомиться с самым честным человеком в мире.
— Смешно, но это правда.
— Должно быть так, ведь это ему ты отослал ту запись. Что он с ней будет делать?
— Какое твое дело?
— Просто любопытно…
Я сел в ванне.
— Зачем тебе это?
Она рассмеялась и отвела взгляд. Смех мне показался каким-то вымученным и искусственным.
— Ну, в этой записи есть и мой маленький интерес. Мне тоже светит обвинение в убийстве. Или ты забыл, что произошло на тюремной ферме? Просто хотелось узнать, как с ним связаться, если что-нибудь случится с тобой…
— Если со мной что-нибудь произойдет, тебе не придется извещать его об этом. Все произойдет само по себе, как по звонку будильника…
— Ну, хоть скажи мне, чем он занимается? — не унималась Холидей.
— Ты просто прелесть. «Тебе принести или ты будешь кушать на кухне? Я приготовлю тебе ванну. Кому ты отправил эту запись?» И все такое. Тебе следует быть осторожнее, ты слишком спешишь.
— Что? — удивилась она.
— Твой новый приятель горит нетерпением узнать, кому я отправил запись, не так ли?
— Как ты только можешь так говорить?
— Рис и Вебер. Это они придумали эту штуку прошлой ночью, разве я не прав?
— Ты хочешь сказать…
— Да.
— Ты не можешь так думать обо мне…
— Приготовь мне постель.
— Послушай, Ральф…
— Поль.
— Клянусь тебе, Поль, могилой своего отца…
— Неужели тебе трудно приготовить мне постель? Она встала и повернулась ко мне.
— Неужели ты мог подумать, что…
Я сорвал с вешалки полотенце и хлестнул им ее по лицу.
— Я, кажется, просил приготовить мне постель.
— Почему ты такой подозрительный? — запричитала она, выбегая из ванной…
Глава 2
Мэндон подобрал меня с Джинксом на углу возле дома около восьми часов. Рядом с ним за рулем сидел Хайнес.
— Тебя просто не узнать. Одет с иголочки, — приветствовал он меня.
— Это только начало. Как поживаешь, Хайнес? — а про себя я подумал, что пора бы ему уже научиться себя вести — выходить из машины и открывать перед людьми двери.
Негр повернул голову и окинул меня безразличным взглядом, но я-то знал, что он готов взорваться в любую секунду. От него всегда веяло каким-то холодом. Сукин сын, я продырявлю твое черное брюхо, если ты захочешь наброситься на меня…
— Где мы встретимся с Вебером? — спросил я Мэндона.
— В управлении…
— Ты обрисовал ему наше дело, хотя бы в общих чертах?
— Это не телефонный разговор. Боюсь, что и при личной беседе результат может быть отрицательным.
— Посмотрим.
— Он может появиться поблизости…
— Он может появиться или его заставят это сделать. Выбор будет за ним.
— Не стоит наседать на него. Здесь надо действовать деликатнее. Предоставь это дело мне.
— Ты слышал, Джинкс? Это тебя тоже касается.
— Слышу, — подал голос Джинкс.
Мэндон повернулся к нам лицом.
— Да что с тобой происходит?
Джинкс насупился.
— Ты разве не слышал? Джентльмен интересуется, что с тобой происходит.
— Ничего, — огрызнулся Джинкс.
— Никогда не приходилось видеть столько чувствительных натур сразу. Какого черта вы на меня дуетесь?
— Ты слышишь? — снова обратился я к Джинксу. — Он хочет знать, почему ты такой сердитый.
Джинкс демонстративно отвернулся к окну.
— Он ревнует меня к обновке, — резюмировал я.
— А что ему мешает купить такую же? Если он подождет до вечера, мы ему справим не хуже.
— Этот человек спрашивает, можешь ли ты потерпеть до вечера?
— Черт побери, — наконец не выдержал Джинкс. — Меня совершенно не интересует, на что он тратит свои баксы. А вот деньги, на которые клюнул Вебер со своим подручным, принадлежали мне. Если у нас будет что делить, я хочу свою долю.
— Я никак не могу ему втолковать, что у нас не было никаких поступлений, — наклонился я к Чероки. — Я их просто занял.
— Это правда, Джинкс, — подтвердил Мэндон.
— Джозеф, — поправил я.
— Я ссудил ему эти деньги, Джозеф…
Он повернулся ко мне и неожиданно понял, что мое тряпье стоит гораздо больше тех сорока долларов, которые он мне одолжил. Я купил их на те две сотни, что занял у Вика Мейсона, когда собирался встретиться с Маргарет Добсон, но мне не хотелось все это им объяснять, да и для Джинкса это ничего не изменит. Тем более мне было абсолютно наплевать на его чувства. Пусть думает, что хочет… Я не собираюсь долго быть с ним в одной упряжке…
