Между тем на месте казни происходили события сверхъестественные. Тело Арана сгорело мгновенно, вот Аврам, напротив, стоял, как ни в чем не бывало, на нем загорелись лишь веревки, которыми он был связан. Внутри печи, испускавшей немыслимый жар, праведник казался совершенно спокойным, он молился, воздавая слова благодарности и благословения своему немыслимому Богу. Чудо, случившееся на глазах многих тысяч людей, вызвало в толпе не только удивление могуществом Аврама, но и откровенный ропот негодования. И Нимрод испугался. Чудесное деяние Творца было столь наглядным и недвусмысленным, что тиран понял: наказание Всевышнего будет таким же определенным и неотвратимым. Царь отдает приказ немедленно затушить огонь. Однако жар от печи был столь чудовищным, что рабов ни какими силами не возможно заставить подойти к ней…
«И тогда великий Нимрод сам подскакал к печи как можно ближе и крикнул:
– Аврам, человек Божий, если ты можешь выйти из печи – выйди! Я дарю тебе прощение и обещаю щедро одарить тебя!
И на глазах изумленной толпы приговоренный к смерти спокойно прошел сквозь огонь, вылез из печи и с невозмутимым видом направился к царю.
– Как, как это у тебя получилось? – выдохнул Нимрод.
– Бог неба и земли, в чьих руках жизнь и смерть спас меня, – сказал Аврам и не глядя на царя, пошел сквозь толпу прочь от этого места…»[77]
Эти события согласно книге Люкимсона и Абрамовича, опирающейся на источники Устной традиции, произошли 1998 году от Сотворения мира или в 1762 году до н. э. Есть в этих источниках указание на то, что Аврам прожил в Уре еще два года, занимаясь просветительной и теософской деятельностью. Неугомонный Нимрод все это время не мог да и, вероятно, не хотел забыть своего сокрушительного поражения на площади. И в каком-то смысле его можно понять: как же он, великий царь, мог оставить в покое того, кто, согласно многочисленным предсказаниям колдунов и астрологов, должен был стать причиной его погибели? И Нимрод предпринимает еще одну попытку покончить с праведником, теперь уже с помощью «черной магии». Нужно было лишь заманить Аврама в царский дворец под каким-нибудь благовидным предлогом. Орудием провокации был избран окончательно сломленный и раздавленный Терах. Он и явился к сыну, чтобы от имени царя пригласить на пир якобы в знак окончательного примирения. Однако и эта попытка правящей элиты искоренить инакомыслие не увенчалась успехом: верные люди предупредили Аврама о грозящей опасности. Он понял: довольно искушать судьбу – пора уходить; ответ Аврама отцу исключал всякие сомнения в его намерениях.
«Неужели все, что ты видел, не убедило тебя в том, что Нимрод бессилен, что-либо сделать тому, кто придерживается истинной веры? И неужели ты до сих пор во имя царя готов принести в жертву кого угодно, как два года назад принес в жертву Арана?… Но, слава Богу, есть земли, которые неподвластны Нимроду и в которых мы будем в безопасности. И если в тебе осталось хоть что-то от того Тераха, который прятал жену и сына в пещере, ты уйдешь из этой проклятой земли вместе со мной, отец!»[78]
Как мы уже говорили, согласно данным источников, связанных с Устной традицией, Аврам и Сарай поженились в 1983 году от с. м. (1777 год до н. э.) в возрасте, соответственно, 35-ти и 25-ти лет. К 2000 году, когда им пришлось покинуть Ур, они прожили в браке 17 лет, и на фоне этих сведений сообщение Бытия о том, что «Сарай бесплодна» выглядит совершенно естественным. Правда, Тора упоминает об их женитьбе уже после сообщения о смерти Арана, и даже, в каком-то смысле, – как о следствии этой смерти. Собственно, Борис Берман так прямо и пишет: «Братья (Аврам и Нахор – Л. Г.) берут в жены своих племянниц, дочерей умершего брата Арана, словно стремясь тем самым хоть как-то принять на себя ту задачу, которая была возложена на него Терахом».[79] Но тогда, если сопоставить эти сведения с библейской датировкой, получается, что свадьба Аврама и Сарай произошла лишь в 1998 году от с. м. после чудесного спасения патриарха и трагической гибели Арана, за два года до бегства из Ура.
Разумеется, Тора не учебник истории. И если рассматривать сагу о семействе Тераха как рассказ о замыслах и планах человека, нарушенных Высшим промыслом, тогда все внешние противоречия снимутся общей идеей повествования. Аран погибает в соответствии с неотвратимостью Божественного Пути, логика которого нам неведома и непостижима; по этой же причине бесплодна Сарай, бесплодна в принципе… «У каждого сына Тераха своя духовная задача, – пишет Борис Берман. – Три сына – три последовательно связанные задачи, цепью ведущие к достижению какой-то высшей цели. Имя „Аврам“ указывает на маховое крыло [эвер]. Им Терах собирался начать процесс восхождения, взмыть высоко [рам] ввысь. Второй сын призван возрождать деда Нахора (отца Тераха – Л. Г.) и основательно развивать начатое старшим братом… (Вопреки Устной традиции Б. Берман определяет старшинство братьев в соответствии с порядком перечисления в Семитской генеалогии Пятикнижия – Л. Г.) Третий сын, Аран, завершает задуманное – производит зачатие [hара] и рождает нечто…Но Господь нарушает задуманное человеком, Терахом, и приводит в действие Свой Замысел. Случилась катастрофа…У него на глазах умирает сын Аран – ключевое звено в плане Тераха. […] Задача Арана не может исполниться через Сарай, ибо у нее иная задача, не та, которую задумал осуществить Терах».[80]
В «Книге Юбилеев» есть указания на то, что непосредственно перед бегством семьи Тераха в Уре случилось еще одно знаковое событие: сожжение Аврамом «капища идолов». Эта идея правдоподобна: Авраму требовался некий торжественный аккорд, заключающий его деятельность в Уре Касдим, который ставил бы окончательную точку не только в его отношениях с Нимродом, но и со всей идеологической системой Старо-Вавилонского царства. «…Встал Аврам ночью, и сожег капище идолов и все, что было в нем, так что люди ничего не знали об этом. И они встали ночью и хотели спасти своих идолов из огня. И Аран поспешил сюда, чтобы спасти их; тогда пламя бросилось на него, и он сгорел в огне и умер в Уре Халдейском…»[81]
Перед нами совершенно другая версия смерти Арана, может быть, не столь экзотическая, как описанная в Устной традиции, но зато гораздо более естественная и правдоподобная. Мы видим человека, одержимого ложной идеей, во имя которой он принес на алтарь свою жизнь: типичная жертва тоталитарной системы ценностей – герой вчерашнего дня. Но вот что важно: в конце I тысячелетия до н. э., времени, к которому принадлежат наши источники, в Ближневосточном регионе жила память о гибели Арана, брата Аврама, в разбушевавшейся огненной стихии; как видим, легенды сохранили информацию о каком-то необычайном пожаре явно искусственного происхождения.
Впрочем, Иосиф Флавий вообще ничего не пишет о противостоянии Аврама и Нимрода; как представляется, к этому имелись вполне понятные конъюнктурные основания: стоило ли на виду у языческого Рима выпячивать острые идолоборческие сюжеты иудейской истории? Зато он определенно указывает, что «халдеи и прочие жители Месопотамии восстали против Аврама».[82] То есть он осведомлен о неких беспорядков на религиозной почве. В сообщении Иосифа Флавия об Авраме «вавилонского периода» обращает на себя внимание попытка историка сформулировать суть и по возможности подвести итог духовных откровений патриарха первых пятидесяти лет его жизни, и даже представить своим читателям содержание его учения. «Он был человеком необыкновенно понятливым во всех отношениях, – пишет Иосиф, – отличался большой убедительностью в речах своих и порядочностью в обращении. Выделяясь поэтому среди других и пользуясь между ними большим почетом, вследствие своего добродетельного образа жизни, он пришел к мысли, что настало время обновить и изменить присущее всем [его современникам] представление о Господе Боге. Таким образом, он первый решился объявить, что Господь Бог, создавший все существующее, един и что все, доставляющее человеку наслаждение, даруется его милостью, а не добывается каждым в силу собственного нашего могущества. Аврам вывел все это из созерцания изменяемости земли и моря, солнца и всех небесных явлений. Ибо (так рассуждал он) если бы всем этим телам была присуща [собственная, самостоятельная] сила, то они сами заботились бы о сохранении порядка между собою; но так как этого у них как раз и нет, то очевидно, что они полезны нам не в силу собственного присущего им могущества, но вследствие власти Повелевающего ими, которому Одному подобает воздавать честь и благодарность».[83]
ДОРОГА НА ХАНААН
Много лет спустя после бегства семьи Тераха из Ура, уже живя в Ханаане, Авраам отправит своего старшего раба на север, в Месопотамию, напутствуя такими словами: «Но в мою землю и на мою родину пойдешь, и возьмешь жену сыну моему Ицхаку» (Б. 24; 4). После чего раб… «И встал, и пошел в Арам-Наараим, в город Нахора» (Б. 24;10). Стало быть, Авраам отнюдь не считает Ур своей родиной. Это обстоятельство (и некоторые другие данные) дало основание многим скептикам вообще сомневаться в том, что Ур хоть как-то связан с жизнью патриарха, ссылаясь, как водится в таких случаях, на «позднейшие интерпретации» и «противоречия в тексте».
