— Сигарету? — нарушил, наконец, молчание Маэстро, и эта простая фраза вернула Алю на землю. Все абсолютно реально и очень скверно!
— Что-то не хочется.
Маэстро прикурил от автомобильной зажигалки, не разжимая губ, выпустил струю дыма… Аля скосила на него глаза: ну да, он, Маэстро, во плоти, только совсем седой, похудевший, и этот шрам… И кажется, следы безобразных ожогов.
Девушка почувствовала, что волнуется отчего-то… Сама вытянула сигарету из пачки, прикурила, затянулась несколько раз глубоко… Голова закружилась, и девушка выдохнула вместе с дымом:
— Влад… Как ты выжил?
Маэстро усмехнулся, и Аля заметила, что его усмешка тоже стала другой, неуловимо изменилась, как и он сам.
— Бог знает. Не помню. Я лишь прошлой ночью узнал, какое сегодня число, месяц и год.
— Как это? — искренне удивилась Аля.
— Амнезия.
— Что?
— Потеря памяти. Равно как и ориентации во времени и пространстве.
Следствие контузии.
— Контузии… И где же ты все это время обретался?
— В каком-то ресторанчике под Южногорском. На хозработах.
— Так, значит, ты не насовсем «с крышей расставался»? Маэстро усмехнулся невесело:
— Функционировал, как робот без программы.
— А вчера ночью — что? Программа включилась?
— Да. В той ночи было слишком много смерти. Лицо Маэстро посуровело, вернее, сделалось безличным и отрешенным, словно этот человек действительно вернулся в мир с того берега Леты.
— Влад… А ты помнишь то, что случилось тогда? Там, на берегу? И вертолет? И все, что было до этого?
— Я все отлично помню. Потом — огонь и темнота. Из которой я вынырнул лишь прошлой ночью. — Маэстро помолчал, скривился горько:
— И снова прямо в огонь. — Он опять замолчал, сосредоточенно глядя на дорогу, потом спросил:
— Тот вертолет… Я свалил его?
— Да.
— Вот это славно! — Лицо Маэстро преобразилось вдруг искренней мальчишеской улыбкой. Но он помрачнел так же скоро и неожиданно, словно в осенний, полный неверного солнца день туча закрыла небо и сделала темным все в одно мгновение.
— Гончаров жив? — осторожно спросил Маэстро.
— Жив.
Маэстро вздохнуло видимым облегчением.
— Я был занят вертолетом. Но заметил: пуля его не миновала.
— Олегу повезло. Она прошла вскользь и навылет.
— Он здоров?
— Вполне. Сначала рука плетью висела, потом разработалась.
— Вы вместе?
Аля чуть помедлила, не сразу решив, как ответить, потом произнесла тихо:
— Да.
— Я рад.
Неловкое и непонятное молчание повисло, как марево, как пустынный мираж.
Оно заклубилось в салоне душными всполохами затаенной боли, беспамятства, отчаяния, оно окутывало девушку неподъемной ватной массой, опутывало липкой и тяжкой паутиной недосказанности и недоверия. Может быть, все это ей только почудилось, но…
— Влад… Я хочу, чтобы ты знал… Я хочу… — Аля заговорила быстро, волнуясь, глотая слова; "и вдруг показалось, что она может опоздать, не успеть сказать важное… — Мы не бросили тебя… После того как… после того как вертолет рухнул и прогрохотал взрыв, я подползла к краю обрыва…. Вертолет…
То, что от него осталось, догорало на галечном пляже, внизу, а ты… Ты лежал у самой кромки моря, без движения, словно… словно обугленный… Я думала, ты погиб… Да и… не спуститься мне было с этого обрыва никак! Там же метров семьдесят вниз, а то и все сто! Ты не мог выжить… Но ты выжил. И я… и я рада, что ты выжил. А я… мне… Я вернулась к Олегу… Он был без сознания, он умирал… Я должна, должна была его вытащить? Иначе бы я снова осталась в этом мире совсем одна, ты понимаешь? После того как ты погиб, после всего остаться совсем одной — страшно… Да и вообще — есть что-то страшнее для человека, чем остаться одному?
Девушка мельком взглянула на потемневшее лицо Маэстро, запнулась:
— Извини… Я не хотела.
— Я мужчина. Какие бы обстоятельства ни влияли на мою жизнь, путь я выбирал сам. Наверное, не всегда удачно и совсем не мудро, но… Я сам несу ответственность за свой выбор и… — Маэстро помедлил, но так и не решился договорить фразу.
— А я… я должна была уничтожить закладку Барса. — Девушка назвала отца псевдонимом, странно, но это получилось у нее естественно: Олег Гончаров почти всегда называл его именно так. — Я должна была уничтожить эту отраву, иначе было бы нечестно и перед ним, и перед тобой… Да и порошка там было столько, что хватило бы посадить на иглу целый город, И я сделала это. Я нашла шахту и взорвала ее. Потом вернулась, кое-как погрузила Гончарова в машину, и мы уехали… Я посмотрела с обрыва вниз: начался прилив, и тебя на берегу не было… Ты понимаешь, я не бросила тебя, просто я не могла…
— Успокойся, девочка. Ты все сделала правильно. Никто не смог бы сделать лучше, ни Гончий, ни я, ни Барс. Никто не смог бы лучше. — Маэстро замолчал, сосредоточенно глядя на дорогу. — Ну а теперь… ответь мне на вопрос: почему вы живы?
— Кто? — одними губами спросила девушка, снова почувствовав, как мороз; ледяной волной прошел по коже.
— Ты и Гончий.
— Олег… Он тоже первое время опасался. Потом решил: мы никому не опасны и никому не нужны.
Маэстро молчал, сосредоточенно глядя на дорогу. Так прошло несколько минут, пока он, наконец, не разлепил плотно сведенные губы:
— Не понимаю. Лиру почему-то было выгодно уничтожение нескольких центнеров героина; но зачем он оставил в живых вас?
— Гончаров как-то сказал: «Система такова, что ни с того ни с сего никого не списывает».
— Это так. Но я спросил не почему вас оставили в живых, а зачем. Да и… вряд ли Лир теперь является частью системы.
— Мне кажется, на волка-одиночку он тем более не похож, — хмыкнула девушка.
— Ты права. А что Гончий? Он не задавался этими вопросами?
— Может, и задавался, но со мной не обсуждал. Наверное, берег.
— И Лир берег. Для чего-то… — Маэстро смотрел невидящим взглядом на дорогу, потом свернул на грунтовку.
— Мы далеко? — спросила Аля.
— К морю; сядем на бережок, свесим нижние клешни, и ты мне поведаешь не торопясь, что с тобой приключилось.
— Погоди, Влад. Лучше уехать подальше, и тогда…
— Нет, это ты погоди. Если сей мешок соткал все-таки Лир, то выбраться из него можно только разглядев всю картинку.
— А вдруг окажется, что наше положение безвыходно? — Безвыходных положений не бывает. Ибо выход всегда там же, где и вход.
Глава 32
Через четверть часа они уже сидели на прибрежном обрыве. Вокруг было абсолютно пустынно. Маэстро свернул на целину, джип какое-то время мчался в облаке мутной жаркой пыли и теперь стоял в десятке метров, горячий, как запаленный скакун. Сухое, выжженное солнцем пространство вокруг просматривалось на километры. Море внизу тихо и безучастно переливалось под выцветшим от жары небом и где-то в дальней дали превращалось в четкую и рельефную темно-синюю линию далекого горизонта. Там, на рейде, застыл длинный сухогруз. Сейчас он дождется своего часа, выйдет за акваторию невидимого отсюда порта и несколько месяцев будет зависим только от стихий, но не от людей.
Аля тряхнула головой, прикрыла лицо ладонями, стараясь настроиться на разговор, но произнесла помимо воли:
— Маэстро… почему люди не хотят просто быть счастливыми?
— Они хотят. Но не знают как.
— Ты тоже не знаешь?
— Тоже.
— Мне кажется, люди просто боятся понять, что такое счастье, чтобы не потерять его. Ведь жалеть об утерянном куда как горше, чем о том, чего никогда не было.
Девушка бросила скорый взгляд на Маэстро; тот продолжал сидеть, сосредоточенно вглядываясь в далекую синеву. У него был вид смертельно уставшего человека, и Аля устыдилась: как ни странно, с появлением Маэстро она почувствовала и холодную, как осенняя рябь на воде, тревогу, но больше — успокоение. Теперь появился мужчина, незаурядный мужчина, готовый взять на себя ее проблемы, и она позволила себе расслабиться совершенно. Стоит ли забивать ему голову всякой ерундой, ведь ему, наверное, совсем не сладко сейчас — вынырнуть из спасительного беспамятства снова в войну? Выругала себя за глупость и бесчувственность, произнесла тихо:
— Извини.
Маэстро только пожал плечами. Аля же собрала все свое мужество, чтобы вновь пережить происшедшее за последние сутки… Закурила, закашлялась, смахнула навернувшиеся от неловкой затяжки слезы и начала рассказывать. Маэстро слушал внимательно, не перебивая. Только несколько раз бросал на девушку быстрый взгляд, словно видел ее впервые.
— Это все? — спросил он, когда Аля закончила.
— Да.
Маэстро вырвал сухую травинку, пожевал, спросил:
— Кто, по-твоему, убил Ландерса? Аля наморщила лоб:
— Это покажется странным, но… Сначала я была уверена, что Ирка Бетлицкая. Но теперь…
— Ну?
— Может быть, и ее подставили, как меня?
— Подожди, ты же говорила, что выстрел был со сцены.
