она не создана для этого; Роза отклонила приглашение открыть первый летучий город и вместо этого уединялись в старой хижине.
У неё оставалась ещё дюжина лет. За это время можно было многое сделать, Ромашка прожила немногим дольше, но… Роза просто не видела в этом смысла. Стареть, чахнуть, бороться за каждую минуту, и всё ради чего? Ради мира, который был ей больше не интересен? Который не трогал её сердце? Нет. Зачем.
Поэтому однажды женщина встала посреди родной лачужки, взмахнула рукой и вызвала пламя. Яркое зарево тотчас захватило деревянную хижину. Загорелась кухня, спальня, кровать; вспыхнула крыша и порог, на котором были вырезаны, в три ряда, засечки… Бешеное пламя разрывало дерево в клочья, вздымая его в небеса, хрустело им, как собака хрустит костью… В какой-то момент оно перекинулось и на сама Розу.
Ведьма медленно закрыла глаза…
При этом огонь был осторожным, и даже когда обвалилась крыша здания, и алые языки взмыли до небес, ни одна искорка не коснулась цветочного бутона. Вскоре домик в лесу превратился в сплошное пепелище, а цветы и дальше безмятежно покачивались на ветру, пока последний медленно разносил по лесу белый прах…
Глава 37. Всё
Смерть — это только начало…
Пламя поглотило Розу, и на смену всем чувствам, которые испытывала женщина, пришёл страшный жар; впрочем, она была вовсе не против. Всякое тепло было для неё предпочтительней того холодного мрака, которым предстал для неё весь окружающий мир после того, как у женщины больше никого не осталось; нет ничего холоднее одиночества. Из-за него иная птичка бросается в камин… Роза закрыла глаза, позволяя алым языкам слизать сперва свою кожу, затем мышцы, кости и наконец самую душу; она растворилась в небытие…
…
…
…
Почти.
После того, как прекратился хруст, Роза оказалась как бы на грани существования — на подобии рубежа, отделяющего сновидение от реальности, с той небольшой разницей, что вместо дрёмы женщина могла провалиться в небытие; её сознание напоминало свечку посреди бушующего мрака.
Как долго она пребывала в этом состоянии? Сложно сказать. Сонный человек может проморгать целый час, барахтаясь между реальностью и дрёмой; возможно, прошла всего минута. Возможно — целая вечность…
Вдруг, Роза открыла глаза.
Над её головой протянулась застеклённая голубая бездна, обрамлённая железной рамкой. По сторонам от неё расходились лакированные деревянные стены.
Женщина медленно приподнялась, осмотрелась. Она была в небольшой комнате с высоким потолком. За её спиной журчал каменный фонтан. Перед ней находилась высокая дверь, слева и справа от которой, заменяя плинтус, бежали пёстрые цветы. Их бутоны мерно покачивались на ветру…
Да, на ветру… Роза чувствовала ветер на своей коже. Это было странно, ибо она была внутри помещения.
Женщина нахмурилась и уже собиралась пройтись вперёд, как вдруг справа от неё со щелчком открылась дверь. Роза повернулась и вздрогнула всем своим телом и сердцем. Через отворившийся проём зашла юная черноволосая девушка в белом наряде; её глаза расплывались за толстыми стёклышками. Она поправила свои очки…
— Акация… — прошептала Роза.
— Давно не виделись, Роза, — кивнула юная девушка и улыбнулась. — Нам надо многое обсу… Ох! — девушка охнула и шагнула в сторону. В коридоре у неё за спиной раздался звонкий голос:
— Роза! Роза! — когда женщина его услышала, всё внутри неё как будто перевернулось. Она застыла. Остолбенела. Из-за спины Акации юркнула низкая девочка с пухленьким носиком, одетая в платье служанки. Она выбежала вперёд, подпрыгнула и, прежде чем Роза пришла в себя, захватила её в объятия и как таран повалила на пол. Девушка рухнула на фонтанчик и, приоткрыв губы, растерянно посмотрела на маленькую бестию у себя в руках.
— Р-ромашка? — прошептали губы Розы.
— Зачем ты, зачем ты себя… — щебетала девочка, обнимая сестру настолько крепко, насколько могла своими тонкими ручками. Роза растерялась, не зная, что и отвечать. В итоге она сглотнула и прохрипела:
— Извини…
Меж тем в комнату, мимо Акации, медленно зашла Азель; женщина с нежной, трепетной, вымотанной, но совсем не грустной улыбкой посмотрела на своих дочерей и сложила руки. Наконец, — наконец! Впервые за многие, многие годы они снова были вместе… Вскоре Ромашка отпустила Розу и позволила ей подняться на ноги. Акация покачала головой, и все вместе они вышли в коридор. Тогда Ромашка стала взволнованным голосом рассказывать о месте, в которое они попали — она говорила о Валерии, Аколипте и о том, какие чудесные в здешнем саду растут цветы. Роза слушала её и растерянно кивала.
Акация с умилением наблюдала за своими сёстрами; тем же занималась и Азель. Женщина тихим шагом ступала по коридору и вспоминала — как впервые нашла Розу, Акацию и Ромашку, как она их растила, воспитывала, смотрела за ними. Как они поссорились и помирились. Через сколько всего они прошли, прежде чем наконец, после многих испытаний, попали сюда, в это мирное место.
Женщина вздохнула и наклонила голову. В её душе воцарился покой и засияло настоящее, не омрачённой никакой тенью… Счастье.
…
…
Александр проводил семью взглядом и вздохнул; вот и всё. Теперь, когда всё закончилось, он и сам испытывал определённое удовлетворение. Мужчина довольно долго присматривал за семьёй Азель и успел к ней немного привязаться — в той степени, в которой можно «прикипеть» к персонажам книги. Поэтому ему было приятно, когда все они, спустя столько лет, наконец воссоединились.
Всё хорошо, что хорошо кончается; даже самые печальные события способны превратиться в хорошие воспоминания. Александр потянулся и пошёл к Миру Эльфов; Акация и Азель уже знали о том, как устроено поместье Аколипта, и могли сами рассказать об этом Розе… А значит он с чистой совестью мог заняться своими делами.
Пока Ромашка, — а потом её мама и сестра — наблюдали за человеческой расой, Александр тоже поглядывал на неё краем глаза. И, надо сказать, последние девяносто лет, — примерно столько прошло с окончания великой войны, — люди развивались самыми стремительными темпами. Прежде Александр видел данное развитие только мельком;
