— Ничего не получится, — сказала она. — Мы полностью несовместимы. У меня рост пять футов четыре дюйма, а у тебя только три фута девять дюймов. Кроме того, я тебе в матери гожусь.
— Ошибаешься, — возразил Казанунда. — Моей мамаше почти триста лет, и борода у нее куда лучше, чем у вас.
Вот еще один аспект. По гномьим стандартам нянюшка Ягг была еще молоденькой девушкой.
— О-ля-ля, шалунишка! — Она игриво шлепнула его по голове так, что у гнома зазвенело в ушах. — Ты знаешь, как вскружить голову простой деревенской девушке!
Казанунда выпрямился и поправил парик.
— Мне нравятся девушки с характером, — признался он. — Как насчет того, чтобы устроить маленький тет-а-тет, когда здесь все закруглится?
Нянюшка Ягг задумалась. Широчайшие познания в области языков подвели ее.
— Я оставлю тебя на минуту, — сказала она, поставила бокал ему на голову и принялась пробираться сквозь толпу, пока не увидела какую-то герцогиню и не ткнула ее локтем в область бюста. — Эй, ваша светлость, что такое тететет?
— Прошу прощения?
— Тететет? Этим занимаются в одежде или как-нибудь по-другому?
— Это означает «интимная встреча», милая женщина.
— И все? Ого.
Нянюшка локтями пробила дорогу обратно к вибрирующему от желания гному.
— Договорились, — кивнула она.
— Я предлагаю поужинать вместе, только ты и я, — поклонился гном. — В одной из таверн.
Никогда еще за всю долгую историю романтических приключений никто не приглашал нянюшку Ягг на интимный обед. Ухаживания за ней отличались скорее количеством, чем качеством.
— Э-э, по рукам, — только и смогла выговорить она.
— Избавься от дуэньи и жди меня в шесть часов.
Нянюшка бросила взгляд на матушку Ветровоск, которая неодобрительно взирала на нее с некоторого расстояния.
— Но она вовсе не моя дуэнья… — начала было нянюшка Ягг.
Однако потом до нее дошло, что Казанунда просто не мог принять матушку Ветровоск за ее дуэнью.
Комплименты и лесть тоже не числились среди достоинств бывших кавалеров нянюшки Ягг.
— Да, хорошо, — сказала она.
— А я пока смешаюсь с толпой, дабы не повредить твоей репутации, — промолвил Казанунда, наклонился и поцеловал нянюшке руку.
От удивления она широко открыла рот. Никто никогда не целовал ей руку, и никто никогда не беспокоился о ее репутации — тем более сама нянюшка Ягг.
Когда второй лучший в мире любовник пристал к какой-то графине, матушка Ветровоск, наблюдавшая за происходящим с почтительного расстояния[26], добродушно фыркнула:
— Гита Ягг, у тебя нравственность хуже, чем у кошки.
— Перестань, Эсме, ты знаешь, что это неправда.
— Ну, хорошо. Тогда у тебя нравственность, как у кошки.
— Это уже лучше.
Нянюшка Ягг пригладила свои седые кудри и прикинула, есть ли у нее время сбегать домой и надеть пару-другую корсетов.
— Гита, мы должны быть начеку.
— Да, да, конечно.
— И не должны допускать, чтобы другие соображения сбивали нас с толку.
— Нет, конечно.
— Ты слышишь, что я говорю?
— Что?
— По крайней мере, ты могла бы сходить и выяснить, почему здесь нет Маграт.
— Хорошо.
Нянюшка Ягг с мечтательным видом удалилась.
А матушка Ветровоск повернулась и…
…Сейчас должны были заиграть скрипки. Должен был смолкнуть людской гомон, а сама толпа должна была естественным образом расступиться, чтобы освободить ей путь к Чудакулли.
Должны были заиграть скрипки. Должно было случиться хоть что-нибудь.
А библиотекарь на своем пути к буфету вовсе не должен был наступить на ее ногу костяшками рук, но именно это и произошло.
Однако матушка этого даже не заметила.
— Эсме? — сказал Чудакулли.
— Наверн? — сказала матушка Ветровоск. И тут к ней подскочила нянюшка Ягг.
— Эсме, я видела Милли Хлоду, и она сказала…
Сильнейший удар матушкиного локтя чуть не выбил из нее дух. Нянюшка Ягг быстро уловила суть происходящего.
— А, — сказала она. — Тогда я… Я… Пойду, пожалуй…
Взгляды Чудакулли и матушки снова скрестились.
Мимо опять проковылял библиотекарь, теперь уже с полным набором фруктов.
Матушка Ветровоск не обратила на него ни малейшего внимания.
Казначей, чей разум сейчас находился в средней точке орбиты, товарищески похлопал Чудакулли по плечу.
— Должен сказать, аркканцлер, эти перепелиные яйца удивительно хоро…
— ПОШЕЛ ВОН. Господин Тупс, очень прошу, выуди из его кармана пилюли, а ножи держи подальше.
Их взгляды снова скрестились.
— Так-так, — произнесла матушка Ветровоск примерно через год.
— Какой волшебный вечер, — сказал Чудакулли.
— Да. Именно этого я и боюсь.
— Это действительно ты?
— Это действительно я, — подтвердила матушка.
— Ты совсем не изменилась, Эсме.
— И ты тоже, Наверн Чудакулли. Все такой же неисправимый врун.
Они двинулись навстречу друг другу. Между ними проскочил библиотекарь с подносом меренг. Сразу за спинами матушки и аркканцлера по полу ползал Думминг Тупс и собирал рассыпавшиеся пилюли из сушеных лягушек.
— Так-так, — сказал Чудакулли.
— Подумать только.
— Мир тесен.
— Именно.
— Ты — это ты, а я — это я. Поразительно. И это здесь и сейчас.
— Да, но тогда было тогда.
— Я послал тебе множество писем, — вспомнил Чудакулли.
— Не получила ни одного.
В глазах Чудакулли появился блеск.
— Странно. Я ведь снабдил их заклинанием о непременной доставке адресату. — Он критически осмотрел матушку с головы до ног. — Эсме, сколько ты весишь? Готов поклясться, в твоем теле ни единой лишней унции.
— Зачем тебе это знать?
— Порадуй старика.
— Девять стоунов.
— Гм-м… Должно получиться… Мили три в сторону Пупа будет вполне достаточно… Ты сейчас почувствуешь небольшой крен влево, но, главное, ничего не бойся…
Молниеносным движением он схватил ее за руку. Аркканцлер Незримого Университета почувствовал себя молодым и беззаботным. Университетские волшебники были бы просто поражены.
— Позволь мне унести тебя отсюда.
Он щелкнул пальцами.
Существует закон сохранения массы, который необходимо соблюдать. Это фундаментальное правило магии. Если что-нибудь перемещается из пункта А в пункт Б, нечто, что было в Б, обнаружит себя в А.
А еще есть такая штука, как инерция. Диск вращается медленно, различные точки на его радиусах двигаются с разными скоростями относительно Пупа; таким образом, волшебник, перемещающий себя в сторону Края, должен быть готов быстро-быстро двигать ногами при посадке.
Перемещение на три мили к Ланкрскому мосту сопровождалось едва ощутимым толчком, к которому Чудакулли был готов, и приземлился он у парапета с Эсме Ветровоск в своих объятиях.
Ну а тролль-таможенник, который долю секунды назад мирно отдыхал на этом самом месте, оказался вдруг на полу Главного зала, рухнув прямо казначею на спину.
Матушка Ветровоск посмотрела на бурный поток, после чего перевела глаза на Чудакулли.
— Немедленно отнеси меня назад, — потребовала она. — Ты не имел права так поступать.
— Очень жаль, но у меня кончилась магия. Конечно, мы можем вернуться пешком. Такой приятный вечер. Здесь всегда такие приятные вечера.
— Это было пятьдесят или шестьдесят лет назад! — воскликнула матушка. — Нельзя же вдруг падать человеку на голову и делать вид, будто за эти годы ничего не произошло.
— О, произошло многое, и мне это прекрасно известно, — возразил Чудакулли. — Я, к примеру, стал главным волшебником. Мне нужно только отдать приказ, и тысячи волшебников… не станут мне подчиняться или переспросят: «Что-что?», ну, или начнут спорить. Но обратить на меня внимание они обязаны.
— Я как-то была в Университете, — сказала матушка. — Толпа жирных мужиков с бородами.
— Все правильно! Это они!
— Многие из них родились в Овцепикских горах, — продолжила матушка. — Я знаю еще несколько мальчишек из Ланкра, которые стали волшебниками.
— Чрезвычайно магическая местность, — подтвердил Чудакулли. — Наверное, есть что-то в местном воздухе…
Под мостом бурлил холодный черный поток, который всегда подчинялся силе тяжести и никогда не тек вверх по склону.
— Много лет назад, — сказал Чудакулли, — был даже аркканцлер Ветровоск.
— Слышала. Мой дальний родственник. Я с ним не знакома, — пожала плечами матушка.
Оба они несколько минут смотрели на реку. Периодически бурный поток проносил мимо сломанные ветки.
— А ты помнишь…
— У меня… очень хорошая память.
— Ты никогда не задумывалась, какой могла бы стать твоя жизнь, если бы ты ответила «да»?
