В двадцать второй день той же четвертой луны состоялась церемония восшествия на престол нового императора Антону. Обычно такие торжества совершались в помещении Государственного совета, однако в прошлом году здание сгорело и еще не было отстроено заново, потому и решили было перенести церемонию в зал Министров. Но, услыхав о таком решении, канцлер Канэдзанэ[353] сказал:
— Зал Министров — все равно что обычный покой в доме рядового вассала! Если уж нельзя совершить церемонию в зале Государственного совета, пусть она состоится во дворце Сисиндэн, Небесном Чертоге!
На том и порешили — и церемония восшествия на престол совершилась во дворце Небесный Чертог, Сисиндэн. Но многие порицали это решение: «Все верно, император Рэйдзэй тоже вступил на трон во дворце Сисиндэн, в первый день одиннадцатой луны годов Кохо. Но так случилось лишь потому, что император был нездоров и не мог пожаловать в покои Государственного совета. Неразумно следовать такому примеру! Почему бы канцлеру Канэдзанэ не взять за образец императора Го-Сандзё, ведь церемония его восшествия на престол в годы Энкю совершалась в зале Министров?»
Но поскольку решение принял канцлер Канэдзанэ, самый ученый человек из всех царедворцев, рассуждать было поздно. На церемонии присутствовали все отпрыски дома Тайра; не было только сыновей покойного князя Сигэмори — они все еще носили траур по отцу, скончавшемуся в прошлом году, и не показывались на люди.
3. Воины Минамото
Курандо Саданага на десяти листах лучшей рисовой бумаги подробно описал, как торжественно и прекрасно отметили восшествие на престол нового государя, и подал сей доклад госпоже Ниидоно, супруге Правителя-инока. Прочитав доклад, она просияла. Событие и впрямь было счастливым и радостным, но, увы, спокойствие в мире не наступило.
В ту пору жил в столице принц Мотихито, второй по старшинству сын государя Го-Сиракавы, рожденный дочерью дайнагона Суэнари, правителя земли Кага. Дворец принца стоял на Третьей Дороге, в квартале Такакура, отчего и называли принца иногда принц Такакура. Миновало уже немало лет с тех пор, как в шестнадцатый день двенадцатой луны 1-го года Эйман он скромно отметил свое совершеннолетие. В ту пору было ему пятнадцать лет. Принц, выдающийся каллиграф, обладавший многими дарованиями, несомненно, был бы достоин занять престол, но из-за ревности Кэнсюнмонъин, покойной супруги государя Го-Сиракавы, волей-неволей пришлось ему жить уединенно, вдали от света. Весной он утешался душой, слагая стихи под сенью цветущей сакуры и собственноручно записывая их мощными мазками своей поэтической кисти; осенью, пируя при лунном свете, наигрывал нежные мелодии на флейте. Так унылой чередой влачились его дни, когда наконец в 4-м году Дзисё принцу исполнилось тридцать лет.
В эту пору в квартале Коноэ-Кавара жил Ёримаса Минамото, царедворец третьего ранга, принявший духовный сан. Однажды ночью он тайно явился во дворец принца и повел страшные речи:
— Вы — сорок восьмой потомок великой богини Солнца. Согласно порядку наследования престола, вам предстояло бы стать семьдесят восьмым государем, считая от императора Дзимму. Вас должны были назначить наследником, возвести на трон, а вы до тридцати лет остаетесь всего лишь принцем! Неужели неведомо вам, сколь горестна подобная участь? Гляжу я, что творится ныне на свете, и вижу — внешне люди повинуются Тайра, но в душе их все ненавидят. Поднимите же восстание, истребите Тайра и утешьте государя-инока, заточенного в загородную усадьбу Тоба без малейшей надежды на скорое избавление! Вступлением на трон вы лучше всего докажете сыновнее почтение к отцу, прежнему государю. Так решайтесь же, обратитесь к подданным с манифестом, и множество вассалов и сторонников Минамото тотчас с радостью поспешит к вам на помощь!
— Во-первых, — продолжал Ёримаса, — в столице проживают сыновья Мицунобу, прежнего правителя земли Дэва. Это Мицумото, правитель земли Ига, Мицунага, воин дворцовой стражи, Мицусигэ, чиновник Летописной палаты, и юный Мицуёси. А в Кумано скрывается Ёсимори, младший сын покойного Тамэёси. В краю Цу живет Юкицуна, но он человек ненадежный, ибо сперва присоединился к заговору дайнагона Наритики, а потом изменил и предал своих товарищей… Но у него есть младшие братья — Томодзанэ, Такаёри и Ёримото… А в краю Митиноку живет Ёсицунэ, младший сын покойного Ёситомо… — И он перечислил еще многих и многих витязей Минамото.
— Все они, — продолжал Ёримаса, — прямые потомки Цунэмото, основателя рода Минамото, все могучие витязи, некогда сокрушавшие супостатов. В былые времена они занимали высокое положение, ничем не уступая семейству Тайра. Ныне, однако, Тайра возвысились над Минамото, как облака над грязью! Никакой холоп так не унижен перед своим господином, как витязи Минамото унижены перед Тайра. Наши люди, владеющие землями, вынуждены подчиняться наместникам, назначенным Тайра. В собственных своих поместьях приходится им повиноваться надсмотрщикам, присланным из столицы, и трудиться не на благо страны, а единственно ради выгоды Тайра. В непрерывных тяготах проходит их время, свободно вздохнуть — и то невозможно! Скорбью полны их души! Если вы решитесь и напишете манифест, единомышленники поспешат к вам, не слезая с коней ни днем ни ночью; не пройдет и нескольких дней, как Тайра погибнут. Я сам, несмотря на преклонные годы, присоединюсь к вам и приведу с собой сыновей!
Удивленный словами Ёримасы, принц призадумался и не сразу ответил согласием. В ту пору жил в столице некий сёнагон Корэнага, внук дайнагона Корэмити и сын Суэмити, прежнего правителя земли Бинго. С одного взгляда на человека умел он безошибочно провидеть его судьбу, за что и получил прозвище Сёнагон-Предсказатель. Как-то раз, встретив принца, этот Корэнага сказал ему
— На вашем челе я читаю, что вам предстоит воссесть на престоле! Не устраняйтесь же от участия в мирских делах!
И вот теперь, услыхав речи Ёримасы, принц вспомнил пророчество Корэнаги. «Значит, так тому и быть. Это воля самой богини Солнца!» — подумал он и, уверившись в этих мыслях, крепко-накрепко утвердился в своем решении. Он вызвал Ёсимори Минамото из Кумано, назначил своим писцом, дал ему новое имя — Юкииэ и послал, как своего вестника, отвезти манифест в восточные земли.
В двадцать восьмой день четвертой луны того же года Юкииэ покинул столицу. Сперва он отправился в край Оми, а оттуда — в Овари и Мино, повсюду объявляя манифест принца родичам Минамото, жившим на этих землях. В десятый день пятой луны прибыл он в дом Ходзё, на землю Идзу, и передал манифест ссыльному изгнаннику Ёритомо. Затем повез манифест своему старшему брату Ёсинори, в Укисиму, в краю Хитати. Ёсинака из Кисо доводился Юкииэ племянником; и вот пустился он в путь по горной дороге, ведущей в Кисо, чтобы племяннику тоже сообщить о воззвании принца.
Меж тем Тандзо, верховный надзиратель Кумано, сохранял нерушимую верность Тайра. Неизвестно, как и откуда, но он сведал о действиях Ёсимори. «Ёсимори из Нового храма, Сингу развозит воззвание принца родичам Минамото в Овари и Мино, — подумал он. — Ясно, что они замыслили мятеж против Тайра; монахи Кумано тоже, без сомнения, примут сторону Минамото… Но я, Тандзо, многим обязан Тайра — их милость ко мне превыше гор и небес! Могу ли я теперь предать их? Нет, прежде надобно выпустить хоть одну стрелу по смутьянам, разгромить мятежных монахов, а уж затем обо всем подробно донести Тайра!» — И, собрав тысячу вооруженных до зубов воинов, он двинулся в гавань Нового храма, Сингу.
Но в Сингу кроме монахов, ему дали отпор самураи из Уи, Суд-уки, Мидзуя и Камэ-Ноко. А в Нати, где храм Водопада, укрепились монахи под водительством главного управителя. Всего сторонников Минамото набралось здесь две тысячи человек.
Грянул боевой клич, и полетели первые стрелы. Противники не уступали друг другу в искусстве владения луком; долгих три дня не умолкая свистели, звенели стрелы. В этой битве Тандзо потерял многих своих вассалов и сам был ранен. Едва унеся ноги, он спасся бегством отступив через горы назад, в Главный храм, Хонгу.
4. Хорьки
Меж тем тревога все сильнее томила душу государя-инока Го-Сиракаву: «Неужели меня сошлют куда-нибудь в дальний край или на отдаленный остров, затерянный в океане?» — думал он. Миновало уже два года со времени его заточения в усадьбу Тоба.
В двенадцатый день пятой луны того же года, примерно в час Коня, внезапно откуда ни возьмись появился целый выводок хорьков; с громким писком носились они по залам. Го-Сиракава, не на шутку испуганный, обратился к гаданию. Призвав Накаканэ, правителя земли Оми, он приказал: «Отнеси мое гадание Ясутике, пусть он тщательно его изучит, а затем доставь мне его ответ!»
Накаканэ поспешил к Ясутике Абэ, главе Ведомства астрологии и гаданий, но не застал его дома. «Наш господин отбыл в Сиракаву!» — сказали слуги. Накаканэ отправился на розыски Ясутики, с трудом нашел его и вручил послание государя. Ясутика тотчас написал ответ.
