Короче, не стоит злить цепного пса. Он может в ярости сорваться с цепи.
Полкан сорвался.
Упрятав-таки Светку в какую-то жопу мира, он развернул кампанию мести, грамотно выделил тех, кому было интересно упрятать за решетку моих преследователей… И скоординировал с ним свои действия.
Светка говорила шепотом, что они умудрились дойти до нашего всего… И заставить его обратить внимание на ситуацию.
Шансы у них имелись, только если я останусь в живых и буду свидетелем на суде.
Потому меня стали искать усиленными методами, больше не теряя времени на выкуривание и ожидание, когда же я сама на свет выползу.
Тот небольшой городок, где я пряталась, особо не был оборудован камерами наблюдения, но кое-что найти удалось. И моего спутника срисовали, пробили по связям… И выявили ближайшего родственника.
Это потребовало, как я понимаю, очень серьезных денег, потому что обращались к независимым профессионалам, штатные так не умеют, и времени тоже требовало.
Как раз того самого, что я провела в руках моего Кирилла Кирсанова. Моего защитника.
За это время удалось снять с меня глупые обвинения, и теперь меня искали уже, как свидетеля.
И вполне можно было возвращаться…
Киллеров отправили в последней надежде, зная опыт Кирилла, сразу троих. Но, видно, не до конца просчитали…
Мне удалось спастись.
Света говорила, что мне теперь, по закону “О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства” мне полагается личная охрана, охрана жилища и имущества, выдача новых документов, изменение внешности, изменения места работы и места жительства…
Я не слушаю приговор, у меня слёзы от воспоминаний.
Юрка вёз нас по лесу на своём «пауке». Этот огромный транспорт на надувных колёсах везде проехал, даже по болоту. Пока удалялись от хутора, я тряслась всем телом, укрывала собой бледнеющего Кирилла. Его, раненого, мотало из стороны в сторону, но он только зубы стискивал и терпел. Синеющими губами улыбался мне и слабой рукой скидывал с лица волосы.
Боже, это невыносимо!
Не знать, что с ним было дальше! И что сейчас происходит!
Мы тогда выбрались из леса, но не в населённый пункт, а в воинскую часть. Кирилла забрал местный фельдшер. А я, мокрая от крови, грязная и вымотанная переживаниями, ничего не видела и ничего не слышала.
Цеплялась за него, уже потерявшего сознание, и не могла никак отпустить.
А потом сидела под дверью медсанчасти, приятгивая недоумевающие взгляды местных. Хороша я была, наверно, грязная, вся в крови и слезах…
А потом пришел Юрка.
Я вскочила, тревожно вцепилась в его куртку, с ужасом ожидая… Страшного. Того, после чего жить не стоит уже.
— Марта, — Юрка взял моё лицо в ладони и заглянул в глаза. — Пока жив. Ты должна лететь.
— Я без него…
— Цыц! — рявкнул Кирсанов. — У тебя дело. Я уже связался с твоими… Ты обязана помочь засадить за решётку мразь. Это твой долг, как гражданина, как будущей матери и всякое такое… — он был немногословен, речи толкать не любил, надеялся, что я всё пойму. — Кирилла тоже увезут, потеря крови большая очень, но удалось остановить. Сейчас заштопают на быструю руку. Я позабочусь о нём, обещаю. Марта, я обещаю тебе.
— Обещаешь… Обещаешь… — я его не видела из-за пелены слёз, он куда-то пропал.
Я разрыдалась, вцепилась в него, не желая слушаться и уходить, но Юрка все же победил, настоял на своем.
Прижал к себе с силой на прощание, еще раз пообещал, что с Кириллом все будет хорошо... Сдал в надёжные руки неизвестных мужчин…
Господи!!!
И все.
Летели с пересадкой. Меня посадили на военный маленький самолёт, встречала сама Светка, всё кинула, как только узнала, что я вышла из тени. Подруга подумала, что я никому не стану доверять, и правильно подумала. Я вышла к ней вся чумазая, в крови, потому что отказалась умываться и переодеваться. Света у нас по кабинетам скиталась, на передовой не бывала, практически, даже на обыски ездила через раз, её Мартиша-художница в таком виде шокировала. Поэтому ещё в месте пересадки, она звонила своему полковнику и выносила ему мозг, чтобы обеспечил и защитил…
Он обеспечил и защитил, конечно…
Но разве он мог так, как Кирилл?
В себя я приходила сутки, спала только с таблетками.
Когда немного очухалась, тут же кинулась искать Кирсанова, позвонила папе. Это он нашёл мне настоящего защитника, он и должен был сказать, где искать.
И узнала, что у папы инсульт, и такой сильный, что пропала речь, отнялась правая рука… Да и что толку в руке, он не мог писать, путались мысли в голове. Врач сказал, что если тренироваться, делать специальные упражнения, то всё может восстановиться, но рука уже вряд ли…
Папу хватил удар как раз перед тем, как меня привезли. Видно, сильно перенервничал мой железный отец.
Светка не сказала об этом сразу же, потому что знала прекрасно, что я , вместо отдыха, рвану к нему, в Москву.
А папа лежал в своей же больнице, уход за ним осуществлялся самый лучший, и я разве что могла бы у кровати его постоять, и все. Никакой помощи.
Это мне потом Света объяснила так, оправдывая свое молчание.
И я даже ругаться на нее не могла, злиться не могла, зная, как сильно она из-за меня подставилась.
О том, что у папы инсульт, никто не знал.
Лечение шло в закрытом стационаре, я только по видеосвязи с ним общалась. Крепясь, чтоб не начать рыдать, когда видела его, бледного и худого, на белых больничных подушках.
Врачи давали оптимистичные прогнозы. Инсульт поймали вовремя, восстановление шло полным ходом. Работать, оперировать, он, конечно, не сможет, рука все же недостаточно крепкая теперь будет… Но сможет преподавать, сможет консультировать.
И я должна быть рядом.
Как только это все закончится…
Поэтому я воспользовалась законом о защите свидетелей. Переезд в Москву неизбежен. У меня уже новые документы на руках. Салон красоты, где я обрежу волосы и покрашу, улечу сегодня же.
По паспорту я Кирсанова Марина Николаевна. Хоть бы так…
За два месяца, что я провела в этом городе в ожидании суда, найти Кирилла так и не удалось.
Просто потому, что никаких следов не осталось!
Я не знаю, где провела почти две недели! Я не знаю, кроме имени и фамилии, ничего.
Где находился дом и хутор?
Искать засекреченную воинскую часть в тайге - вообще бесполезное дело. Ни телефонов, ни координат.
Полкану о моем прибытии сообщили по линии армии, и больше оттуда никакой информации не поступало. И пробиться было нереально.
Ни хутора, ни военной части, ни лесника. Ни его брата.
Я чуть не сошла с ума, когда осознала, что Кирсановых невозможно найти, невозможно вычислить. Никак.
Нет, я не наивная, я всё вверх дном переворачивала, Светку все же напрягала. Кирсановых Кириллов, Георгиев, Юриев по России пруд пруди, только успевай отсеивать. И бо́льшая часть их не сидит в сети. А самое печальное, что я даже отчества не знаю. И возраст… Тридцать восемь лет уже или ещё? А вдруг он решил утаить правду? Ладно, что гадать, если Кирсановы не хотят чтобы их нашли, я их не найду.
И тут в отчаянии, когда доза моих успокоительных стала пугать даже Светку, я , лёжа в её квартире без движения на диване… точнее с движением пальца по экрану планшета, наткнулась на Кита.
Нет, он не Кирсанов Никита в соцсети. Мой замечательный мальчик, который подарил мне надежду, подарил второе дыхание, был именно «Кит». На аватарке - кит с белым брюхом, выныривающий из воды, длинными плавниками касающийся морских волн.
Моему замечательному мальчику семнадцать лет и он живёт в Москве. На страничке рыжий котёнок, про которого как-то обмолвился во время одной из наших немногочисленных бесед Кирилл, и пятьдесят два комментария от девочек с возгласами восторга. Только вот незадача, в друзья к Киту не напроситься и сообщение не написать, он открыт только для избранных. Но зато его поклонницы – девушки общительные… Решила всё хорошенько обдумать. Вначале этот ад закончится, потом уеду в Москву. У нас с отцом там была квартира. Её уже продали через агентство, и я купила на новое имя похожую недалеко. Обустроюсь, проверю, как там папа, может, вернусь в университет, потому что хотела там работать. Одним словом, буду жить, а потом… Я всё равно его найду.
