Добравшись до автомобиля, я внутренне усмехнулся. Вид у эмки был очень нелепый. Куда делась её былая элегантность. Эта гордость советского автопрома сейчас была просто железным ящиком на колёсах. Шерхан, раздобыв в местном депо железные листы с несколькими, уже насверленными отверстиями, большими гвоздями прибил их к обшивке нашей эмки. При этом пробив насквозь тонкий металл корпуса эмки и внутреннюю обшивку, выступающие острые концы гвоздей он просто загнул.
— Дёшево и сердито, — подумал я, — на такой таратайке теперь ездить только по колхозным полям, да и то, местных коров жаль, увидят, доиться не будут.
Заметив меня, Асаенов вылез из салона автомобиля. Похлопав рукой по закреплённому железному листу, он спросил:
— Ну как, товарищ подполковник, получилось? Мы с местными ребятами закрепили эти 8-миллиметровые листы минут за десять. Дольше их сюда тащили, чем устанавливали, они тяжёлые, заразы.
— Нормально получилось, Наиль. Теперь, можно сказать, ты у нас — механик-водитель броневика, а я, соответственно — стрелок. Слушай, парень, не жалко тебе было уродовать свою любимую "ласточку"?
— Жалко, конечно! Но, что делать? Жизнь, она важнее, тем более, нам нужно вовремя успеть предупредить наших.
Неожиданно Шерхан хохотнул и добавил:
— К тому же, я давно мечтаю поездить на "опель-капитане", или, на худой конец, на "роллс-ройсе"!
— Да "роллс-ройс" — это же английский автомобиль!
— Ну, тогда на "ситроене"!
— А это французская машина.
— Да и хрен с ними! Нам татарам всё равно, на каких трофеях ездить, лишь бы там были мягкие сидения и вид богатый. Давно, товарищ подполковник, мы сидим без трофеев, я уж с Финской войны соскучился по буржуйским сигаретам. Германия — страна богатая, и у их офицерья, наверное, много разных интересных штучек есть. Дураки, сами лезут к нам в руки, вот мы их и потрясём немного. У меня родственников много, и каждому нужен подарок. В армии-то только я, а где у нас под Челябой найдёшь ценные вещи. Тряхнём стариной, товарищ командир?
— Тряхнём, тряхнём, Шерхан! Но только нужно сначала разбить немцев, а уже потом собирать трофеи. А вояки они грамотные, покруче чем финны будут. Да и техники у них полно, одни самолёты чего стоят. А это самое страшное — быть под бомбёжкой. Помнишь ту бомбардировку, когда бомба попала в дот лейтенанта Климова? Даже находясь в доте, ребята погибли, а у нас сейчас нет таких укрытий, только земля-матушка. Ладно, заканчиваем чесать языками. Нужно быстрей ехать в штаб 9-й авиадивизии. Ну, ты знаешь, это штаб генерала Черных.
Утвердительно гукнув, старший сержант стал забираться на своё водительское место. Я тоже залез в салон машины и начал пристраивать сбоку металлический лист. Когда мы тронулись, я посмотрел на часы, время было 0-31 ночи. На станции мы пробыли полчаса, и, как я себя убеждал, успели сделать много. По крайней мере, зенитное прикрытие на станциях железной дороги будет готово к появлению вражеских самолётов. Да и отпускники, добравшись до своих частей, поднимут там тревогу.
На середине пути нас обстреляли. Но, слава Богу, дорога не была перегорожена, а так как мы двигались с большой скоростью, граната, брошенная диверсантами, взорвалась позади нас. Они стреляли вслед машине, но железные листы, закреплённые позади сидений, защитили наши спины. Я не сделал ни одного выстрела в ответ. Времени, чтобы надрать задницы этим шавкам, совершенно не было. Цейтнот был полный, каждая минута на счету. Шерхан это тоже понимал, поэтому при первых выстрелах он сжался, выставив голову так, чтобы только видеть дорогу, и прибавил газу.
В итоге мы добрались до штаба 9 авиадивизии даже быстрее, чем, если бы ехали днём, в спокойной обстановке. И это притом, что на КПП нас мариновали минут семь перед тем, как пропустить за охраняемый периметр. Конечно, вид у нашей эмки был своеобразный и вызвал сначала у охраны подозрение, но потом, когда я переговорил со знающим меня лейтенантом, оно сменилось на улыбки красноармейцев, скрываемые с большим трудом. Когда прибыли на место, я перед выходом из машины посмотрел на часы, было 1-11, по крайней мере, какое-то время до поднятия по тревоге авиационных полков 9-й сад ещё оставалось.
Пройдя в помещение штаба, я с облегчением перевёл дух. Командир 9-й авиадивизии генерал-майор Черных находился здесь. И в штабе присутствовал не только он. Всё руководство дивизии собралось в кабинете Черных. Адъютант генерала, знающий о наших особых отношениях с комдивом, доложил мне:
— Товарищ подполковник, всё командование дивизии находится на совещании. Генерал собрал командиров из-за крайне тревожной обстановки. Сведения, поступающие из различных источников, носят угрожающий характер. К тому же, настораживает, что немецкие радиостанции минут пять назад прекратили засорять радиоэфир помехами, имитирующими атмосферные явления, и начали транслировать бравурные марши. Командиры сидят уже час и ждут распоряжений из округа. Связь очень неустойчивая, но минут двадцать назад получена шифрограмма от Павлова. Расшифровали текст не полностью, но основной смысл ясен — не поддаваться провокациям немецкой авиации.
Я прервал речь старшего лейтенанта, заявив:
— Всё ясно, Сергей! Я как раз и приехал по этому поводу. Моим радистам повезло больше, к нам поступила шифровка из самой Москвы. В ней приказано поднять бригаду по боевой тревоге, а также указано время, когда Германия нападёт на СССР. И это не будет провокацией, это начало полномасштабной войны. Мы тоже пытались связаться с округом и штабом 10-й армии, но ничего не вышло. Проводная связь отсутствует, а радиоэфир засорён помехами. Вот и пришлось мне, как обычному связному прорываться к вам, чтобы предупредить о надвигающейся войне. Кому-то другому ваш генерал вряд ли бы поверил, а я надеюсь всё-таки убедить Петровича, что это никакая не деза, а истинный приказ Генерального штаба. Так что, давай, иди и доложи о моём появлении!
Я только и успел немного привести себя в порядок, когда старший лейтенант пригласил меня пройти в кабинет Черных. В большой комнате находилось человек десять. Практически всех я знал, поэтому представляться не пришлось. Поздоровавшись за руку с генерал-майором, комиссаром дивизии и начальником штаба, остальным просто кивнул головой, я сразу же приступил к своей небольшой речи. После информации о приказе Генштаба народ молчал, переваривая мои слова, но когда я рассказал о сведениях, полученных от пленного диверсанта, посыпались вопросы. Пришлось почти дословно цитировать слова, допрошенного обер-лейтенанта. Минуты две после моих слов собравшиеся командиры обсуждали услышанную информацию, пока генерал Черных не предложил всем выйти из кабинета и дать ему возможность лично переговорить с командиром противотанковой бригады.
Когда мы остались с Черных одни в кабинете, он выбрался из-за своего стола, подошёл ко мне и протянул раскрытую пачку "Казбека". Взяв папироску, я начал её разминать, а генерал, усевшись напротив, глядя прямо мне в глаза, спросил:
— Ты понимаешь, Черкасов, что может быть, если мы нарушим предписания округа?
Я тоже, глядя прямо в его уставшие, раскрасневшиеся глаза, ответил:
— А ты, Петрович, представляешь последствия невыполнения приказа Генштаба? В Москве собрана вся разведывательная информация, и им видней, что нужно делать. К тому же, ты и сам видишь, что творится вокруг! В общем, как хочешь, я свою миссию выполнил, теперь нужно ещё предупредить штаб 10-й армии и, наконец, можно заняться своей бригадой. Кстати, её я уже поднял по боевой тревоге и подразделения начали выполнять мероприятия по плану прикрытия.
— М-да, Юра, озадачил ты меня!
Он сунул папиросу в рот и зажёг спичку, я тоже закурил свою казбечину. Так мы, молча, сидели и курили минуты три. Потом Черных, что-то решив в своей генеральской голове, потушил бычок о спичечную коробку, встал, подошёл к своему письменному столу и нажал звонок вызова адъютанта. Вошедшему старлею он приказал:
— Старший лейтенант, немедленно идите в радиоузел, связывайтесь с авиационными полками и объявляйте боевую тревогу. В 3-30 все истребительные полки должны быть в воздухе. Вторгнувшиеся в воздушное пространство СССР немецкие самолёты, немедленно сбивать. Зенитным подразделениям на аэродромах открывать огонь на поражение по любому неопознанному самолёту.
Адъютант дёрнулся было к выходу, но приостановился, когда генерал добавил:
— Да, Сергей, пригласи всех собравшихся командиров вернуться обратно в мой кабинет.
Через две минуты большая комната опять была полна народу. Лица командиров были задумчивые, серьёзные и несколько растерянные. Наверное, в коридоре они обсудили мою информацию и поняли её важность, в том числе и для своей собственной судьбы.
Черных дождался, пока все рассядутся и только потом объявил свой приказ. Люди уже были готовы к такому развитию ситуации, поэтому вопросов было минимальное количество. И все они касались конкретных дел. Окончательно поняв, что авиадивизия действительно становится на военные рельсы, и в 3-30 все исправные истребители будут подняты в воздух, я поднялся и начал прощаться. При этом предупредил присутствующих, что на дорогах сейчас организованы засады диверсантов. А так как на совещании присутствовало пять командиров авиационных полков, чьи подразделения располагались на других аэродромах, посоветовал им добираться до своих частей в сопровождении броневиков. И будет лучше, если присутствующих здесь командиров полков доставят до их аэродромов по воздуху. Попросил и мне выделить два броневика для сопровождения в Белосток до штаба 10 армии. Оказалось, что в распоряжении штаба авиадивизии сейчас имелось только три лёгких бронеавтомобиля. Один из них мне всё-таки дали. Ещё я договорился, что радиостанции дивизии будут пытаться связаться со штабами 10-й армии и 6-го мехкорпуса. Если же связь в ближайшее время не установится, то связные самолёты, которые будут доставлять командиров до их авиаполков, выкинут вымпелы в расположениях штабов самых крупных воинских соединений, в том числе будут предупреждены и 10-я армия и 6-й мехкорпус. Напоследок я попросил Черных обеспечить воздушное прикрытие передислоцируемым гаубичным полкам РГК. Согласие на это мною было получено.
