мучительное обряжание, долгий путь до реки — зато теперь на берегу Серой Воды было намного интереснее. Лодки торговцев были низкие и широкие, под завязку набитые большими тюками со всяким разным. Сами торговцы тоже оказались примечательными: невысокие, с чистыми от татуировок и очень смуглыми лицами. По крайней мере, мне показалось, что мои четлане — посветлее. Торгаши были, скажем прямо, не гигантами, но крепко скроенными, грубыми, обветренными. Они уже разворачивали на берегу циновки, выкладывали товары, а местные — кружились вокруг оживленными мухами. В основном, на диковинки посмотреть, но кое-кто планировал и сделки провернуть. В первых рядах — снова мой кровнородственный Мохечеката. Ходит, всё щупает, проверяет на качество, приценивается, о чем-то ожесточенно спорит с гостями.
Я подошел к дядюшке, поинтересовался: он тут для казны что-то закупает или как частное лицо. Оказалось: как частное. Увы! Я надеялся прилипнуть к моему толстому завскладом и прислушаться, что он делает. Что покупает, что продает. Потому что пока ценность большинства вещей мне совершенно неясна. Равно как непонятно: в чем казна сейчас нуждается, а что готова продавать. Натуральное хозяйство — крайне неудобная штука. Надо всегда иметь под рукой всё. В супермаркет тут не сходишь.
На какое-то время я тоже залип на развал ярких безделушек, но вдруг остановился. Ближе к лодкам сидели несколько человек: у каждого веревка на шее, и концы этих веревок привязаны к толстому колу, вколоченному в прибрежный песок.
Это тоже товар? Одно лицо из пленников показалось мне смутно знакомым. Да и сам паренек, что привлек мое внимание, тоже пристально смотрел на меня, тогда как остальные равнодушно пялились в землю.
«Да это же один из сородичей кособокого!» — озарило меня. Краска прилила к лицу: неужели тех бедолаг еще и ограбили по дороге? Эти купцы пиратствуют на реке?
Я требовательно махнул рукой, подзывая кого-нибудь из торговцев. Один из «гостей» спешно засеменил ко мне:
— Что ррэшить хотеть, врадыко? — криво заговорил он на четланском, раскатывая во рту глухое «р».
— Откуда этот человек у вас?
— Этот? Прроданый черовек. Все с верровка — прроданый.
— Где вы взяли его? Я знаю этого человека.
— Честно! — заломил руки торгаш. — Мы купить честно! За маис!
— Дай-ка я сам спрошу у него, — и, ожидая ответа, я двинулся вперед.
Моя неизбежная свита и охрана тут очень пригодились — торговцев сразу оттеснили, те и вякнуть не успели. Однако, моя подозрительность оказалась напрасной. Пленник и впрямь был из рода Больших Капибар. Спускаясь по реке, они встретили торговцев и продали парня за кукурузу — чтобы было с чего начинать жизнь на новом месте. Сначала предлагали детей, но торговцы их брать не хотели. В дороге ребенок может легко погибнуть — невыгодное вложение.
«Вот такие пироги с котятами, — вздохнули за ментальными дверями. — Привыкай, „император“. Твои подданные продают своих детей за мешок кукурузы… А у тебя, кстати, „на складе“ еще прошлый урожай не кончился… Барин».
Я смотрел на проданного подданного, нервно сжимая и разжимая кулаки, даже правая рука с трудом, но формировала вялый кулачок.
— Торговец! Я хочу выкупить этого человека.
— Купить, врадыко? Конечно! Но купить можно все прроданые черовек.
— Чего? — я гневно сверкнул глазами, торгаш мелко закланялся, при этом, умудряясь еще и пожимать плечами: мол, ничего не могу поделать, таковы правила.
«Вот хитрая гнида! Понял, что мне этот пленник нужен, теперь решил заработать на нём».
Я задумался. Насколько в этом мире оберегается частная собственность? Могу ли я послать этих торгашей ко всем чертям, свистнуть стражу и отобрать вообще всё? Чтобы неповадно было. Наверное, могу. И, думаю, моего приказа послушаются. Грабеж-то он всегда приятен, а отвечать за последствия придется мне. Вот только каковы будут последствия? Ну, как минимум, торгаши уедут и растрезвонят повсюду, что в Крыле офигевший «император», который грабит честных торговцев! А потому нечего туда ездить.
Я оглядел своих четлан. Как все они, а толстяк Мохечеката более прочих, с вожделением пялятся на разные товары. Мы же такой бедный народ! Я уже знал, что у нас не растет хлопок, не растет какао, нет своих залежей обсидиана — камня крови гор. Наверное, и многого другого. Живем на импорте. А мы ведь и так сидим в своем аппендиксе — в закрытой долине Серой Воды, к нам не каждый заедет. Вся торговля, видимо, по Великой реке идет.
«Так что, если дернешься — подставишь свою империю под санкции», — хихикнули задверники.
— Я куплю всех четверых, — по возможности надменно ответил я, чтобы показать: это я так захотел, а не они меня вынудили. — Мешок зерна за каждого? Мои люди принесут четыре мешка.
— Не можно! — замахал руками торговец. — Не надо маис. Многа-многа маис. Надо дрругой товарр.
Нет, ты посмотри на них! Уже на шею залезли! Может, им какао четыре мешка отсыпать? Я заозирался в поисках поддержки и поймал крайне недовольный взгляд Мохечекаты. Еще пару минут назад тучный дядюшка был полностью вовлечен в шоппинг. Яростно торговался, загружал задачами пару своих помощников, потом вообще куда-то их послал. Но чуйка казначейская заставила его насторожиться: он явно почувствовал, что кое-кто собирается заняться разбазариванием народного богатства. Прислушался, подошел поближе, а сейчас делал мне глазами, что «великой империи» четыре «проданных» нафиг не нужны!
— Есть ткань из агавы! — вспомнил вдруг я, на «складе» ее запасы измерялись десятками кусков.
Торговец услышал, задумался, потом перекинулся несколькими фразами со своими коллегами.
— Ткань — прохо, — наконец, резюмировал он. — Ручше волокно. Волокно из агава.
«Логично, — мысленно одобрил я решение торгашей. — Покупать дешевое сырье, а потом продавать уже дорогой готовый товар».
По счастью, волокно у нас тоже было.
— Значит, ты получишь четыре тюка волокна агавы. Я покупаю этих людей, — я оборотился к Мохечекате. — Дядюшка, надо распорядиться, чтобы из казны принесли требуемое.
— Я крайне сожалею, владыка, — Глиняный Толстяк был так несчастен, что ему нельзя было не поверить. — Но во дворце имеется всего три тюка волокна агавы. Очень жаль, что ты пообещал расплатиться с этими достойными людьми, но не узнал у меня сначала, что у нас имеется.
В вежливых формулах, но этот гад позорил меня прямо на глазах у всех! Краска прилила к моему лицу, наверное, я бы не сдержался, но был один момент: я точно помнил, сколько тюков агавы было на «складе». Как раз на этом пункте своего списка я и остановился, когда переписывал казну. Было тех тюков ровным счетом семь. О чем я сквозь губу сообщил своему казначею.
— Этого не может быть, владыка, — с прежней снисходительностью возразил
