Я услышал мужской голос, отвечавший Полин, и хотел уйти тем же путем, каким проник сюда, чтобы дождаться, когда она останется одна. Но тут Полин сказала:
— Когда я выйду замуж, я буду отчаянно скучать по тебе.
— Но ты же будешь время от времени приезжать сюда? — спросил мужской голос.
— Это будет совсем не то, верно?
— Господи, конечно нет! — воскликнул мужчина. — Как ты думаешь, каково мне будет знать, что в твоем распоряжении не только объятия мужа, но и дюжины других глупцов, которым ты вскружила голову так же, как и мне.
— Я никогда не считала тебя глупцом, Джим, — мягко сказала Полин. — Тебя можно назвать человеком страстным, иногда — жестоким, но никак не глупцом.
Помолчав немного, герцог продолжал:
— Я не мог двинуться с места. На смену потрясению пришло совершенно иное чувство — я испытывал невероятное отвращение. Мне стало ясно, кто сейчас с Полин — с той, перед которой я преклонялся, которую считал ангелом, спустившимся ко мне с небес. Это был слуга ее отца!
Герцог жестко добавил:
— Он служил у маркиза управляющим скаковой конюшней, прекрасно разбирался в лошадях и был великолепным наездником, но начинал службу мальчиком при конюшне.
Наступила напряженная тишина. С губ Мелиссы сорвался вопрос:
— И как вы… поступили?
При звуке ее голоса герцог вздрогнул, словно настолько погрузился в прошлое, что забыл о ее присутствии.
— Я оставил свой подарок и цветы на полу у балконной двери, — ответил он после паузы, — где она обязательно должна была их увидеть, спустился вниз и ускакал прочь.
— Вы говорили с ней… потом?
— Больше я ее никогда не видел, — ответил герцог. — Я отослал в «Газетт» уведомление о том, что наша свадьба не состоится, и уехал за границу.
— Но ведь ваш отец и родные наверняка спрашивали у вас, что произошло?
— Я им ничего не объяснял, — ответил герцог. — Полин, разумеется, все поняла, но, естественно, никому ничего не сказала. Вскоре она вышла замуж за ирландского пэра и уехала жить в Ирландию.
— Она сейчас… жива? — спросила Мелисса.
Почему-то у нее возникло такое впечатление, что леди Полин несет угрозу ее счастью.
— Нет, лет десять тому назад она погибла во время охоты, — ответил герцог.
Вновь наступила тишина, казавшаяся почти невыносимой, пока Мелисса не произнесла чуть слышно:
— Мне очень жаль… жаль, что вам пришлось пережить такое.
— Я был просто до смешного сентиментальным идиотом, — резко бросил герцог. — Это определенно излечило меня от романтических бредней!
— Не все… женщины… такие, — помолчав, сказала Мелисса.
Герцог говорил с цинизмом, которого она страшилась. Девушка сожалела, что заставила его вспомнить прошлое, оживить воспоминания о леди Полин.
Впрочем, тут же подумала она, для него, пожалуй, было лучше выговориться, а не держать все в себе, как он делал столько лет, страдая в одиночестве и презирая всех женщин из-за вероломства одной.
— Вы просили сказать вам правду, — заключил герцог. — Теперь вы ее знаете.
С этими словами он встал и вышел из салона. Оставшись одна, Мелисса сидела в каком-то оцепенении. Леди Полин нанесла жестокий удар его гордости и разрушила идеалы молодости, но мало того — даже в могиле она не оставляла его в покое. Из-за нее он стал холодным, язвительным и надменным человеком.
— Ненавижу ее! — произнесла Мелисса вслух. — Ненавижу!
Через какое-то время герцог вернулся. Он принес с собой книгу, которую они обсуждали за обедом, и заговорил обычным тоном, словно не было сказано ничего особенного и он уже забыл о своих откровениях.
Когда настало время идти спать, герцог, как обычно, поднес ее руку к губам.
Мелисса сжала его пальцы в своих.
— Вы… не сердитесь… на меня? — тихонько спросила она.
— Я же сказал, что никогда не буду на вас сердиться, — ответил он.
— Я… боялась… что это могло… случиться, — прошептала она.
— Вам не нужно ничего бояться, — ответил герцог. — Просто доверьтесь мне.
Мелисса взглянула на него и в его взгляде увидела нечто такое, от чего у нее перехватило дыхание.
Наклонив голову, он губами коснулся нежной кожи ее руки.
— Мы с вами друзья, Мелисса, и можем не бояться быть откровенными друг с другом.
— Да… друзья, — эхом повторила она.
Дверь за ним затворилась, но Мелисса долго лежала без сна. Ах, если бы у нее была волшебная палочка, чтобы залечить раны, оставленные леди Полин в его душе и сердце!
Она чувствовала себя такой маленькой, такой невежественной. В самом деле, что знала она о мужчинах, да и о женщинах вроде леди Полин? Что побудило красивую, окруженную поклонниками девушку выбрать себе такого возлюбленного? Ведь она с легкостью могла подарить свою благосклонность человеку из своей среды.
Мелисса понимала: гордость герцога страдала не только оттого, что его невеста предпочла другого. Этим человеком оказался слуга ее отца — вот что было для него самым оскорбительным, самым унизительным. Она была уверена, что даже в пору беззаботной юности в герцоге глубоко укоренилась гордость Байрамов.
Испытать подобное унижение, пусть о нем никто и не знал, — герцог никогда не сможет забыть или смириться с этим.
— Прошу тебя, Господи… научи, как помочь ему, — прошептала она и беспомощно подумала, до чего же мало она может.
С тех пор как они поженились, герцог вел себя по отношению к ней с поразительной добротой, но в этой доброте по-прежнему не чувствовалось ни тепла, ни близости.
Он был внимателен к ее желаниям; он объехал с ней свои земельные владения, объяснил, что по сложившейся традиции ей предстоит встретиться со всеми работниками и управляющими, а также с крупными фермерами-арендаторами.
Они побывали на всех фермах, причем герцог сам правил фаэтоном или двухколесным экипажем. Мелисса с неописуемым восторгом наблюдала, как ловко он справляется с лошадьми и как прекрасно в них разбирается.
Она выросла в местности, где была популярна охота верхом на лошади, и знала, что превосходного наездника мужчины здесь считают чуть ли не героем.
В общем-то Мелисса предполагала, что герцог окажется истинным корифеем там, где дело касается лошадей. Тем не менее, наблюдая, как он правит парой лошадей, запряженных цугом, или четверкой, запряженной в ряд, она замирала от восторга.
— Он лучше всех! — повторяла она не меньше дюжины раз за день.
— Через неделю-другую мы отправимся в Лондон, — сказал герцог. — Я решил, что нам следует поближе познакомиться друг с другом прежде, чем начинать устраивать приемы и подвергнуть вас суровому испытанию — встрече с моей родней.
