Он отдал ей сумку с купленной едой. Теперь оба тащили по две торбы. Когда они собрались и вышли с хутора, Октис почувствовала первую волну действия меда. Она помнила мысль о том, как похоже это на самогон. А вот дальнейшие события словно наспех стерли из памяти, оставив только обрывки и грязные следы. Она помнила какие-то свои действия, но совершенно не понимала их смысл.
***
Сначала они бежали вприпрыжку по дороге совсем как дети. Дальше дорога искривлялась, но Октис это не понравилось. Она твердо решила и дальше бежать прямо.
Потом они бежали уже по лесу. Она спотыкалась, но продолжала смеяться и перепрыгивать с ноги на ногу.
Потом им повезло: дорога простила их и вернулась под ноги, впредь послушно терпя все унижения и пинки с их стороны.
Потом Вороней и Октис оказались в объятиях друг друга. Они просто стояли и тихо обнимались посреди дороги. Октис помнила, как ей стало неожиданно спокойно, а ее щеку царапала мужская щетина.
А потом она угрожала ему кинжалом и хотела перерезать горло. Она бежала за ним, наверное, долго и в конце забыла, за кем гналась. Решила, что ее цель – небольшое деревце, стоящее на отшибе.
Это был плохо замаскированный шпион. Она начала с ним бороться. Дерево оказалось способным противником. Оно умело парировало приемы и держало удар, когда было нужно. Вороней бегал вокруг и болел за Октис. Он ожесточенно кричал:
– Убей его! Убей к Богам! Сделай это! Выполни! Нет, бей в сердце! Сразу!
В итоге, она посчитала, что переломала сложившемуся деревцу все кости, и они продолжили путешествие вновь вприпрыжку.
Они горланили песню без мотива и слов. И тут встретили какого-то одинокого пузатого мужичка с клочками волос над ушами и лысиной на макушке. Они повели вокруг него импровизированный хоровод, а Октис, наконец, изобрела мотив и слова песни:
– Вот он бочонок, полный винища-кровища... вот он бочонок... вот он бочонок... – Напевала боевым голосом Октис, наплясывая вокруг беззащитного мирянина.
Покинутый Творцами, мужичок прощался с жизнью. Он посчитал, что вот так она и закончится: беспросветно, в качестве жертвоприношения непонятного зверского обряда. И совершит его сама Смерть, представшая в истинном женском обличии. Он заплакал.
Октис увидела, что их новый приятель плачет, остановилась и замолкла. Она словно хищник приблизилась к нему. Лицом к лицу. С другой стороны Вороней ухватился за его плечи. Она внимательно смотрела на ручейки, появлявшиеся из глаз и стекающие по красным пухлым щекам.
– Отдай мне свои слезы... – Прошептал она.
Мужик онемел и испугался еще больше. А Октис только ближе придвинулась к нему, изогнула шею, и одним медленным движением слизала языком слезы с его щеки.
Как ей показалось, она получила, что хотела. Отодвинулась на прежнюю позицию. Опять уставилась на него, но удержаться уже не могла: вид испуганного мирянина теперь вызывал у нее только смех. Она начала давиться ели сдерживаясь. Побежала дальше, громко хохоча.
В итоге она поняла, что сидит в холодной речке и не знает почему. Над водой оставались только глаза. Иногда она чуть приподнималась, чтобы вдохнуть или сказать что-то Воронею. Тот так же сидел в воде и смотрел по сторонам.
– Октис, а теперь?
– Нет еще. Я точно чувствую, что что-то не так. – Сказала она и вновь погрузилась.
– А теперь?
Вскоре они просто вышли из реки обратно на дорогу и пошли вперед. Не вытираясь и не разговаривая. Им взаимно не хотелось думать и говорить о произошедшем. После долгого молчания первая фраза принадлежала все-таки Октис:
– Слушай, а ты не испортил товар?
– Ох, черви! – Вороней остановился и сгрузил сумки.
Он нервно развязывал и запускал внутрь обеих торб руки.
– Ну, в общем, меду все равно. – Он достал все горшки и слил воду. – Пусть хоть растечется – подсохнет и станет таким же. Только форму потеряет. А вот горючий порошок намок и даже впитался в мешочки. Не знаю, будет ли он действовать, но, наверно, надо высыпать и просушить. Только такие же мешочки найти. А то эти загорятся.
– Горючий порошок? Это еще что? Он может так просто загореться?
– Да, иногда может самовозгореться от трения...
– И ты носишь такое за спиной? Это же опасно!
– Ну, я и мед нес за спиной. И что оказалось опасней?
Она хмыкнула. Посмотрела, что в ее сумке. Еда, которую продал им старик, от воды не пострадала. Разве что засохший хлеб снаружи превратился в кашу, оставшись в сердцевине твердым, как камень.
– Горючий порошок – это что-то вроде лампового масла. – Объяснял Вороней. – То есть, если бы горело само масло, а не смоченный фитиль. Порошок трудно разжечь от простой искры, но иногда он сам возгорается от неправильного хранения.
– Зачем он нужен, если есть масло?
– От него больше жару. Его используют опытные кузнецы и другие – кому нужно, чтоб горело хорошо.
– Подожди. Я, кажется, видела его в действии. Его… ведающие используют…
– Ведающие? Ну что ж, если кузнецам не впихнем, будем этих искать.
Они продолжили свой путь.
– У тебя, кстати, лук сломан. – Сказал Вороней чуть погодя.
Октис одернула перекинутый через плечо лук и увидела огромную трещину. Искривилась в досаде и продолжила идти молча.
– Ну так, а чего ты его дальше несешь?
Она без эмоций посмотрела на спутника. Сняла лук и выбросила, не глядя, в реку.
– Колчан только не выкидывай...
– И не собиралась.
– Загоним или новый лук найдем.
Только когда Мать начала клониться ко сну, спутники догадались, что потеряли счет времени. Они решили сойти с дороги подальше в лес на ночлег. Собрали хвороста, устроили костер, поели. Октис привычно уже укуталась в плащ и легла спать. От усталости она мгновенно провалилась в глубокий сон.
ГорбоногИ все-таки через день она дождалась своего. Встретившаяся им группка явно играла не по правилам, к которым Октис уже начала привыкать. Их было пятеро. Среди них одна девушка, один всадник на горбоноге. Октис и Вороней сухо приветствовали их, но обратно получили вымученный ответ напополам со смешком. Встречные сразу начали давить и на словах, и на деле. Все пятеро мерили глазами не только Октис: тело и обмундирование, наполовину скрытое задвинутым на спину плащом, но и Воронея. Его явно дорогой костюм и сумки за спиной тоже привлекали внимание. Уже через пару нелепых фраз грубияны посчитали себя безмерно оскорбленными, а Вороней и Октис стали должны им всем, что у них было.
Вороней неумело отступал назад и продолжал защищаться от словесных нападок вопросом на вопрос. Это было только делом времени и Октис сбросила сумки в пыль. Сняла с пояса и там же держала в руке гасило.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
