После этих находок, шагая среди мертвых тел — мы потеряли им счет примерно на четвертой сотне — мы решили проверить еще одну очень очевидную теорию. Но не успели — Гордиян сломался, увидев «ледяное полотно» с мертвыми детьми. Хотя он уже давно дышал слишком часто, плюс его потряхивало, но я надеялся, что он справится с обуревающими чувствами. Не справился…
Что ж…
Таща за собой нарты со всем необходимым — их я потребовал сразу, первым делом подумав о том, что после еще одной встряски я могу оказаться запертым здесь — я двигался по коридору, размышляя только об одном.
Раз системы жизнеобеспечения вышли из строя, значит, у прячущихся здесь был только один вариант развития событий — очередная эвакуация. Они должны были покинуть стремительно остывающее и могущее обвалиться убежище. И плевать, что им пришлось бы выйти туда — в уже мертвый город в непосредственной близости от Столпа. Пусть это риск, но какие другие варианты? В бункере уже не отсидеться.
Но судя по количеству мертвых тел и их равномерному расположению в залах и коридорах… никакой эвакуации объявлено не было.
И раз так… возможно из этого бункера больше нет выхода?
Что-то во мне обрадованно шевельнулось и зашептало, перебивая едва-едва заметно звучащий в голове шепот Столпа — так ясно же что вход завален! Надо убираться отсюда. Затем передохнуть пару часов и двинуться наконец вверх по скале!
Усмехнувшись, я мысленным усилием оттеснил трусливого шептальщика на задворки сознания и чуть замедлил шаг. Не будем торопиться… не будем…
***
Первое время я двигался по бункеру с трудом. Психика продолжала сопротивляться нахождению в подобном месте. Все же есть в нас некий могучий инстинкт, что старается увести нас от места смерти. Это ведь был уже даже не страх, а просто нечто… зябкое… неприятное… Но стоило мне остаться одному… и как отрезало. Я разом вошел в рабочую струю, ноги заработали на автомате, в голове не осталось ничего кроме легкого белого шума. Я не размышлял. Я двигался, держась середины коридора, направляя вперед луч фонаря и таща за собой еще один источник света. Шел я прежним маршрутом, до последнего оттягивая неизбежное — встречу с выходом из подземного убежища. Но долго оттягивать не получилось и вскоре я уткнулся в неизбежное и настолько непреодолимое… что я даже не стал задумываться о способах преодолеть эту преграду.
А что тут думать, когда передо мной перекошенная подземными толчками многотонная стальная дверь, намертво встрявшая в сдавленном проеме? Высотой четыре метра, шириной около трех. Понятия не имею в какую сторону она открывается, но по законам бомбоубежищ открываться должна внутрь — если снаружи завалит, то считай ты в мышеловке, на тот случай если нет…
— Стоп… — пробормотал я, оценивающе оглядывая эту дверь с расстояния в десять метров — Стоп…
Ближе подойти я не мог физически. В этом месте два основных коридора сходились, образов квадратную унылую площадку размером в несколько теннисных кортов. Место реально унылое — серые бетонные стены, низкий потолок, такой же безликий пол, что сейчас покрыты инеем и льдом. Плюс отделенная ныне разбитыми стеклянными панелями клетушка со стальным столом и парой стульев. И дверь… и трупы… перед самой дверью небольшое пустое пространство — еще один намек, что она должна была открыться внутрь, а не уйти в стену или же отвориться наружу. А все остальное завалено трупом. Я впервые сумел понять, как на самом деле выглядит это словесное описание «завалено трупами». Тут не пройти. И не переступить — ногу поставить некуда. Вся площадка занята лежащими и сидящими замерзшими мертвыми телами. В центре нечто вроде сугроба, но стоило мне опустить луч фонаря ниже, и я понял, что снег только сверху — лежит на сшитом из кусков шатре, где столбами служат головы сидящих взрослых мертвецов, в то время как все остальное забито детскими скорбными фигурками. Все верно… пусть системы умерли, зыбкая робкая надежда на спасение все же осталась и большую часть детей перетащили к выходу, что превратился в тупик смерти. Укутывание в одеяла и одежду, прикрытие самодельным шатром… скорей всего это оттянуло неизбежное на сутки, может даже дольше…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Да нет… гораздо дольше… тут бились за выживание гораздо дольше… я это понял, когда увидел у дальней стены длинный ряд вплотную уложенную трупов. Они держались за жизнь до последнего. Первыми начали умирать больные, старые и малые. А затем пришла очередь всех остальных — уже от холода, что наконец-то проник сюда спасительным убийственным холодом. Уж лучше так, чем смерть от жажды под нескончаемый жуткий детских хрип агонии…
Передернув плечами, я глянул на циферблат термометра. Минус тридцать. Здесь на самом деле куда теплее чем снаружи — где холод чуть ли не инфернальный.
— Стоп — тихо повторил я, вспомнив о пришедший на ум мысли.
Оглядев найденный тупик последний раз, я развернулся, сдернул с места начавшие пристывать нарты, не забыв сначала дернуть за рычаг и зашагал обратно, к примеченному раньше, но пропущенному месту.
Логика…
Вопрос первый — где резервный выход? Учитывая тотальное дублирование всего и вся, отсутствие второго выхода, расположенного как можно дальше от основного, объяснить невозможно — второй выход быть обязан.
Вопрос второй — где техника? Она должна быть — судя по размеру входного проема и избыточно широким коридорам.
Вопрос третий — а где собственно ЦУБ? Аббревиатуру я выдумал сам, обозначив так «Центр Управления Бомбоубежищем» по аналогии с центром управления полетами. Я нигде не увидел заветной комнатушки с массивными консолями, экранами и креслами занятыми замерзшими трупами. Все что мне встретилось в исследованной части убежища — жилые, санитарные, складские и хозяйственные помещения. Все двери были открыты, внутри полный хаос — явно искали средства выживания. Я видел банки и контейнеры с крупами, пакеты с чем-то неизвестным, но явно съедобным. Я увидел целых две распотрошенных медпункта, причем один был снабжен еще и карантинным отсеком с прозрачными дверьми — внутри нашлись только трупы, и они явно умерли не от инфекционной болезни, а от истощения и холода. Да я в общем многое увидел… и кое-что даже забрал — неработающие странноватые зажигалки из металла, несколько невскрытых прозрачных пакетов с намертво застывшими простынями, различные декоративные украшения, четыре необычных пистолета — если их можно так назвать… Да я много чего нагреб в нарты и не собирался этим ни с кем делиться или даже кому-то показывать. Законная добыча первопроходца. Но изучая, собирая, присматриваясь… я так и не нашел центр связи. Подобная подземная структура не может обойтись без центра связи. И раз я его не нашел… значит, он может быть только в одном месте…
Через десять минут я замер рядом с мной же недавно оставленной лыжне, не забыв пристально изучить пол коридора — он был покрыт тонким слоем то ли снега, то ли многолетнего инея по всей территории убежища. Само собой, слой был нетронутым — до моего здесь появления. Видя по возвращению только свои следы, я убеждался, что абсолютно один в этом стылом могильнике. Никто не крадется за мной. Правда эта дурацкое убеждение сыграло со мной злую шутку, едва не доведя до инфаркта — примерно час назад выйдя в другой коридор, я дернулся обратно, увидев на снегу чужие куда меньшие по размеру следы… Понадобилось несколько секунд, чтобы понять — мы уже были здесь и это следы Гордияна. Так что теперь я точно знаю какие именно чувства испытал Робинзон Крузо — будь он реальным персонажем — увидев на песке след чужой босой ноги. Тогда же я, чуть придя в себя, выпив остатки чая, чтобы убрать ком с горла, хрипло произнес саму собой появившуюся цитату из Робинзона:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— И вдруг, к великому своему изумлению и ужасу, увидел след голой человеческой ноги, ясно отпечатавшийся на песке! В страшной тревоге, не чувствуя земли под ногами, поспешил я домой, в свою крепость. Мысли путались у меня в голове. Через каждые два-три шага я оглядывался. Я боялся каждого куста, каждого дерева…
