Я чувствовал легкие угрызения совести, но не предпринял ничего, чтобы их успокоить. Мне хотелось отбить у него охоту к дальнейшим визитам, а для этого, к сожалению, нужно было его унизить.
Он посмотрел мне прямо в глаза. Конечно, он был ниже меня ростом, коротконогий и коренастый, ниже ростом, чем большинство женщин моей расы. И тем не менее, когда он смотрел на меня, у меня не возникало ощущения, что он смотрел на меня снизу вверх. Я не ответил взглядом на его взгляд, с абстрактным интересом разглядывая стоящий на столе радиоприемник.
— Не следует верить всему, что здесь говорят по радио, — сказал он приятным голосом. — Пока что мне кажется, что здесь, в Мишнори, вам понадобятся информация и совет.
— У меня складывается впечатление, что здесь есть много желающих предоставить мне и то, и другое.
— Много — это хорошо, не так ли? Десять человек внушают больше доверия, чем один. Прошу прощения, я забыл, что не должен пользоваться кархидским. — И продолжал по-орготски: — Изгнанники никогда не должны пользоваться своим родным языком, в их устах он слишком горько звучит. Кроме того, я полагаю, что этот язык больше приличествует изменнику, потому что он стекает с губ, как сироп. Господин Ай, я имею право выразить вам свою благодарность. Вы оказали услугу не только мне, но и моему давнему другу и кеммерингу Эше Форету. Поэтому от себя лично и от его имени я воспользуюсь этим правом. Моя благодарность будет иметь форму совета. — Он умолк. Я молчал тоже. Мне никогда не доводилось слышать от него таких слов, исполненных изысканной и горькой учтивости, и я не имел понятия, что бы это могло означать.
— Здесь, в Мишнори, вы являетесь некоей величиной, — продолжал он, — которой вы отнюдь не были в Эргенранге. Там говорили, что вы есть, здесь будут утверждать, что вас нет. Вы являетесь орудием в руках некоей фракции. Вам необходимо внимательно следить за тем, каким именно образом позволите вы себя использовать. Я советую вам установить, кто принадлежит к враждебной фракции, и ни в коем случае не позволить им себя использовать, потому что они не сделают этого с добрыми намерениями.
Он умолк. Мне очень хотелось потребовать, чтобы он уточнил свои слова, но он уже сказал:
— До свидания, господин Ай, — повернулся и вышел из комнаты. Я был ошеломлен. Этот человек походил на удар электрическим током: непонятно было, что же произошло и что делать дальше.
Разумеется, он совершенно испортил мне настроение и ощущение безмятежного самодовольства, в котором я пребывал за завтраком. Я снова подошел к узкой щели окна и выглянул наружу.
Я выглянул из окна и увидел хлопья снега, кружащиеся в воздухе. Снег теперь падал как будто реже. Он проносился белыми облаками, и его хлопья кружились, как осыпающиеся лепестки цветущих вишен в садах моей родины, когда весенний ветер несет над зелеными холмами Борланда, на Земле, на прекрасной теплой Земле, где деревья весной окутываются облаками цветов. Меня мгновенно охватило чувство угнетенности и отчаянная тоска по дому. Два года я провел на этой проклятой планете, и вот уже начинается третья зима, не дождавшись, чтобы закончилась осень. Впереди — долгие месяцы непрестанного холода, льда, ветра, дождя, снега с дождем и дождя со снегом, холода внутри, холода снаружи, холода, пронизывающего до костей и до мозга костей. И всегда, постоянно и неизменно один, чужой, предоставленный самому себе. И никого рядом, ни единого человека, которому можно бы доверять. Бедный, бедный Генли. Может, расплакаться? Я увидел, как там, внизу, Эстравен вышел из дома на улицу — темная фигура, укороченная перспективой и тем углом зрения, под которым она была мне видна, неясный силуэт в однообразной, размывающей сероватой белизне снега. Он огляделся, подтянул пояс своего хиеба (он был без плаща) и двинулся по улице шагом, полным привлекательности и ловкости, и с такой энергией, что в это мгновение он казался единственным по-настоящему живым существом в Мишнори.
Я отошел от окна и вернулся в теплую комнату. Почему-то сейчас этот уют, комфорт и даже роскошь моего жилища показались мне затхлыми и располагающими к праздности — все эти обогреватели, мягкие кресла, кровать, устланная меховыми одеялами, ковры и драпировки.
Я закутался в зимний, подбитый мехом плащ и вышел прогуляться — в мрачном настроении, в такой же мрачный мир.
Сегодня мне предстояло обедать вместе с сотрапезниками Оубсли, Йегеем и другими особами, с которыми я познакомился предыдущим вечером. Кроме того, мне предстояло познакомиться еще с несколькими новыми людьми. Ранний обед обычно проходит у буфета, стоя, возможно, для того, чтобы у человека не возникало ощущения, что он целый день провел за столом. Тем не менее, в этот раз стол был празднично накрыт, закуски были ошеломляюще разнообразными — восемнадцать или двадцать холодных и горячих блюд, главным образом из яиц субе и хлебных яблок. При закусках, до того момента, когда вступает в силу табу, касающееся разговоров на серьезные темы, Оубсли, накладывая себе на тарелку гору яичницы, сказал мне:
— Вот тот тип, которого зовут Мерсен, — шпион из Эргенранга, а тот, Гаум, явный агент Сарфа. — Сказал он это очень легким тоном, после чего рассмеялся, будто сказал что-то остроумное, и передвинулся к блюду с маринованной рыбой.
Я понятия не имел, что такое Сарф.
Когда начали усаживаться за стол, вошел какой-то молодой человек и шепнул что-то хозяину приема Йегею, который сразу же обратился к нам.
— Новости из Кархида, — сказал он. — Король Аргавен сегодня утром разрешился от бремени, но ребенок через час умер.
Сначала воцарилась тишина, но она сразу же сменилась шумом голосов, и красивый молодой человек по имени Гаум поднял руку со словами:
— Пусть же все короли Кархида живут так долго! Некоторые выпили с ним вместе, большинство же присутствующих не выпило.
— Во имя Меше, смеяться над смертью ребенка! — произнес толстый старец, одетый в пурпур, тяжело усаживаясь рядом со мной с выражением осуждения на лице.
Началась жаркая дискуссия по поводу того, кого именно из своих сыновей от кеммерингов Аргавен может назначить наследником престола, потому что ему уже далеко за сорок и вряд ли он может теперь рассчитывать на потомка от собственного лона, и как долго он полагает оставить Тайба в должности регента. Одни считали, что регентство будет отменено немедленно, другие выражали в этом сомнение.
— А что вы думаете об этом, господин Ай? — спросил человек по имени Мерсен, которого Оубсли определил как кархидского агента и, следовательно, одного из людей Тайба. — Вы ведь только что прибыли из Эргенранга. Что же там говорят в связи с распространяющимися слухами, что Аргавен фактически отрекся от престола без оглашения этого факта и передал сани кузену?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
