Я специально акцентирую внимание на профессионализме Советов. Ибо нынешние так называемые «профессиональные парламенты» на самом деле отличаются крайним непрофессионализмом. Законы, которые они принимают, разрабатываются, за редким исключением, отнюдь не депутатами в комитетах и комиссиях парламента, поэтому парламентарии смутно представляют себе, о чем в них идет речь. Они весьма далеки от тех проблем, которых эти законы касаются, а сами законы - от реальных потребностей жизни. Профессиональны они лишь в том, что касается усиления собственной власти и расширения собственных привилегий. Такой казус, как мебельщик в роли министра обороны, а вчерашняя цветочница - в роли вице-премьера, в советской системе власти был совершено невозможен.
//__ * * * __//
Возвратимся, однако, к Ореховскому. Если верить ему, между политическими системами социализма и капитализма нет принципиальных различий. Автор потому и заключает «капиталистическую» и «социалистическую» демократию в кавычки, чтобы подчеркнуть их полнейшую идентичность. «Однако экономическое устройство, - говорит он, - различается принципиально». Это, конечно, так. Вопрос в том, зачем эта тривиальность потребовалась автору. А вот зачем. Ореховский силится доказать, что трудности, с которыми столкнулась экономика СССР в 70-е годы, и те, с которыми столкнулась экономика сегодняшней России, - это в сущности одни и те же трудности. Наличие этих одинаковых трудностей в условиях разных экономических систем при идентичности систем политических, по мысли автора, «демонстрирует ошибочность вульгарного экономического детерминизма». А раз так, то о каком глобальном кризисе мировой капиталистической экономики можно вести речь, если социализм столкнулся с теми же самыми проблемами? Причину кризисов нужно искать не в экономике, не в системе экономических отношений, а в иной плоскости.
И автор делает в этом направлении первые шаги, рассматривая принципы обмена при капитализме и социализме. Обмен при капитализме, говорит он, носит рыночный характер, где субъекты обмена совершенно равны, а потому и обмен эквивалентен. При социализме обмен носит иерархический характер, в основе которого «лежит система статусов». В нем субъекты обмена не равны, а потому и обмен не эквивалентен: «субъект более высокого статуса получает ренту, связанную с его социальным положением». Поскольку в России, сокрушается Ореховский, «сохраняется прежняя, распределительная экономика, к капитализму перейти не удалось. И не удастся...»
Итак, «больше капитализма»! Больше рыночной экономики, где субъекты обладают одинаковым статусом, а потому обмен эквивалентен. И это пишет доктор экономических наук! Да слышал ли он о принципе социализма: «От каждого по способности, каждому по труду»? Причем же здесь «система статусов»? Да, этот принцип социализма часто нарушался. Ну а рыночный обмен всегда эквивалентен? Слышал ли автор о таком явлении капиталистической экономики, как монополия? А «обмен» между работодателем и рабочим - он, конечно же, эталон эквивалентного обмена. И капитализм, конечно же, не знает «системы статусов». И статусы эти, конечно же, не находится ни в какой зависимости от величины капитала.
Противопоставление капиталистической формы обмена как эквивалентной социалистической как неэквивалентной - новшество весьма сомнительного свойства. Хотя вполне объяснимое в контексте той массированной кампании против разного рода «льгот», тяжким бременем лежащих на плечах «эффективных собственников». По поводу этой грязной кампании хотелось бы заметить «эффективным собственникам»: это не «льготники» и пенсионеры сидят на вашей шее. Это вы сидите на шее «льготников» и пенсионеров, паразитируя на их овеществленном труде. Пока вы не построили ни одного завода, не окультурили ни одного гектара земли. Сосете «трубу». Что делать станете, когда у матери-земли пропадут нефть и газ? Куда стопы свои направите? Впрочем, если мне не изменяет память, нынешний премьер, еще будучи президентом, поставил стратегическую задачу: превратить Россию в великую энерго-сырьевую державу. Что вызвало бурные аплодисменты «цивилизованного общества». Правда, сопровождаемые почему-то гомерическим хохотом. При такой экономической стратегии какая уж тут модернизация, какие инновации. Однако о них мы говорим в связи с заключительной частью статьи профессора Ореховского.
Ореховский предлагает различать два типа поведения экономических субъектов. Первый, «ориентированный на занятие статуса, дающего право на получение определенного стабильного дохода, непосредственно не зависящего от напряженности трудовых усилий или предпринимательской деятельности субъекта». Такой тип поведения автор называет «рентоориентированным». Второй тип нацелен «на получение дохода путем увеличения интенсивности труда или предпринимательских усилий». Его автор называет «производительным». И именно этот, второй тип поведения является, по его мнению, инновационным, в то время как первый, напротив, консервативным. Его консервативный, охранительный характер, будучи предопределен «законом экономии энергии» (если можно так сказать), усугубляется еще и тем, что «инновации требуют перераспределения ресурсов, а следовательно - власти, и в конечном счете ломают сложившиеся коммуникации и подрывают статусы», т. е. самым существенным образом затрагивают интересы «рентоориентированных субъектов хозяйствования».
От чего же зависит тот или иной тип поведения, чем он детерминирован? Автор напрямую об этом не говорит. Но в этом нет и необходимости. Разве вы позабыли уже, что распределение при капитализме носит рыночный характер, а при социализме - иерархический, основанный на «системе статусов», что первый обмен - эквивалентный, а второй - неэквивалентный, предполагающий дополнительную ренту на статус? Или вы думаете, что преимущество капитализма ограничивается сферой обмена и не затрагивает всю систему экономических (и не только экономических) общественных отношений? Тогда вы ничего не понимаете ни в капитализме, ни в социализме. Социалистическая экономика с ее «ничейной» (М. Горбачев) собственностью на средства производства лишена, по мнению Ореховского (взятому, правда, напрокат у Хайека и Мизиса), экономических стимулов для своего развития, в ней здоровый частный экономический интерес подменен суррогатом «статусов», а «производительное поведение» - поведением «рентоориентированным». Рентоориентированные субъекты хозяйствования» в силу своего статуса являются противниками каких бы то ни было инноваций, ибо любая инновация грозит их привилегированному положению в социальной иерархии. «То, что абстрактное большинство или общество в целом получит от инноваций общую выгоду, - поясняет автор свою мысль, - вряд ли может служить для меньшинства аргументом для отказа от своих преимуществ». И напротив, «субъекты с производительным поведением постоянно генерируют инновации, связанные с производством символического капитала и его перераспределением».
Отсюда должно быть ясно, что брежневский «застой» не был случайностью, платой за геронтократию, он был фатально запрограммирован самой природой социалистической экономики. «Сырьевая ориентация» современной российской экономики имеет, по мнению автора, ту же причину: не капиталистический, не рыночный, а распределительный ее характер. Тот, кто видит путь модернизации экономики России в реприватизации важнейших стратегических хозяйственных объектов, в том числе в сфере добывающей и оборонной промышленности, глубоко ошибается. В смысле инноваций это ничего не даст. Ибо только человек с «производительным поведением», он же «эффективный собственник», был и остается подлинным субъектом инновационного развития. Поэтому не «меньше капитализма», а, напротив, «больше капитализма» - вот магистральная дорога России к модернизации и процветанию.
Президентский лозунг «Вперед, Россия!» в его конкретном наполнении и должен звучать так: «Вперед к окончательной победе капитализма!»
В интересах истины я должен признать, что в такой откровенно обнаженной форме автор всего этого не утверждает. Более того, он всячески камуфлирует идеологию своей статьи. Именно поэтому после всего сказанного, не оставляющего ни малейшего сомнения в том, где следует искать источник инноваций, а где - их тормоз, автор вдруг задается тем же вопросом, который был поставлен мной выше: «что определяет выбор между двумя типами поведения?» И начинает глубокомысленно гадать: определяет ли его соответствующая политика государства или он «задается экзогенно, уже сделанным когда-то выбором важнейших культурных и этических ценностей (например, доминирующими религиями - православием и исламом в российском случае)?» Но зачем же гадать? Разве мы уже не слышали ответ? Кто же, как не Ореховский, убеждал нас, что есть два типа распределения: рыночный, эквивалентный, и иерархический, статусный? И разве не этими двумя типами распределения, по его мнению, детерминируется наличие двух типов поведения «экономических субъектов»? Наконец, разве не Ореховский, вкупе и влюбе с Хайеком и Мизесом, ставит марксизму на вид, что тот игнорировал отсутствие у «передового класса» мотивации к инновациям при социализме? Такв чем же дело и об чем шум? А дело в том, что очень уж хочется автору убедить читателя, что «сами по себе политические и экономические институты не могут гарантировать инновационного развития». Но тогда что может? Формы образования и науки, отвечает Ореховский. Важнейшими факторами, предопределяющими инновационное развитие (или его отсутствие), говорит он, «являются формы образования и науки, включая их связи с бизнесом и государством». Признаюсь, это откровение лично меня повергло в крайнее недоумение. Как же так? Разве наука и образование - это особое царство, живущее своей замкнутой, автономной жизнью, а не компонент общественной жизни, подчиненный законам экономики и политики? И разве не экономика и политика определяют, в конечном счете, формы организации образования и науки, стратегию их развития? Но об этом - ниже.
