– Наталья Ивановна, что вы знаете об отношениях Илоны и Полесиной? – вежливо повторил его «лабрадор».
– Кто такая Полесина? – удивилась Наташа. – А, Ольга Степановна! Кажется, они не ладили. Во всяком случае Ольга Степановна жаловалась, что Илона плохо работает.
– А она и в самом деле плохо работала?
– По-моему, да, – пожала плечами Наташа. – Видите ли, я свою комнату сама убираю. Мне просто кажется, что такая молодая девушка и еще такая… как бы вам сказать… такая амбициозная по определению не может делать работу уборщицы качественно. У нее голова занята другим.
– Чем же?
– Мужчинами, – искренне ответила Наташа. – Илона хотела, как многие молодые и красивые девушки, поймать богатого жениха. Эдик для нее бы подошел, но у Эдика, видите ли, есть жена, которую он любит. Поэтому Илона переключилась на секретаря госпожи Гольц и на Игоря Сергеевича. Однако я не знаю, что у нее получилось.
– Откуда такая осведомленность, Наталья Ивановна? – прищурился Бабкин. – И, кстати, вы не боялись, что она уведет у вас мужа? Илона Ветрова была девушка молодая, очень броская…
– А я пожилая и страшная? – рассмеялась Наташа, и Сергей неожиданно улыбнулся. Смех у нее был заразительный. – Конечно, по сравнению с Илоной я проигрываю. Но только для тех, кому нужны броские и молодые. А такие, знаете ли, нужны не всем. Вот мой муж, например, любит маленьких и домашних, а подобных Илоне он боится. И правильно делает. Она была зубастенькая девочка, понимаете? До тигрицы недотягивала, но вот щучкой я бы ее назвала.
«Интересно, Наталья Ивановна, а сами-то вы кто? – усмехнулся про себя Бабкин. – Приехали в Питер из глубокой провинции – то ли из Костромы, то ли из Рязани, нашли себе Эдуарда Гольца, который со временем унаследует бизнес маменьки, и благополучно окрутили его. Обеспечили своему сыну неплохое будущее».
– Кстати, если вы думаете, что я ничем не отличаюсь от бедной Илоны, – как бы прочитав его мысли, продолжила Наташа, – то ошибаетесь. Вы мне нравитесь, и поэтому хочется вам сразу объяснить. Разница заключается в том, что я очень люблю своего мужа. Если бы Илона чем-то угрожала его жизни или жизни моего сына, то я бы ее, наверное, убила. Но она не угрожала.
Слова «я бы ее, наверное, убила» она произнесла очень просто, без малейшей рисовки, и Бабкин понял: собеседница говорит искренне. И так же, как он поверил старику Боброву, Сергей сейчас поверил ей. По всему было видно: симпатичная маленькая женщина действительно любила своего мужа. Она действительно могла бы убить Илону и именно поэтому, скорее всего, не убивала.
– Слишком много претендентов на убийство, – проворчал Бабкин вслух.
– Да, – спокойно отозвалась Наташа. – Илону здесь не любили. Для меня загадка, зачем Евгения Генриховна держала ее в доме. Может быть, именно поэтому.
– Именно почему? – не понял Бабкин.
– Именно потому, что ее не любили. Или потому, что Илона была хорошим Знаком для моей свекрови.
Увидев непонимание на лице детектива, Наташа рассказала ему о привычке Евгении Генриховны трактовать различные явления жизни и вещи, на которые наталкивается взгляд, как указующие символы. От жены Эдуарда Гольца Бабкин вышел, ощущая, что голова у него пухнет, но толку от почерпнутой информации не было никакого.
– Я Винни-Пух, – негромко сказал себе Бабкин, спускаясь по лестнице. – Я Винни-Пух, и дома меня ждет много меду.
Он бросил взгляд вниз и увидел последнего кандидата на собеседование – домашнего метрдотеля Полесину. Женщина стояла в холле с кувшином в руке и смотрела на него дикими глазами.
Когда Ольга Степановна увидела спускающегося по лестнице здоровенного мужика, бормочущего про то, что он Винни-Пух, ей показалось, что весь дом сошел с ума. Последнее время она нервничала, чуть не перепутала соль с сахаром, готовя салат, и все валилось у нее из рук. Чтобы успокоиться, она решила полить цветы, взяла кувшин и вышла в гостиную. И тут, как назло, возник сыщик, нанятый Женечкой непонятно зачем. Ведь есть же прокуратура! И следователь ее уже допрашивал! А теперь снова предстоит вспоминать, как она нашла Илону, да еще и рассказывать о том ужасе человеку, который слегка не в своем уме. Господи, за что же такое наказание…
– Ольга Степановна, какие у вас были отношения с Илоной Ветровой? – стараясь говорить мягко, приступил к разговору Бабкин, усевшись на один из мягких стульев.
– Ой, плохие у нас были отношения, плохие! – махнула рукой Ольга Степановна. – Вот сейчас вспоминаю, самой стыдно становится. И ругала я ее, и бранила, да все без толку.
И женщина подробно рассказала, чем Илона выводила ее из себя. Все это сыщик уже знал от жены Эдуарда Гольца, ничего нового повариха ему пока не сообщила.
– Скажите, – прервал он ее рассказ, внимательно глядя на Ольгу Степановну, – а почему вы несколько раз плакали после разговоров с Илоной?
Женщина покраснела и нахмурилась.
– Господи, да глупость такая, что даже и говорить стыдно. Понимаете, я Илону все ругала и ругала, просила ее нормально в доме убираться, а она ни в какую. Я уже сердито стала с ней разговаривать, а она возьми да скажи мне: ты, мол, ко мне так пристаешь, потому что к Георгию ревнуешь. Георгий – это секретарь нашей Женечки. Я сначала даже и не поняла, о чем она. Потом уж дошло. А она смеется еще так, будто я и в самом деле… В общем, довела меня до слез. Мы о таких вещах даже и не думали, а она вслух, да еще словами такими, знаете…
Бабкин кивнул. Он легко мог представить, что могла сказать девушка по поводу отношений Ольги Степановны и Мальчика Жоры.
– И потом еще один раз было, – продолжала Ольга Степановна. – Опять я ее укорила за что-то, даже пригрозила Женечке пожаловаться. Хотя я уж и жаловалась, да толку никакого не было. А Илона опять про то же. Да так зло говорила, я и не ожидала!
– А что именно она сказала? – уточнил Бабкин.
– Стыдно повторять, – смутилась женщина. – Сказала, что я от старости на всех подряд вешаюсь. Что хочется мне в кои-то веки мужика нормального. И еще что-то говорила, только я уже не слушала. Я, грешным делом, после подумала, как бы мне извести ее из дома. Только вот как страшно все решилось, правда?
Бабкин кивнул, подумав, что Илона Ветрова, кем бы она ни была, сделала все, чтобы приблизить свою смерть. В особняке не было ни одного человека, который сказал бы о ней хоть одно доброе слово. Правда, у него впереди встреча с матерью и сыном Гольц. Может быть, хоть от них он услышит, почему же Илона Ветрова все-таки работала в этом доме. «А если повезет, то услышу, и почему умерла», – мелькнула мысль.
* * *
Девушку несли на руках «охранники». Они бежали друг рядом с другом, как-то по-особому переплетя руки, а она болталась между ними, держась за их потные шеи. Время от времени она проваливалась то ли в сон, то ли в забытье, и тогда ей начинало сниться, что она едет в карете, как мечталось маленькой девочкой, но почему-то ей это совершенно не нравится. И она кричит, просит кучера остановить бешено мчащихся лошадей, но тот оборачивает к ней лицо, и она с ужасом видит безумный взгляд, устремленный на нее. Упряжка мчится быстрее и быстрее, а когда она пытается выскочить, то обнаруживает, что дверцы заперты.
Девушку тряхнули, и она открыла глаза. Вокруг по-прежнему был лес. Он тревожно шумел, деревья качались от ветра и скрипели. Неожиданно ее аккуратно опустили на траву, рядом раздался голос Данилы. Остальные Безымянные доставали спальные мешки, укладывались спать, не разводя костер.
– До рассвета всего три часа осталось, – услышала она голос Данилы совсем рядом. – Вы оба отдохните. И она пускай отдохнет.
Ничего не соображающую девушку приподняли, потом опять положили, перевернули на живот, и спине вдруг стало невыносимо больно. Она хотела закричать, но тут боль прошла. Она почувствовала что-то мягкое и догадалась, что это вата.
«Раны перевязывают, – поняла она. – Зачем? Глупость какая. Все равно мы умрем». Но боль, мучившая ее, стала немного меньше. Сильные руки бесцеремонно перевернули ее на бок, сверху что-то легло, и вдруг стало тепло. Не успев ни о чем подумать, девушка провалилась в глубокий черный сон.
Утром, как только она открыла глаза, ее вывернуло наизнанку – она еле успела высунуться из-под одеяла. Безымянный, сидевший настороже, бросил на нее невыразительный взгляд и отвернулся. Она попыталась встать, но тут «охранник», спавший рядом с ней, поднял голову, и она заползла обратно под одеяло. Лагерь просыпался. Сумерки быстро рассеивались, и стволы деревьев виднелись все четче и четче. Вокруг стояли высокие сосны, и солнце уже золотило их верхушки. На траве лежала роса.
– Поднимайся, – раздался рядом голос, и девушка со стоном откинула одеяло. «Хорошо, что ночь была теплая», – мелькнуло у нее в голове, но потом она поняла, что это неважно.
Быстро перекусив хлебом и запив его водой, которую взяли у хозяина дома в деревне, паломники собрались вокруг Данилы. Сейчас на всех были прежние плащи, и они приготовились к чему-то важному. На девушку, сидевшую в стороне прямо на земле, никто не обращал внимания, но она понимала, что бежать ей не удастся.
